Статья была опубликована 5.07.2012 в 18:30
Что мне откровенно претит на Украине, так это постоянные попытки перейти на личности в любой дискуссии и постоянные апелляции к чему угодно, но не к доводам собеседника и не к существу дела. То есть аргумент «сам такой» с различными вариациями тут звучит куда чаще, чем у нас в Сибири. Я так понимаю, что подобная культура могла образоваться всё-таки не от хорошей и точно — не от вольной жизни. Тем не менее, я постараюсь ещё и ещё раз проигнорировать подобного рода аргументы, как в прошлом, так и в будущем, и высказаться достаточно определённо по предмету, касающемуся того, что вызвало неимоверные и по размаху и по проявлениям схватки как в парламенте, так и на Европейской (бывш. Комсомольской) площади в городе Киеве, а также, что естественно, бурные обсуждения в интернете, очень часто сводящиеся, как я уже говорил, к прямому переходу на личности и мерзкому оскорблению оппонента.
Пускай мне приклеивают любые нелепые ярлыки, однако я, тем не менее, постараюсь остаться честным и последовательным в своих суждениях. Даже если весь народ Украины в едином и пароксизмальном порыве меня за это осудит. Мне истина дороже, чем весь этот или любой другой народ.
Речь пойдёт о принятом парламентом Украины Законе Украины «Об основах государственной языковой политики». Кто только не высказался по этому поводу и каких только вещей не наговорил! И всё, за очень небольшим исключением, в каком-то мерзком и крайне агрессивном тоне. Дело дошло до того, что глава украинского парламента, вопреки требованию законодательства Украины, отказался подписывать этот закон и подал в отставку. При этом, между прочим, на Украине, оказывается, существует порядок, по которому парламент чего-то обсуждает при подаче заявления об отставке и имеет право в отставку не пустить. То есть человек говорит: «Не желаю быть главой парламента!», а парламент ему в ответ: «А вот мы решили, что будешь!» ничего не скажешь — свободная демократия! Прямо через край.
Отмечу сразу: сколь-нибудь конструктивную критику этого закона я вполне готов рассматривать и кое-в чём соглашаться.
Действительно, техническое исполнение закона напоминает очень и очень плохой перевод с российских законов, регулирующих сходный предмет. Речь идёт, подчеркну, в данном случае не о трудностях лексического перевода, а о технико-юридическом исполнении. Технических ошибок в законе действительно очень много, полно пустых определений, немало тавтологий, огромное количество неопределённостей и бланкетов. Однако, насколько я понимаю, это связано прежде всего с общим уровнем юридической техники на территории Украины, но не с политикой. Если, конечно, не считать, что именно безобразная внутренняя политика Украины на протяжении последних 20 лет и привела к деградации юридической профессии как таковой. Но в любом случае, как нетрудно догадаться, исправление технических ошибок не может происходить в драках и при применении слезоточивого газа. Развешанные на ограде Верховной Рады говяжьи языки с оскорбительными для любого носителя русского языка надписями ничего не добавляют в техническую стройность норм, да и не могут добавить. Считать иначе, значит заниматься прежде всего профанацией чисто юридического процесса нормоформирования. Представьте себе на секундочку, что тактика операции по поводу того или иного заболевания определяется на многотысячном митинге… Глупо? — Так вот, поверьте мне, не менее глупо заниматься и критикой той или иной нормы в условиях схватки с нанесением телесных повреждений средней тяжести. Если уже и в этом надо убеждать граждан Украины, то … я уже и не знаю, о чём можно говорить (Впрочем, вот как себя рекомендует одна из женщин, — адвокат, между прочим, — которая решила баллотироваться в депутаты Верховной Рады:
«Що я можу дати? Можу під час бійки в Раді професійно дати в морду якійсь ожирілій тушці, якщо ця тушка нівроку бикуватиме».
текст в переводе на русский язык:
«Что я могу дать? Могу во время драки в Раде профессионально дать в морду какой-нибудь ожирелой тушке, если эта тушка, не дай Господи, будет быковать»).
Буду исходить из следующего соображения, полагая его отправной точкой:
всякий закон, который расширяет признание права или свободы людей, обязывая государство обеспечивать эти расширенные права или свободы, является прогрессивным.
