27 января исполнилось 79 лет со дня полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады
Алексей Серяков, врач, судебно-медицинский эксперт, краевед
Уже через три месяца после начала войны, 22 сентября 1941 года, начальником штаба военно-морских сил Германии была издана директива № 1601 – «Будущее города Петербурга» («Die Zukunft der Stadt Petersburg»), где говорилось:
«...Фюрер принял решение стереть город Ленинград с лица Земли. После поражения Советской России дальнейшее существование этого крупнейшего населённого пункта не представляет никакого интереса… Предполагается окружить город тесным кольцом и путём обстрела из артиллерии всех калибров и беспрерывной бомбёжки с воздуха сравнять его с землёй. Если вследствие создавшегося в городе положения будут заявлены просьбы о сдаче, они будут отвергнуты, так как проблемы, связанные с пребыванием в городе населения и его продовольственным снабжением, не могут и не должны нами решаться. В этой войне, ведущейся за право на существование, мы не заинтересованы в сохранении хотя бы части населения...»
Блокадный хлеб
Осенью начались массированные обстрелы и бомбёжки города. Было сброшено несколько тысяч зажигательных бомб с целью вызвать массовые пожары, особенно на складах с продовольствием. Удалось разбомбить Бадаевские склады, где находились значительные запасы продовольствия. Снижение норм выдачи продуктов впервые произошло 2 сентября.
В начале блокады хлеб пекли из смеси ржаной, овсяной, ячменной, соевой и солодовой муки. Через месяц к этой смеси стали добавлять льняной жмых, отруби и муку из затхлого зерна. А еще месяц спустя тесто делали из целлюлозы, хлопкового жмыха, мучной сметки (сметали мучную пыль со стен довоенных мукомольных комбинатов), вытряски из мешков кукурузной и ржаной муки, с добавлением березовых почек и сосновой коры.
Когда была в наличии, использовалась коревая мука (от слова корка). Когда в Ладоге тонули машины, везшие муку в блокадный город, ночью специальные бригады крючьями на веревках поднимали из воды мешки. Иногда мука находилась под водой больше двух недель. В середине такого мешка какое-то количество муки было сухим, а внешняя промокшая часть при высыхании схватывалась, превращаясь в твердую корку. Эти корки разбивали на куски, а затем измельчали и перемалывали. Эта коревая мука давала возможность значительно сократить количество других малосъедобных добавок в блокадном хлебе. При выпечке этого хлеба формы для выпечки смазывали соляровым маслом (другого не было). И этого хлеба полагалось всего 125 граммов на человека в сутки!
«Бедный ленинградский ломтик хлеба – он почти не весит на руке...» (Ольга Берггольц)
Хлеб стал символом жизни и смерти в блокированном фашистами городе. В прошлой статье я писал об известном профессоре Евгении Степановиче Мишине (1945 г.р.). В 2003 году он создал при кафедре судебной медицины Мечниковского университета первый в России и в мире общественный научно-просветительный Центр танатологии. Доктор медицинских наук, интеллектуал, интереснейший собеседник.
Одна из комнат музея посвящена медикам блокадного Ленинграда. Центральный объект экспозиции – разделенный на три части ломтик блокадного хлеба выпечки 20 ноября 1941 года. У этого хлеба удивительная и трогательная история, связанная с жизнью известных ленинградских профессоров, супругов Николая Федоровича Галанина (1893–1960, член-корреспондент Академии медицинских наук СССР) и Евгении Цезаревны Андреевой-Галаниной (1888–1975). По распоряжению командования Военно-медицинской академии им. С.М. Кирова они подлежали эвакуации в город Самарканд, а дочь с внуком Василием остались в блокированном городе.
В день отъезда бабушки 21 ноября 1941 года пятилетний внук отдал ей свой блокадный паек хлеба, чтобы она в дороге не умерла от голода. Евгения Цезаревна завернула хлеб в оберточную бумагу, на которой красным карандашом написала: «Хлеб дал Васютка нам на дорогу 21.ХI.41». Вместе с ней хлеб проделал путь через всю страну. После реэвакуации в 1944 году она всю жизнь хранила в ящике письменного стола драгоценный кусочек блокадного хлеба. За свои научные труды была награждена орденом Ленина.
По окончании войны Васютка окончил ЛИТМО, затем аспирантуру, работал в Оптическом институте им. Вавилова. 13 мая 2008 года Василий Иванович Минишки передал бесценную семейную реликвию в Музей судебной медицины.
Военный прокурор Ленинграда
Более 25 лет назад судьба свела меня с легендарным судебным медиком –Олегом Антоновичем Панфиленко (1922 г.р.). Подтянутый, высокий, с военной выправкой, участник Великой Отечественной войны. Почти 50 лет был бессменным Ученым секретарем вначале НИИ судебной медицины Минздрава СССР, в последующем ФГБУ «Российский центр судебно-медицинской экспертизы». Автор многочисленных научных работ, эрудированный ученый. Несколько лет назад, собирая материалы о медиках блокадного Ленинграда, спросил у Олега Антоновича про его отца, который в трудную зиму 1941–1942 годов был военным прокурором в Ленинграде. Отец не очень любил вспоминать события тех дней, но кое-что удалось узнать...
