Ересиарх, чернокнижник, криптограф, выдающийся дипломат, ближайший советник первого царя и собирателя земель всея Руси Ивана III, причастный к составлению первого общегосударственного законодательства страны – Судебника. Он же – автор повести о кровожадном князе Дракуле и других сочинений, родственник Александра Пушкина. Через столетия выяснилось, что сохранился даже подписанный им мистический труд – «Лаодикийское послание». Однако о делах и жизни Федора Васильевича Курицына мы можем судить лишь по проклятиям врагов и посольским отчетам.
Годы спустя после его смерти, которая случилась, судя по всему, не из-за каких-то опал или осуждений, преподобный Иосиф Волоцкий писал о нем с неизбывной ненавистью и раздражением. Родной брат Курицына взошел за это на костер. Его анафематствовали в церквях в неделю Православия («Торжество Православия» – празднуется в первую неделю Великого поста. – Прим. ред.) вплоть до середины XVIII века. О наследии думного дьяка написаны монографии, но его биография ограничивается лишь общими словами. И, несмотря на это, трудно спорить с тем, что Федор Курицын был выдающейся личностью и знаменательным культурным явлением своего времени.
СЛАВНЫЕ ПРЕДКИ
По одной из версий, его предок, Гаврила Олексич, был сподвижником Александра Невского и отличился в Невской битве 15 июля 1240 года. Житие святого князя сообщает, что этот храбрец верхом влетел по сходням на вражеский корабль, где бился с самим шведским «королевичем». Его вместе с конем сбросили в воду, но он выбрался и продолжил бой. Еще раз ворвавшись на корабль, он снова оказался в самой гуще сражения: «бися с самем воеводою середи полку ихъ». Гаврила Олексич тогда выжил и принял достойные почести. Впрочем, это родство – позднейшая легенда целой группы родов, возводящих свою историю к единому предку – некоему Ратше (Ратьше), «мужу честну», который в XIII веке якобы перешел на русскую службу «из немец». Своим родоначальником Ратшу считают Челяднины, Свибловы, Булгаковы, Бутурлины, Пушкины, Мусины-Пушкины, Волковы, Замыцкие, Чертовы, Чулковы, Коровины, Чешихины, а также Каменские и Курицыны.
Летописи известен знатный новгородец Ратьша, погибший в эпохальной Раковорской битве 18 февраля 1268 года (см.: «Русский мир.ru» №2 за 2021 год, статья «Забытая победа». – Прим. ред.). Его сопоставляют с другим современником, известным как Ратишка (Ратешка), упоминаемым в 1255 году в качестве лидера «перевета», сообщившего князю Александру Невскому о бегстве его брата Ярослава. Он предстает членом просуздальской группировки новгородцев, близкой к великокняжескому двору.
Родовые сказания называют Гаврилу Олексича внуком Ратьши, что хронологически затруднительно. Возможно, все было наоборот, но через столетия забылось и перепуталось.
Через какое-то время Ратьшичи перешли на службу в Тверь, а потом – при Иване Калите – осели в Москве, где вошли в круг старейшей столбовой знати. Записи об истории семей появились лишь к XVI веку.
БЛЕСТЯЩАЯ КАРЬЕРА
В XVвеке Курицыны имели владения в Дмитровском, Рузском и Владимирском уездах. Об их службах в то время ничего не известно. Первым представителем фамилии, оказавшимся на видной великокняжеской службе, был именно Федор Васильевич. И мы узнаем о нем сразу как о главе важного посольства. В 1482 году по поручению Ивана III он отправился к венгерскому королю Матьяшу Корвину с миссией, целью которой было создание союза против Габсбургов и Польши. Переговоры увенчались успехом. К августу 1485-го Курицын вернулся домой с соответствующим договором: «взя великому князю докончание, братство и любовь». Матьяш тогда чуть ли не грозил перейти в православие, лишь бы избавиться от давления римского папы и правящих в Священной Римской империи Габсбургов. Вскоре он подписал мир с Османской империей, с которой Москва тогда тоже не враждовала. В состоянии войны с турками осталась только Молдавия, у которой османы вскоре отобрали Аккерман (ныне – Белгород-Днестровский). Именно там и был задержан Курицын, возвращавшийся из Венгрии. Однако русскому послу ничего не угрожало. Новые правители региона – крымские ханы – сами искали дипломатических контактов с Москвой. Курицын и здесь оказался на передовой.
