Утро пятого сентября 1800 года выдалось в Черкасске на редкость ясным и солнечным. Торговая площадь города, где была намечена казнь Евграфа Грузинова, с первых лучей солнца наполнилась возбужденными людьми, толпившимися у Петропавловской церкви.
Ранняя осень незаметно и неспешно отбирала у лета тепло и зелень. Высокие стройные тополя, густой вереницей окружавшие Петропавловскую церковь, были слегка тронуты легким крылом золотой осени. Легкий, еще по-летнему теплый ветерок, шевелил листьями, шаловливо прокатываясь по толпе черкассцев, возбужденно толковавших о приближающихся страшных событиях.
- Гутарють, Осипа Грузинова сынов сказнить сбираютца! - говорил своему соседу, высокому атаманцу средних лет казак в шапке и чекмене.
- Протоиерей отец Петр Волошеневский сказывал вчера на проповеди, что Евграф и Петро Грузиновы забыли Господа Бога и на государя императора худое замыслили, чтобы низвергнуть его, а власть, стал быть, казацкую установить по всей Расее, чтобы как при Стеньке Разине аль Пугаче бунт поднять!” И оба казака, изумленные дерзкими планами братьев Грузиновых, испуганно замолчали.
Разномастно одетая толпа черкассцев глухо волновалась в ожидании экзекуции. На фоне белоснежной Петропавловской церкви тускло желтел эшафот, два палача стояли подле. По углам эшафота мерцали холодным металлом легкие пушки. Рядом с ними наготове с зажженными факелами мрачно застыли неподвижные канониры. Все это придавало предстоящей экзекуции мрачную торжественность.
Около невысокого алтаря Петропавловской церкви, на специально построенном деревянном помосте нетерпеливо переминались с ноги на ногу сверкавшие золотым и серебряным шитьем мундиров войсковой атаман Орлов, генералы Кожин и Репин, Родионов и Поздеев с группой старших офицеров - членов военно-судных комиссий.
...Томительно тянулось время. Припекало солнце, люди застыли в ожидании. Вдруг толпа задвигалась, люди суетливо приподнимались на носки и вглядывались вперед, за Петропавловскую церковь. Оттуда из-за деревьев медленно выходила скорбная процессия: в сопровождении конвоя и аудитора Юдина, гремя кандалами, тяжело шел Евграф Грузинов. Подойдя к помосту, он на мгновение задержался, раздумчиво посмотрел на шелестящие листвой деревья, взбиравшееся по небосклону солнышко и, словно прощаясь с земной красотой, скорбно наклонил голову. Потом разогнулся и мучительно - тяжело ступил на страшный помост.
Юдин учтиво посмотрел в сторону генералов, ожидая указаний. Орлов, заметив это, махнул белым широким платком, давая знак к началу экзекуции. Аудитор суетливо приободрился и достал императорский указ. Его пронзительный голос взлетел над площадью:
- Указ его императорского величества государя Павла I. Исключенного полковника Грузинова за измену против нас и государства по статье девятнадцатой Воинского устава наказать нещадно кнутом и отправить к нашему генерал-прокурору, а имение отписать в казну.
Толпа шумовала, глухо волнуясь, истерично вскрикивали женщины, сдержанно гомонили казаки, часто крестя напряженные лица. Юдин отошел в сторону, уступая место палачам. С Евграфа сняли кандалы, один из палачей с хрустом переломил у него над головой шпагу в знак лишения дворянства. После этого палачи толстыми ремнями привязали его к деревянной скамье, устроенной на эшафоте. В толпе царило гнетущее напряжение, готовое вот-вот порваться наружу и вылиться в бунт.
Один из палачей неторопливо взял ременный кнут, щелкнул им в воздухе, опробуя, а затем приступил к экзекуции. В напряженной тишине удары кнута с ужасающе - хлопающим звуком падали на обнаженную спину Евграфа, красные полосы, словно сабельные удары, страшно обозначились на спине. Их становилось все больше и больше - палач старался! - и скоро вся спина непокорного полковника превратилась в сплошное кровавое месиво. Вскрикнула, упав в обморок, чернявая казачка, ее подхватили, унесли куда-то к торговым рядам. В открытую, не боясь показаться неблагонадежными, плакали казачки, не в силах перенести ужас происходящего на их глазах.
- Гах! - с усилием выдыхал палач. Евграф молчал, только после каждого удара приглушенно и коротко стонал, и слабый стон этот слышали лишь те, кто стоял у самого эшафота.
Прошел час, другой. Палач изнемог, зашатался и уронил кнут. Его подхватил второй палач, и казнь продолжалась. Снова потекли страшные минуты, снова тяжелые удары сыпались на исполосованную спину Евграфа. Он напряженно лежал на скамейке и после каждого удара повторял: “Господи, помилуй! Господи, помилуй!”