Антон Иванович Панфиленко (1898 г.р.). С началом войны – военный прокурор Калининского фронта, затем военный прокурор 10 отдела армии (1941 г.), с 7 декабря 1941 года – военный прокурор Ленинграда, бригадный военный юрист (полковник юстиции). Ему достался самый тяжелый период начала войны и Ленинградской блокады.
В эти дни решалась судьба города на Неве – быть или не быть, а потому в городе активно закопошилась и всякая нечисть.
Резко выросла преступность, в том числе мародерство и бандитизм, появились случаи людоедства. В декабре 1941 г. за поедание человеческого мяса были арестованы 26 человек, в январе 1942 г. - уже 366 человек, а в феврале за первые 15 дней были задержаны почти 500 людоедов.
В действительности каннибалы в основном поедали трупы ранее умерших или замерзших на улице людей и редко совершали убийства ради еды. Но при этом, что самое ужасное, человеческое мясо стало продаваться на рынках. Ленинградская прокуратура решила квалифицировать каннибализм по статье 59-3 УК РСФСР «Бандитизм» (т.к. статьи за каннибализм не было) со всеми вытекающими отсюда последствиями.
В условиях военного времени и блокады это позволяло расстреливать таких бандитов на месте преступления или же приговаривать к высшей мере наказания в суде.
В докладной записке военного прокурора А.И. Панфиленко от 21 февраля 1942 г. приводились подробные данные о возрасте и социальном составе лиц, привлеченных по этой статье, об их образовании и т.п. Только небольшой процент их составляли коренные жители города ( большая часть – приезжие и эвакуированные в Ленинград в начале войны); неграмотные и малограмотные составляли 92,5 процента всех обвиняемых. Среди них не было ни одного верующего человека... Всего за ноябрь 1941 – декабрь 1942 г. за убийство с целью людоедства, каннибализм и продажу человеческого мяса было арестовано 2057 человек. Благодаря таким жестким мерам уже к началу 1943 года такие случаи практически прекратились.
В июле 1941 – сентябре 1942 г. в Ленинграде и его неоккупированных окрестностях были арестованы 22 166 преступников, ликвидировано 66 банд, 403 воровских и "хищнических" группы, 183 группы спекулянтов. За это время в Ленинграде число осужденных за бандитизм и разбой составило 940 человек, за грабежи – 1885, и за убийства – 206 человек.
В первой половине 42-го года значительное распространение получили такие преступления, как убийства и покушения на убийства с целью овладения продовольственными карточками и продуктами питания. За кражи были арестованы и осуждены 11 378 человек. Главным образом воровали из квартир эвакуированных и призванных в Красную Армию граждан.
Органы НКВД изъяли у питерских спекулянтов и воров 9,5 миллиона рублей наличных денег, 41 215 рублей золотой монетой, почти 70 кг золота, полтонны серебра, 1537 бриллиантов, 1295 золотых часов,483 тонны продуктов питания! Уже одни эти цифры говорят о том, что уровень жизни в блокадном Ленинграде у разных людей сильно отличался.
У бандитов был обнаружен большой арсенал оружия, коим можно было вооружить полдивизии: 1113 винтовок, 820 ручных гранат, 631 револьвер и пистолет, десять автоматов и три пулемета, а также почти 70 тысяч патронов.
Суммарно же с июля 1941 по сентябрь 1942 г. в Ленинграде были осуждены 31 740 человек. При этом к высшей мере наказания – расстрелу – приговорили 5360, то есть каждого шестого.
Салют
Как правило, никто из блокадников не любил вспоминать те страшные дни. Однажды у знакомой старушки спросили: «Но ведь было и радостное что-то, какие-то светлые моменты?». Она задумалась.
– Что-то было конечно, когда блокаду сняли, салют был. Столько народу пришло! Все обнимались... Когда погоны снова ввели, почему-то все решили, что скоро все изменится. Как-то к нам домой зашел молоденький старший лейтенант, за которым я ухаживала в госпитале. Принес буханку хлеба, банку тушенки, несколько кусочков сахара. Зашел в квартиру, снимает полушубок, а на нем золотые погоны. Мама обомлела и так растерялась, что сказала гостю по-французски: «Проходите в комнату, поручик». «Мерси», – ответил остроумный паренек.
В январе 1944 года в Ленинграде разом заменили все названия площадей и улиц, связанные с революционным движением. Набережная 9 января снова стала Дворцовой, площадь Урицкого – Дворцовой, проспект 25 октября – Невским, улица Розы Люксембург – Введенской. Даже проспекту Ленина заменили название, правда, он не стал, как прежде, Петровским, а стал Пискаревским. Исчезли имена матроса Железнякова (Малый проспект Васильевского острова), Вацлава Воровского (Исаакиевская площадь).
Решение Исполкома Ленинградского горсовета от 13 января 1944 года стало беспрецедентным событием. Это был первый и единственный случай возвращения старых названий в СССР.
Тогда же Ставка Верховного Главнокомандования разрешила произвести салют в Ленинграде. Десятки тысяч людей, переживших страшную блокаду, вышли на набережные города. И в восемь часов вечера ударили залпы 324 орудий. Вот как написала Анна Ахматова о том событии:
...И в ночи январской, беззвездной,
Сам дивясь небывалой судьбе,
Возвращенный из смертной бездны,
Ленинград салютует себе.
Почтим живых, помянем павших!