В 1489 году мы узнаем о нем как об участнике переговоров с представителем Священной Римской империи. Посол императора Фридриха III бестактно предложил Ивану III королевскую корону, на что Курицын зачитал ему от лица великого князя гневную отповедь: «Мы божию милостию государи на своей земле изначала, от первых своих прародителей… а поставления как есмя наперед сего не хотели ни от кого, так и ныне не хотим». Суверенные права русского государя не требовали каких-либо иноземных подтверждений.
В том же году в Россию прибыл венгерский посол, дьяк Иван (Янош), который призвал москвичей активнее противодействовать польскому королю Казимиру IV, просил «о почине и наступе», согласно союзным обязательствам. Курицын тогда выкрутился, указав на то, что Москва в 1485 году захватила Тверь, союзником которой были поляки. Венгры всячески подталкивали Ивана IIIк войне с Польшей, но русские уклонялись.
В 1490 и 1492 годах Курицын участвовал в переговорах с германским послом Юрием Делатором (Giorgio della Torro). Он же в 1492 году писал наказ посланнику в Крым Константину Заболоцкому. В 1493-м встречал эмиссара князя Конрада Мазовецкого, а в 1494 году принимал ганзейских послов Готшалька Реммелинкроде и Томаса Шрове. В тот момент Священная Римская империя подталкивала немецкое купечество к торговой войне, которая привела к серьезному кризису рынков на Балтийском море. Московские власти также провели ревизию традиционных правил ганзейской торговли в Новгороде. Был изменен порядок взвешивания, «колупания» и «наддач», что фактически ликвидировало многовековые привилегии ганзейцев. Именно эти вопросы решал тогда Курицын, именно он стал гробовщиком Русской Ганзы. Переговоры в Москве в 1495 году, которыми он руководил, привели к закрытию Немецкого подворья в Новгороде, прервав его историю, насчитывающую к тому времени более трехсот лет.
В 1497 году Курицын участвовал в переговорах с посланниками ногайского хана, а в 1500-м, судя по всему, встречал посла кафинского султана (правителя Кафы – провинции Османской империи, возникшей после исчезновения княжества Феодоро в Крыму. – Прим. ред.). Также в 90-е годы XV века в его ведении находились взаимоотношения с Литвой – он многократно представлял интересы царя на таких переговорах. В марте-мае 1494 года он сопровождал князей Василия Ивановича Косого (Патрикеева) и Семена Ивановича Ряполовского, которые везли дочь Ивана III, Елену, к ее суженому – великому князю Литовскому Александру (Ягеллончику). Этот брак должен был надолго прекратить войны на востоке Европы, но прервал их едва ли на пять лет. Москва тогда интенсивно расширяла свои владения, в том числе за счет небольших удельных княжеств на западной границе. Уже в 1500 году это привело к новой войне. Но Курицын к этому уже не имел отношения. После 1500 года известия о нем исчезают.
Итак, в конце XV века Курицын фактически руководил дипслужбой Московского государства. Но не только. Он сопровождал великого князя в поездках по стране, а также прикладывал руку к важнейшим актам внутреннего управления. Уже в 1488–1490 годах он визировал владельческие записи государевых детей – княжичей Ивана Молодого и Василия. Он же подписывал жалованные грамоты самого государя: например, грамоту 19 ноября 1490 года на Вымские и Вычегодские земли пермскому епископу Филофею. Согласование Курицына встречается на многих великокняжеских документах того времени. Анализируя содержание первого русского общегосударственного свода законов – Судебника 1497 года, – академик Лев Владимирович Черепнин пришел к выводу, что думный дьяк Курицын определенно участвовал в его составлении.