Названный выше закон именно расширяет, но ни в коем случае не сужает по сравнению с моментом его принятия права и свободы людей, в частности, тех, кто полагает тот или иной язык, отличный от украинского, родным для себя. Мало того: этот закон прямо указывает, что вопрос определения конкретного языка в качестве своего родного — субъективное право каждого человека. И, следовательно, государство не имеет ни малейшего права вмешаться в процесс такого определения. Если я считаю, что мой родной язык — суахили, значит — суахили, хотя бы у меня и имелся бы при этом паспорт гражданина Российской Федерации или Украины.
Этот закон действительно устанавливает, что в определённых случаях у государства Украина, между прочим, в точном соответствии со ст. 3 Конституции Украины, есть обязанность обеспечить мне осуществление не только моего права общаться на том или ином языке, но и свободу такого общения, включая, естественно, свободу общения с представителями такого государства. Это что — плохо? Если да, то надо пересматривать такую основополагающую норму Конституции Украины как норма ст. 3 этой самой Конституции. Заметим, что на сегодняшний день таких гарантий и защиты законодательство Украины предусматривало куда как в меньших объёмах: даже если в городе Севастополе подавляющая часть людей говорит на русском языке, всё равно официальные документы по закону должны быть изданы именно на украинском и обращаться в органы власти по идее также надо по-украински. Севастополь мною взят именно как крайне резкий образец. Я это осознаю. Тем более, что если ещё что-то можно говорить относительно, скажем, развития языков в Николаевской или Днепропетровской области, несколько произвольно утверждая, что русский язык — исключительно язык городского населения, а в деревнях говорят-де исключительно по-украински, что неправда, впрочем, то уж в Севастополе-то украинский язык никогда в истории не был языком местного населения. Просто: никогда! В значительной степени, кстати, это касается, насколько можно судить по литературе, и Харькова.
Если абстрагироваться от технической неряшливости принятого закона, то надо отметить, что указанные два тезиса и лежат в его основании.
Да, там предусматривается некий 10%-ый необязательный ценз, — он может быть и снижен, — для того, чтобы тот или иной язык стал региональным, то есть таким, на котором органы власти обязаны общаться с людьми, при этом люди сами выбирают — на каком региональном языке они должны общаться с властью. Да, установление такого ценза есть тоже ограничение свободы. Однако в любом случае поле свободы в результате принятия этого закона становится шире, а не уже, поскольку у человека появляется пусть и не абсолютный, но больший выбор. А когда мне говорят, что это не снимает саму по себе проблему вавилонизма, то мне становится просто смешно: я вообще не очень себе пока представляю, как одним только принятием какого бы то ни было закона можно было бы преодолеть такую проблему отнюдь не украинского масштаба. Тем более — на Украине, где принято в процессе обсуждения положительных норм не столько что-то обсуждать по предмету, сколько оскорблять друг друга и драться.
А теперь посмотрим — какого рода аргументы приводят противники принятия этого закона.
Во-первых, отчего-то многие воспринимают этот закон в качестве закона о русском языке. Это — полная дикость. Русский язык, разумеется, являющийся на Украине в реальности-то языком большинства, в этом законе упомянут в ряду других языков. О них отчего-то предпочитают помалкивать. На этой волне поднимается уже просто шовинистическая русофобская волна, закон объявляется чуть ли не присоединением Украины к России (при этом никого не интересует: а желает ли вообще Россия, чтобы к ней присоединялась такая вот Украина?), доносятся истошные крики о государственной измене и уничтожении национальной культуры. Но как, каким образом предоставлении мне права разговаривать с представителями государства на русском языке умаляет или ущемляет права и свободы украиноговорящего, понять нельзя. Ибо это — иррационально. Мне всё-таки кажется, что никак, и каким образом защита и гарантирование осуществления мною моего субъективного права со стороны государства умаляет или ущемляет права и свободы всех остальных, мне тоже совершенно неясно.
Во-вторых, считается, что если государство гарантирует свободное использование того или иного языка, скажем опять-таки — русского, в общении с государством, то русский язык вытеснит украинский. Один мой знакомый в беседе со мной прямо так и сказал (по-русски, между прочим): «Вот как бы то ни было, а народ начал учить украинский язык, а теперь — не будет!» Но такое высказывание, порочное в логике — ещё самое мягкое. Неужели украинский язык и народ на Украине это то, что может сочетаться только под государственным принуждением?!. Показательно в этом отношении и выступление главы меджлиса крымских татар г-на М. Джамилева.