Вскоре изнемог и второй палач; выронив кнут, он бессильно опустился на помост. Устроители казни заволновались: Евграф Грузинов должен был погибнуть, умереть на эшафоте, а палачей, чтобы довершить дело, больше не было. Есаул Юдин с помоста предложил желающему из толпы взять кнут и продолжить экзекуцию, но казаки угрюмо молчали, враждебно глядя на не в меру шустрого аудитора. Убить врага в открытом бою для казака было честью, но сечь безвинного и беспомощного человека на эшафоте - не казачье это дело!
Не найдя палача среди собравшихся, аудитор Юдин велел снять полуживого Евграфа с помоста и отнести в придел Иоанна Воина, в Петропавловскую церковь. Туда же, словно стервятники за обессиленной добычей, ринулись атаман Орлов, генералы, зревшие экзекуцию. В церковном приделе Евграфа усадили на стул. Он слабым голосом попросил пить.
- Принеси! - кивнул Кожин Юдину. - Да похолодней!” Тот исчез и вскоре вернулся с полной кружкой воды, где холодным цветом мерцал лед. Евграф жадно и торопливо выпил всю воду, глубоко вздохнул и через мгновение обмяк, осунулся на руки поддерживающих его казаков. Евграфа уложили прямо на пол, кинув под голову чекмень. Он еле дышал, а вскоре началась агония. Судорога стремительно прошла по измученному телу опального полковника, он захрипел и затих. Собравшиеся молча перекрестились: прими, господи душу раба твоего Евграфа! Тут же явились гробовщики, и Евграфа с неприличной поспешностью погребли на площади за пороховым погребом.
Вскорости была опубликована войсковая грамота, обращенная к населению Дона. В ней извещалось, что “исключенный из службы полковник Грузинов I-й за измену против священнейшей особы его императорское величество и государства вчерашнего дня на публичном месте в Черкасске по лишении чинов и дворянства наказан нещадно кнутом, после чего оной изверг Грузинов лишился жизни. Тысяча душ крестьян, всемилостивейше ему пожалованных, отписана в казну. И так погиб величайший виновник зла, и вместе с ним хотя исчезло поносное его имя, но чтобы все верноподданные его императорскому величеству любили своего государя могли показать к его мерзкому тлению свое презрение”. (//«Исторический вестник». Т.LХХХ1У. 1901 год. С.232).
Вечером того же дня прокурор Черкасска Антон Миклашевский написал донесение генерал-прокурору Обольянинову, что полковник Грузинов по лишении чинов и дворянства наказан нещадно кнутом. “Экзекуция над ним делана сего числа по приказанию генерал - адъютанта Кожина и войскового атамана Орлова. По совершению оной через два часа Грузинов лишился жизни. Имения его собственного здесь не осталось. В отписании же в казну пожалованных ему тысячи душ крестьян Правительственному сенату отрапортовано”. (ЦГИАЛ. Ф. Сената. Д.1345. Л.68).
Генерал Кожин в свою очередь известил императора, что “казнь над извергом Грузиновым была сего дня при стечении многочисленной топлы народы и разного звания людей, коих в памяти сие зрелище останется надолго. Я сам однако ж слышал, что многие между собой, на месте казни говоря, скорбели, что таковой неблагодарный изверг между ними родился; через два часа потом испустил он свою зловредную душу”.
На вечер двадцать седьмого октября была назначена казнь старшины Афанасьева, казаков Попова, Касмынина, и Колесникова. Накануне к Петропавловской церкви пришли мрачные могильщики и по углам эшафота выкопали четыре глубокие ямы, предназначенные для несчастных казаков.
Утро перед казнью выдалось тихим и солнечным, и вся базарная площаь, обычно шумная и гомонливая, на этот раз отличалась непонятной доя непосвященных строгостью и тишиной. Накануне полиция вновь прошлась по казачьим куреням, и площадь к вечеру вся усеялась людьми, угрюмо смотревшими на брусчатый помост со следами крови недавно казненного полковника Грузинова, на тускло поблескивающие пушки, канониров с зажженными факелами и палача, подле которого в плаху был воткнут острый топор. Около Петропавловской церкви, на деревянном помосте, блистали золотыми мундирами генералы Кожин и Репин.
Кожин дал знак, и из-за белоснежной громады Петропавловской церкви, громыхая на неровностях дороги, появился черный катафалк. На нем, в страшных колпаках государственных преступников смирно и неподвижно сидели Афанасьев, Попов, Касмынин, Колесников. Они отрешенно смотрели на толпу, механически шепча слова спасительной молитвы. У помоста катафалк остановился, обреченные один за другим взобрались на помост. Запрудившие торговую площадь казаки зловеще молчали. Подошел аудитор Юдин, зачитал приговор. Палач схватил Афанасьева за руки, связал. Тот не сопротивлялся. То же палач поделал и с остальными осужденными. Толпа молча наблюдала на страшными приготовлениями. Наступил момент казни. Вдруг что-то случилось с палачом. Он остановился и в изумлении и ужасе смотрел на свои жертвы, страшась лишить их жизни. Заметив неладное, к палачу подскочил есаул Юдин и жестко напомнил ему о его обязанностях. Тот тряхнул головой, словно отгоняя наваждение, и решительно взялся за топор.