Всего этого достаточно, чтобы назвать его выдающимся государственным деятелем своего времени. Но это только одна из его ипостасей.
БОРЬБА С ЕРЕСЬЮ
Мы не знаем ни даты рождения Курицына, ни даты его смерти. Сведения о нем пропадают из источников после 1500 года. Впрочем, позднейшие косвенные упоминания подсказывают, что ни серьезной опале, ни репрессиям он не подвергся. Судя по всему, он до конца сохранил доверие Ивана III. При этом современники именно с Курицыным упорно связывали развитие ереси «жидовствующих», осужденной вскоре на церковном соборе.
Об этом движении сохранились противоречивые сведения. Наиболее полная версия известий представлена в сочинении преподобного Иосифа Волоцкого «Просветитель», которое он составил уже после разгрома отступников в 1502–1504 годах и дополнял позднее. Также важны послания новгородского архиепископа Геннадия, первым выявившего инакомыслие.
Возникновение «секты» возводят к 1471 году, когда в Новгород из Киева прибыл некий еврей Схария, совративший вскоре в свою «ересь» некоторых местных священников. Судя по всему, речь не шла о переходе адептов в иудаизм или об обрезании, само наименование «жидовствующий» – полемически заостренная условность, принятая современниками. Все эти «еретики» сохраняли свои статусы в русской церковной иерархии, клялись в православии, более того, нашли приверженцев при московском дворе и даже какое-то время пользовались симпатиями великого князя. Законченного религиозного учения, кажется, они не транслировали, критикуя отдельные элементы действующих практик и правил. Вольнодумство касалось церковных обрядов и богословских трудов и, скорее, было отголоском европейского гуманизма и зари протестантизма. Есть указания, что «жидовствующие» не признавали служб по умершим, поскольку праведники без того спасутся; что отказывались поклоняться иконам, кроме образа Спасителя; что отрицали монашество; что не были согласны с божественностью Христа и отвергали Святую Троицу. Геннадий полагал их близкими «месалианству», то есть манихеями, богомилами. Возможно, они склонялись к дуализму и признанию самостоятельности зла, чуть ли не равновеликого Богу.
Точно известно, что новгородские и московские «еретики» конца XV века особое внимание уделяли новомодной «научной магии» – астрологии, каббале, числовым манипуляциям, предсказаниям и прочей мистике. В «Просветителе» преподобный Иосиф писал о Схарии, что «был он орудием диавола – был он обучен всякому злодейскому изобретению: чародейству и чернокнижию, звездочетству и астрологии». Так же Геннадий отзывался о Курицыне, который оказался во главе московского кружка религиозных оппозиционеров. В ожидании конца света, который предполагался в год седьмого тысячелетия от Сотворения мира, то есть в 1491–1492 годах от Р.Х., такие увлечения не были редкостью.
Полагают, что в Венгрии в 1482–1484 годах Курицын мог встречаться с гуситами или слушать речи сочувствующих им. Он привел тогда в Москву целый караван иноземцев, прежде всего мастеров, которые приступили к реконструкции Кремля. В их числе, конечно, могли быть вольнодумцы. Известно, что к таковым относился спутник Курицына, некий «угрянин» Мартынка, который активно содействовал распространению «жидовства».
Первое время это движение развивалось в Новгороде, но вскоре перекинулось в столицу. В 1480 году великий князь перевел в Москву влиятельных «еретиков» – попа Дионисия, обосновавшегося при Архангельском соборе, и попа Алексея, ставшего протопопом в Успенском соборе Кремля. Они оказались в ближайшем окружении государя, привлекая к ереси все больше адептов, включая наследника престола, Ивана Молодого, с супругой Еленой Волошанкой.