Смотрите, какая яркая и точная логика именно несвободы продемонстрирована им: «[Комментируя принятый законопроект, он заявил, что в нём должны быть закреплены итоги] преступной языковой политики, которая велась в Советском Союзе против украинского языка, и в результате которой во многих регионах страны преобладает русский (Строго говоря, это высказывание просто не соответствует исторической действительности)… Не будет этого стимула [учить украинский язык] и у крымских татар, поскольку они владеют русским языком не хуже самих россиян».
То есть, если исходить из подобной логики, то надо именно продолжать политику несвободы именно для того, чтобы выжил тот или иной язык, кроме русского!
Но ведь это не что иное, как именно шовинизм! это ни что иное как попытка рассматривать людей как объекты, а не как субъектов, ограничивая их в свободах, это именно попытка представить логику дрессировки людей, словно они являются животными.
То, что такая логика, основана именно на теории обязывания,
следовательно — на теории несвободы,
следовательно — на неправе,
следовательно — на недействительности
— совершенно очевидно для любого честного юриста.
С такой логикой, честно продолжая её, вовсе нетрудно дойти до махрового нацизма, в котором, скажем, «засилие» евреев в медицине и юриспруденции должно вести к установлению национальных цензов для евреев в этих профессиях. Скажу сразу: евреи тут мною упомянуты только потому, что именно в отношении них и именно на таких основаниях такие ограничения кое-где, — теперь уже не столь важно где именно, — вводились. Как же нормальные, честные и в принципе порядочные люди не замечают, что в такой вот аргументации они скатываются в бездну, из которой уже не будет возврата?! Тем более, что они позиционируют себя и мыслят себя именно честными и последовательными. Я всего этого понять не в состоянии.
Здесь уже писалось и не один раз, что языкознание как наука пока что не находится даже на той стадии развития, на которой находится, скажем, химия или биология. Писалось уже и о том, что язык явно составляет для людей часть окружающей их среды, и в развитии языков явно существуют объективные закономерности, которые нельзя преодолеть вообще никакими положительными нормами. Попытки неуёмного, а значит и неумного нормативного вмешательства в научно неизученные сферы вообще никогда ничем хорошим не заканчивались. Прежде всего именно для людей, потому что нет такого закона, который бы создавал свободу или право, любой закон всегда будет только и исключительно право и свободу ограничивать.
Да, языки возникают, взаимодействуют друг с другом, исчезают, возрождаются, поглощают один другой или вообще, смешиваясь, порождают новые. Но всё это ни в коей степени не даёт право ни одному правительству для поддержания какого бы то ни было языка помещать людей в гетто или заповедник размером с целое государство помимо их воли. Если в ходе естественного развития один язык поглощает другой, то, скорее всего, так тому и быть. Во всяком случае для воспрепятствования этому естественному процессу, если он естественный (впрочем, я считаю и поглощение русским украинского, мягко говоря, спорным тезисом), ни в коем случае нельзя приносить в жертву права людей, поскольку человек без прав — вообще не есть человек, а только именно что говорящее орудие, раб. Не понимать этого — значит не понимать фундаментальных истин правоведения вообще.
Есть одна украинка, которая заявила мне, что мне это не понять, так как надо чувствовать это сердцем. Довод, согласитесь, просто одуревающий, и уже точно — националистический. Так вот что я скажу: если только (в чём я вовсе не уверен, между прочим!) сердце и рассудок украинца есть сердце и рассудок шовиниста и нациста, то я полагаю, что такое «сердце» не есть сердце именно человека. А говорить о чём-либо с нелюдями на человеческом языке бессмысленно. Так что эта украинка хотела сказать что-то явно не то, что получилось. Я очень на это надеюсь, так как лично у неё, как и у большинства украинцев, я отнюдь не наблюдал звериных замашек.
А пока народ бесновался по совершенно пустому поводу, Верховная Рада таки приняла целый ряд законов, которые, по моему как раз мнению, должны вызвать очень жёсткий ответ общества, так как действительно нарушают права людей. Но до того ли народу дело?