Данная публикация продолжает тему спекулятивного, — то есть, основанного на фантастических допущениях, — рассмотрения эволюции жизни на планете. Отвечая на вопрос, что было бы, если бы существа, жившие в далёком прошлом, каким-то образом оказались перенесены в современную биосферу. Начаты подобные эксперименты были, как и логично ожидать, с кембрия. Сейчас же пришло время ордовика-девона. То есть, эпохи, когда жизнь, не совсем уже первозданная, развивалась в море.
...Но кстати о предыдущей публикации. Прежде чем продолжать, необходимо повторить выводы сделанные ранее. Перемещение в другую эпоху (не обязательно в будущее, и в прошлое тоже) образцов чем-то выдающихся, — самых больших, сильных или успешных, — положительных, да и просто хоть чем-то интересных, результатов не даст. Вид однозначно вымрет, оказавшись в иных условиях, — без привычных преимуществ. Так, знаменитый девонский дунклеостей — 6-метровая панцирная рыба, владеющая техникой укуса огромной силы, — ни как себя в современном море не проявит. Желающих дать себя укусить существу настолько медлительному и неуклюжему — не найдётся.
С другой же стороны, перемещение видов игравших скромную роль может дать эффекты неожиданные, ибо теряют при переезде в другую эпоху они не только привычную добычу, но и специализированных врагов. И, наконец, с третьей — успех акклиматизации не связан с тем, насколько вид «устарел» или «примитивен». Иначе, не выжили бы черви. Не говоря уж об археях. Природа не имеет понятия о справедливости. Принцип естественного отбора гласит, что более приспособленный выживет, если ему повезёт. Менее же приспособленный выживет, если ему повезёт крупно.
...Пропуская червей и прочую никому не интересную мелочь, начать можно со знакового существа ордовика — эндоцераса, — головногого с 10-метровой, похожей на карандаш, раковиной. Пережившего, однако, в последние годы уценку. Вероятно, эндоцерас не был так уж велик (скорее, 4 метра), а главное не являлся хищником. Соединёнными перепонкой щупальцами, как сачком, он вылавливал крупный и малоподвижный планктон, — медуз и граптолитов… И это даёт надежду.
В современном море ортоцериды имели бы шанс. Так как нашли бы пищу, — и много больше, чем в ордовике, так как ставший массовым в триасе фитопланктон создал кормовую базу для зоопланктона. С врагами же… Медлительный (водомёта ещё не было), крайне не манёвренный (без рулей-то) и легко бронированный (раковина была в первую очередь поплавком) монстр в своё время врагов не имел. И поспешно мутировал в аммонита, когда вооружённые челюстями позвоночные появились. Но сейчас в море нет животных, специализирующихся на раскусывании панцирей головоногих, поскольку вымерли и носившие панцири головоногие. А значит для ортоцерасов всё может повернуться не так уж плохо. Нельзя сказать, будут ли акулы атаковать их.
...Хотя, нельзя и сказать, располагал ли ортоцерас рефлексами, позволяющими оперативно прятать в панцирь мягкие части. Да и физической возможностью для этого. Но появившиеся в конце девона закрученные аммониты, получив все преимущества от панциря, с проблемами неумения защищаться не встретились бы. У них были враги. И какие враги! Специализированные. Теперь таких уже не делают. Что могло бы превратить аммонитов в современных морях в опасный инвазивный вид. Численность которого пришлось бы контролировать разведением морских черепах, выедающих тот же самый крупный, малоподвижный планктон, который служил пищей аммонитам.
Девон, откуда можно экспортировать аммонитов (но ещё только ранних, мелких и невзрачных), однако, называют «эпохой рыб». Ибо тогда морские позвоночные были представлены рекордным количеством параллельно развивающих классов. Но рыб более-менее привычных — кистепёрых (которые тогда уже полезли на сушу), лучепёрых (лишь начинавших работать над собой), хрящевых, можно с порога исключить. В современности им бы пришлось конкурировать с собственными заведомо лучше приспособленными потомками. И результат немного предсказуем. Даже пример латимерии не сулит надежды. Это именно современный вид лопастепёрых. В девоне на такой глубине представители этого класса не жили.
То же можно сказать и в отношении примитивных бесчелюстных хордовых. Миноги и миксины выжили, — но это уже совсем другие миксины. Девонская миксина умерла бы от остановки всех четырёх сердец от одного вида миксины современной. Да девонскую бы сейчас и червяки засмеяли.
Интерес представляют рыбы нарочито оригинальных конструкций, таких как остракодермы и мелкие плакодермы. Иначе же рыбы щитовые и панцирные, сделавшие ставку на пассивную защиту — броню. Большей частью они не хищничали, а питались детритом (остракодермы) и бентосом, — а значит, нашли бы пищу. От врагов же панцири, уже в карбоне окончательно показавшие себя бесполезными, ввиду появления хищников с бронебойным оружием, теперь снова смогли бы защищать их. Проблему, как и для аммонитов, для бронерыб могли бы создать конкуренты, — ныне их экологическим аналогом являются крупные ракообразные. Соответственно, в случае экспоненциального размножения давить остракодерм пришлось бы уже не черепахами, а омарами. Что тоже довольно дорого, тогда как о гастрономических достоинствах щитовых и панцирных рыб наука ничего сказать не имеет.
...И наконец, живой, но вымерший, символ силура — ракоскорпионы. По причинам описанным выше разводить гигантских нет смысла. Будучи хищниками, — причём, питаясь в своё время примитивными позвоночными, — жуткие существа не нашли бы в современном море доступной добычи. Мелкие же ракоскорпионы, охотясь на червей и донных членистоногих, могли бы выжить, — как выжили их дальние родственники мечехвосты. Но сенсации бы не произвели. Ниша, которую они могли бы занять, обороняется ныне животными, может и не лучшими, — лучших она не интересует, — однако, как минимум, не уступающими ракоскорпионам. Враги же мелких и средних донных членистоногих едва ли стали бы сортировать, — кто там жуткий силурийский ракоскорпион, а кто просто вкусный краб.