Первым забил тревогу архиепископ Геннадий. Он буквально засыпал митрополита своими посланиями и достиг успеха. Сначала он искоренил нечестивцев в Новгороде, откуда отправил виновников в Москву, где их били «на торгу кнутьем» весной 1488 года. Потом добился созыва собора. Ситуацию немного осложняла смена церковных властей. В 1489 году умер митрополит Геронтий, которого сменил Зосима. Кроме того, некоторые «еретики» не дожили до репрессий. Как писал преподобный Иосиф, «спустя немного времени после смерти Геронтия в 1489 году, ученик [ересиарха] Алексея дьякон Истома, соучастник дьявола, пес адов, был пронзен удой Божьего гнева: гнусное сердце его, вместилище семи лукавых духов, и утроба его загнили». Обезумевший Истома «позвал к себе некоего врача, и тот, посмотрев, сказал, что болезнь его – Божий гнев, поэтому она неизлечима человеческими средствами». «Так в тяжелых мучениях Истома испустил свой нечистый дух». Вслед за ним протопоп Алексей, «окаянный поборник сатаны, дикий кабан дьявола, набежавший из поля и опустошивший виноградник Христов» «заболел тяжкой болезнью и был поражен мечом Божьего суда». Он испустил дух, отправившись «в лапы сатаны». Именно Алексей перед смертью «околдовал великого князя» ради того, чтоб «тот поставил на великий святительский престол гнусного поборника дьявола, которого Алексей напоил ядом жидовства, – нечистого Зосиму».
Зосима довольно быстро рассорился с наиболее влиятельными борцами за благочестие – и с Геннадием, и с Иосифом Волоцким. Конфликтовал он также с другими иерархами, а потому к 1494 году вынужден был покинуть митрополичью кафедру.
Но первое время священнослужители были едины. В октябре 1490 года состоялся церковный собор. «Жидовствующие» были отлучены и прокляты, но не казнены. Для исполнения приговора их отправили к Геннадию в Новгород. Тот провел специфический ритуал: осужденные в шутовских нарядах были посажены на коней задом наперед «яко да зрят на запад уготованный им огнь», поскольку ад, как это и сейчас понятно, на Западе. На головах отступников были берестяные остроконечные колпаки с надписью «Се есть сатанино воинство!». Так их провели по Новгороду при криках толпы, поношениях и надругательствах. А потом колпаки на головах были сожжены. Все осужденные тогда выжили. И это, кажется, возмущало Геннадия, который требовал более жестких мер.
В своем послании собору в октябре 1490 года Геннадий требовал «их казнити – жечи да вешати!». Он был убежден, что перед ним инфернальные «жиды» и бесноватые, один из которых, Денис, во время литургии «за престолом плясал».
ИСПАНСКИЙ ОПЫТ
Геннадий указывал Зосиме на иноземные практики инквизиций: «Ано фрязове по своей вере какову крепость держат! Сказывал ми посол цесарев про шпанского короля, как он свою очистил землю! И яз с тех речей и список к тебе послал. И ты бы, господине, великому князю о том пристойно говорил, не токмо спасения ради его, но и чести для государя великого князя».
Дело в том, что летом 1490 года через Новгород проезжал посол «короля римского» Максимилиана I (с 1508 года император Священной Римской империи. – Прим. ред.) Юрий Делатор, рассказавший об успехах церковных следователей в Испании. Геннадий так восхитился, что все записал. Этот текст, известный под названием «Речи посла цесарева» и содержащий подробное описание испанской инквизиции, был отправлен митрополиту и сохранился.
Делатор происходил из Гориции – региона Фриули, граничащего со Словенией, где население говорит на славянском языке. Судя по всему, Делатор довольно хорошо изъяснялся на языке, близком к русскому. При этом его сопровождал московский посол Юрий Траханиот – грек, знавший итальянский. У Геннадия не должно было быть проблем с переводом.
