В 1937 году по рекомендации комсомольской организации моего завода, я был направлен в «Школу пограничной охраны и войск ОГПУ», в город Саратов. В течение этого же года, школу дважды переименовывали, теперь наше учебное заведение называлось – училище. Совсем скоро мы поняли, что нас учат по ускоренной программе, не стало тех монотонных занятий, многое пришлось постигать самостоятельно. Когда в 1938 году происходили события у озера Хасан, курсанты училища завалили кадровиков рапортами с просьбой отправить их воевать. В 1939 году всё повторилось, тогда наши войска громили японских захватчиков на реке Халхин-Гол. В 1940 году – война с белофиннами, снова просьбы отправить на войну. На момент выпуска из училища, в 1941 году, никаких боевых действий наша страна не вела, бывшие курсанты, теперь уже лейтенанты, были раздосадованы. После распределения, я, вместе с двумя своими товарищами, отбыл в Смоленскую область. 20 июня я прибыл в город, который был районным центром, здесь мне предстояло проходить службу. Решив не откладывать представление начальству на понедельник, я, спросив дорогу у прохожего, пришёл в местный отдел милиции. Начальник отдела, майор Сомов, к моему удивлению, посмотрел на меня холодно, написав на листке бумаги несколько слов, протянул его мне со словами:
- Здесь адрес, где тебе остановиться. Жду в понедельник в восемь утра.
Хозяйкой дома оказалась приятная в общении женщина, а два её сына накинулись на меня с вопросами о возможно скорой войне с немцами. Всю субботу я помогал с делами по дому, было видно отсутствие в хозяйстве мужской руки, спросить про мужа не решился. В воскресенье, поддавшись на уговоры мальчишек, пошёл с ними купаться, они обещали показать самое хорошее для этого место. После обеда, когда нагулянный на свежем отдыхе аппетит, напомнил о себе урчанием в животе, я увидел медленно едущий по берегу мотоцикл, за рулём сидел милиционер. Моё сердце сжалось в предчувствии плохих новостей. Через полчаса я был в отделе, где узнал, что началась война. Уже на следующий день, возле городского военкомата выстроилась большая очередь из желающих дать врагу отпор. В обязательном порядке там дежурили милиционеры, их задачей было не допустить возможности скрыться тем, кому был назначен суд. Так как я никого в лицо не знал, меня отправили по западной дороге с приказом: встречаться с участковыми, расспрашивать местных на предмет наличия посторонних лиц. В одной из деревень к нам подошла девочка лет десяти, указав в сторону леса, сказала, что видела там двоих мужчин, с её слов она их не знает. Уточнив место, мы устроили засаду на лесной тропе. Через час заметили двух человек, они шли уверено, вот только часто озирались. Распределив мужчин между собой, мы накинулись на них, как только те поравнялись с кустами, в которых мы сидели. Я со своим справился быстро, ударив его рукояткой пистолета по голове, а вот участковому пришлось помогать, второй мужчина чуть не отобрал у него карабин. Связав задержанных, привели их в деревню, потом на мотоцикле доставили в отдел. Взгляд майора Сомова подобрел, он поблагодарил меня за службу, пожав руку.
С того дня мы буквально жили в райотделе, три имеющихся телефона разрывались от звонков. Звонили граждане, которые сообщали, что видели парашютистов, звонили директора предприятий – спрашивали, что им делать. По одному из звонков о летающих белых простынях выехала группа, состоящая из милиционеров и вооружённых комсомольцев. Назад вернулись трое, привезя на подводе тела погибших товарищей. Часто пропадала связь со Смоленском, снова выезжала группа, ища обрыв проводов. Возвращающиеся говорили, что связь испорчена намеренно. Город бурлил, патрули то и дело доставляли людей распускающих слухи о взятии Смоленска, о близости немецких войск. Рано утром над нашими головами пролетели самолёты, их было так много, что невозможно было подсчитать, так как они летели со стороны границы, то всем было понятно - это враг. Из оставшихся в городе мужчин организовывались отряды самообороны, они охраняли электро- и водозаборную станции, на всех дорогах к городу были выставлены посты.
В самом начале июля меня вызвал к себе Сомов. Поздоровавшись с двумя мужчинами в гражданской одежде, я присел на стул.
- Назначаешься старшим. Сегодня ночью вывезите и спрячьте оружие и боеприпасы, товарищ Быков знает для этого место, - Сомов кивнул в сторону одного из мужчин. Вернёшься – доложишь. Все свободны.
Ночью мы вывели из длинного курятника две подводы. Ехали долго, на берегу реки с трудом прошли через разросшиеся кусты, за ними была выкопана яма. Управились только к утру. Всю обратную дорогу я спал, сказались бессонные ночи. Следующей ночью поспать тоже не вышло. Снова были две подводы, те же мужчины, только в этот раз мы увозили документацию райотдела и городского комитета партии. Через три дня город бомбили, одна из бомб попала в здание отдела милиции, оно было полностью разрушено, погибло девять милиционеров, было много раненых. В город стали прибывать беженцы, и без того накалённая обстановка грозила вот-вот взорваться. Люди рассказывали, что видели много немецких танков, солдат и машин. Беженцев разместили на рыночной площади, сейчас не до торговли. Утром снова был налёт, две или три бомбы упали именно там, от людей и лошадей осталось кровавое месиво. В середине июля мы уже слышали вдалеке канонаду, она не смолкала ни днём, ни ночью. По объездной дороге отступали раненые красноармейцы, многие умирали, хоронили их тут же, рядом с дорогой.
Наступил август, город опустел, повсюду валялись детские игрушки, корзины и коробки, обрывки материи, ветер гонял бумагу. Личный состав городской милиции собрался в заводской столовой. Майор Сомов называл фамилии, люди отходили в сторону. Набрав пять человек, Сомов назначал старшего, давал ему сложенный вдвое лист бумаги, после чего группа уходила. Моим командиром был назначен заместитель Сомова, капитан Смирнов. Возле выхода стояли ящики с патронами, мы пополнили свои запасы, взяли по одной гранате. В логу, за городом, нас ждала группа людей, я насчитал восемь человек, все с оружием. Смирнов переписал их фамилии, после чего мы вошли в лес, полная луна освещала лесную дорогу, я назвал её – дорога в партизаны.
Продолжение следует.