...Казнь свершилась быстро. С окровавленного помоста палач столкнул в ямы трупы, могильщики торопливо забросали их землей. Народ в ужасе расходился. (// «Русская старина». № 7. 1873. С.575).
Прошел месяц. Золотая осень сменилась дождями и слякотью. Настала очередь Петра Грузинова. На Сенном базаре Черкасска его лишили дворянства, измочалили кнутом и, вырвав клещами ноздри, наложили раскаленным железом на лбу и щеках клейма позора. И это герою Очакова и Измаила!.. Эх, Расея…
Руководивший казнью полковник Карпов 2-й отрапортовал атаману Орлову, что “наказанный кнутом преступник Грузинов 2-й сего числа пополудни в 5-м часу лишился жизни, как о том и по освидетельствованию штаб-лекаря Вильсринга оказалось и потому предан земле”. (ГАРО. Ф.46. Оп.1. Д.102. Л.102).
После расправы над Евграфом и Петром подверглись гонениям и их братья Романа и Афанасий. Роман, находившийся в Тамбовской губернии, состоял под полицейским надзором, а Афанасий был арестован и заточен в крепость.
Трагичной оказалась судьба пятого из братьев Грузиновых - Николая. Отличаясь талантом, он воспитывался в кадетском корпусе. Во время выпускного экзамена Николай обратил на себя внимание Павла I, присутствовавшего на экзаменах. Сначала император похвалил Николая, но когда узнал, что он брат Евграфа Грузинова, изменился лицом и упрекнул способного кадета “родством с государственным преступником”.
- Государь! - насупясь, ответил Николай. - Мои братья пали жертвами жестокости исполнительной экзекуции. Я горжусь близким с ними родством, ибо они, умирая, молили о благе России”.
Вскоре Николай Грузинов покончил жизнь самоубийством. Ему было двадцать два года...
Резонанс от дела братьев Грузиновых был столь велик, что вызвал недовольство как на Дону, так и в Петербурге. Император Павел I, отличавшийся непостоянством и взбалмошностью, неожиданно велел разжаловать генерала Репина, руководившего казнью братьев Грузиновых. При Александре I его вновь приняли на службу и в чине генерал-лейтенанта он был комендантом Баку, потом послан в Могилевскую губернию на ревизию, а в 1816 году назначен в сенат. Свои дни Репин закончил в 1839 году.
После отставки Репина в страхе за свою карьеру жил и другой организатор расправы над Грузиновыми - атаман Василий Орлов. Его больное сердце не выдержало нервных перегрузок, и в конце июня 1801 года он скончался и был погребен на кладбище Преображенской церкви. Донским войсковым атаманом стал генерал-лейтенант Матвей Иванович Платов, которому так завидовал и которого так не любил Василий Орлов.
Со смертью Павла I новый император Александр I приказал “забыть” о деле братьев Грузиновых. Уж не хотелось новому государю, чтобы в его империи были недовольные самодержавно-крепостным строем. Указом от 9 апреля 1801 года “имение полковника Грузинова, состоящее в городе Черкасске”, было возвращено братьям Евграфа Роману и Афанасию,40 которые возвратились в гвардию, дослужившись до больших чинов и дожив до глубокой старости. У Романа детей не было, а у Афанасия осталось потомство. Его внук, 93-летний Петр Евграфович Грузинов, умер в Москве в 1971 году.
Еще один потомок братьев Грузиновых Афанасий Федорович Грузинов происходил из казаков станицы Старочеркасской Области Войска Донского. Окончил Донской кадетский корпус и Константиновское артиллерийское училище. Принял участие в сражениях Первой мировой войны в качестве командира 8-го Донского казачьего артиллерийского дивизиона, заслужив чин войскового старшины. После Февральской революции 1917 г. некоторое время занимал пост командующего войсками Московского гарнизона. В годы Гражданской войны был инспектором артиллерии Хоперской и Донской партизанских дивизий (1918), командиром 1-й стрелковой батареи (1919) и командиром Семилетовской батареи Сводно-партизанской дивизии. В Русской армии барона П.Н. Врангеля занимал должность командира 2-го Донского конно-артиллерийского дивизиона, будучи полковником. В лютые годы эмиграции был на острове Лемнос, потом в Болгарии. Умер 1 февраля 1935 года в Софии (Болгария).(Волков С.В. Энциклопедия гражданской войны. Белое движение. С.145).
Более 220 лет прошло с тех страшных дней казни братьев Грузиновых. Теперь на месте расправы над славными донцами, в станице Старочеркасской Ростовской области, бурлит многоязыкий людской поток, тысячи и тысячи туристов, скорбно склонив головы, слушают взволнованный рассказ экскурсоводов о братьях-республиканцах. И поднимается из небытия облик славного Евграфа, встает из тьмы веков героический Петр Грузинов. И не прерывается связь поколений, не зарастает травой забвения память о славных братьях...
Астапенко Михаил Павлович, историк, член Союза
писателей России.