Трибунал священной инквизиции для Испании папа Сикст IVразрешил сформировать своей буллой в 1478 году. В 1480-м были выбраны инквизиторы. В следующем году начались гонения. Первыми жертвами стали местные «жидовствующие» – обращенные в христианство иудеи (conversos). Был раскрыт вооруженный заговор против инквизиторов, что подстегнуло активность церковников. Костры запылали в Севилье в 1481 году. Их стали называть аутодафе – от auto-de-fé («акт веры»). Были вскрыты чудовищные случаи ереси и злокозненных исповеданий. Потребовалось усиление мер. В феврале 1482 года папа назначил еще семь инквизиторов для Испании, в их числе легендарного Фому де Торквемаду – доминиканца, бывшего духовника королевы Изабеллы. Были учреждены отдельные трибуналы для особенно опасных регионов с плотным населением «жидовствующих» – в Кордове и др. В 1483 году был созван совет для координации их работы. Его возглавил Торквемада, принявший титул «великий инквизитор». Основной проблемой испанских ревнителей тогда были conversos, которые якобы приняли христианство, но тайно сохраняли иудейство и проводили соответствующие ритуалы. Радикализация борьбы с ними закончилась в 1492 году королевским указом об изгнании евреев из Испании.
На собрании инквизиторов в Севилье в ноябре 1484 года Торквемада огласил свои 28 принципов для руководства в работе. Еретикам дали 30 дней на то, чтобы заявить о себе и покаяться. В противном случае им грозила публичная казнь и конфискация имущества. Материальный вопрос, кажется, играл не последнюю роль – испанская казна требовала пополнений. И Геннадий специально это подчеркнул в своем пересказе слов Делатора. Геннадий стремился к ужесточению мер, расширению полномочий и привлечению светской власти на свою сторону. Вероятно, само обозначение оппонентов «жидовствующими», скрытыми иудеями, было навеяно отголосками гонений в Испании тех лет.
ГЛУБИНА ОТСТУПНИЧЕСТВА
Решения московского церковного собора 1490 года оказались мягкими, а митрополит Зосима был далек от рвения Торквемады. Многие тогда не пострадали. Никакой инквизиции на Руси не случилось.
Но Геннадий не унимался. Он писал, поучал и привлекал сторонников. Его возмущала «простота» православных, уступающих в образовательном уровне «еретикам». Он настаивал на создании специальных училищ для священников и действительно прилагал к этому усилия у себя в Новгороде. Многие в Церкви его поддерживали. В частности, волоколамский игумен Иосиф Волоцкий – святитель, наделенный искусством духовного слова. Через много лет их совместные усилия увенчались успехом. В августе-сентябре 1503 года состоялся новый собор, осудивший ересь «жидовствующих». В конце 1504 года «еретиков» казнили по испанским «лекалам». Летопись сообщает, что в декабре «князь великий Иван Васильевич и сын его князь великий Василей Иванович всеа Русии, со отцем своим с Симоном митрополитом и с епископы и с всем собором, обыскаша еретиков и повелеша лихих смертною казнью казнити: и сожгоша в клетке диака Волка Курицина, да Митю Коноплева, да Ивашка Максимова, декабря 27, а Некрасу Рукавову повелеша языка урезати и в Новгороде в Великом сожгоша его; тое же зимы архимандрита Касиана Юрьевского сожгоша и его брата, и иных многих еретиков сожгоша, а иных в заточенье заслаша, а иных по манастырем».
На костре погиб родной брат Федора Курицына Иван Волк, который также некогда занимал важные позиции в дьяческой иерархии. Самого Федора, вероятно, уже не было в живых. Впрочем, именно его уже с 80-х годов XVвека открыто называли главой «еретиков». В послании собору 1490 года Геннадий писал, что Федор Курицын – «началник тем всем злодеем». Позднее преподобный Иосиф настаивал: «В то время протопоп Алексей и Федор Курицын имели такое влияние на великого князя, как никто другой. Они занимались астрономией, астрологией, чародейством и чернокнижием, и другими ложными учениями. Из-за этого к ним многие присоединились и погрязли в глубине отступничества».
Курицын вернулся из своей миссии в Венгрию не позднее августа 1485 года. С тех пор он входил в круг доверенных лиц Ивана III, играя там ведущую роль. Расправа над новгородской ячейкой отступников в 1490 году его никак не коснулась. Вполне возможно, что ему симпатизировала вдова Ивана Молодого Елена Волошанка – мать предполагаемого наследника престола Дмитрия Внука. Но в 1502 году ее постигла опала. Сам царь Иван позднее говорил, что к «еретичеству» его склонял именно Федор Курицын. «Того бо державный во всем послушаше», – писал в «Просветителе» Иосиф Волоцкий. Геннадий считал, что Федор приворожил великого князя, что дело не обошлось без «звездозакония».
Деятельность «жидовствующих», а также их противников в значительной степени отражает ожидания встречи с неизведанным – Судом Божьим, антихристом и вечными муками. Однако ни в 1492 году, ни в последующее десятилетие конец света не наступил. Истерия пошла на убыль. Надо было строить новую жизнь. «Еретиков» сожгли. А церковники вынуждены были сами окунуться в штудии, которые некогда совратили этих интеллектуалов. Архиепископ Геннадий внимательно вычитывал опальные книги, вплоть до тех, что позднее были осуждены Стоглавым собором, – «Аристотел», «Шестокрыл» и пр. Он же погрузился в каббалистические и прочие, в том числе календарные, расчеты, которые требовались для составления новой Пасхалии, закончившейся на 7000 году от Сотворения мира (1492). Борьба с «жидовствующими» подтолкнула Геннадия к каталогизации разрозненных текстов Священного Писания – так появился первый русский и славянский свод книг Ветхого и Нового Завета, первая русская «Геннадиевская Библия». В каком-то смысле ее крестным был Федор Курицын...
***
Чудесным образом сохранился ряд сочинений Федора Курицына. Прежде всего это так называемое «Лаодикийское послание» – своеобразное мистическо-философское стихотворение. Оно начинается так:
Душа самовластна, ограда ей – вера.
Веры указ, установлен пророком,
Который пресвитер и правит им чудо,
А дар чудотворства возможен сквозь мудрость.
В мудрости – сила, в быту – фарисейство.
Пророк там наука, наука блаженна.
Ею приходим к страху Господню.
В страхе Господне – исток добродетели,
В которой оружье души…
Далее текст сопровождает «литорея в квадратах» – особая таблица, состоящая из двух рядов букв в алфавитном порядке с относящимися к ним комментариями, а также зашифрованная подпись автора. Как предполагают, эта «алфавитная мистика» помимо криптографического смысла содержит элементы каббалы. Формально она расшифровывается как «Феодор Курицын диак», но, конечно, это только поверхностное прочтение. Духовный смысл записи до конца не выяснен.
Также имеются указания на причастность Курицына к написанию «Сказания о Дракуле воеводе» – оригинального русского памятника беллетристики конца XV века (первая копия датируется 1486 годом). В тексте есть отсылки к посещению автором Венгрии в 80-е годы XV века, а это именно посольство Курицына. Казалось бы, речь идет о собрании анекдотов о суровом правителе. Однако, повествуя о жестокостях валашского князя и сравнивая его с дьяволом, автор тем не менее приводит примеры справедливости изверга, закручивая художественный образ, за которым проступают противоречивые установки «еретика»: «Был в Мунтьянской земле воевода, христианин греческой веры, имя его по-валашски Дракула, а по-нашему – дьявол. Так жесток и мудр был, что каково имя, такова была и жизнь его».
Исследователи до сих пор спорят о целях создания повести о садисте. Одни считают, что речь идет о макиавеллизме – оправдании правителя, руководствующегося собственной этикой. Другие видят здесь полемический пасквиль, отражение критики зверств власть имущих, которым уготована геенна огненная. В любом случае Иван III читал «Сказание» и, кажется, совсем не готов был накануне конца света отождествлять себя с «сатанинским отродьем». А Курицын определенно намекал на многогранность и самовластье личности – подобно Китоврасу, которого, согласно русской средневековой повести, спросил Соломон: «Что краше всего на свете этом?» И ответил Китоврас: «Краше всего воля своя». А потом стукнул копытами и разрушил темницу Соломонову, и умчался в края дальние, сотрясая устои небесные – исчез, растворившись в истории.
