Существует мнение, что история, как наука о прошлом, занимается вещами, давно потерявшими свою актуальность и всякий смысл для современного мира. Якобы события многовековой или даже относительно небольшой давности никак не могут иметь значения для сегодняшнего дня и потому их пристальное изучение совершенно бессмысленно. Возможно, отчасти такая точка зрения в чем-то и верна, однако в истории все же встречаются такие темы, которые до сих пор будоражат воображение наших современников и заставляют сторонников различных подходов сталкиваться в ожесточенных дискуссиях и словесных дуэлях. Как правило, проблематика подобных вопросов настолько широка и впечатляюща, что выходит за рамки чисто научного интереса и превращается в предмет споров всего общества. Одной из таких тем однозначно является история инквизиции в Средние века и ранее Новое время. Казалось бы, со времен основания и расцвета деятельности данного церковного института прошло почти восемь столетий. Тем не менее с конца XIX века и по сей день вопросы о целях, деятельности и общем смысле существования инквизиции не только не теряют актуальности, но и кажется наоборот только набирают популярность. К сожалению, помимо проблем чисто научного дискурса, связанных с однобокостью и категоричностью бывших ранее методологий, тема инквизиции стала просачиваться в массовое сознание и находить свое отражение в поп-культуре: книгах, фильмах, видеоиграх и прочем. Следствием этого стала гиперболизация суждений, появление множества самых нелепых мифов и формирование совершенно искажённого представления большинства о данном явлении. И как в порочном замкнутом круге, в результате этого стали появляться новые исследования или околонаучные работы, которые в свою очередь опираются на ошибочные представления, но лишь подкрепляют их собой, не привнося ничего нового или наоборот только усиливая эффект. При этом следует сказать, что историография по истории инквизиции отличается невероятной обширностью и обстоятельностью. Однако, многие из входящих в нее работ, в том числе от вполне серьезных исследователей, напоминают скорее острые политические памфлеты и агитационные сочинения, чем научные исследования. О многом говорит уже название некоторых работ, которое явно не обещают быть объективными. Например, “Цепные псы церкви”, “Инквизиция: царство страха”, “Огнем и кровью во имя бога” и т.д. Порою некоторые авторы и вовсе доходят до абсурда, убеждая читателя в правоте сторонников, например, альбигойской ереси в противостоянии, по их словам, с кровожадной и алчной католической церковью. Причем делается это в такой форме как будто речь идет об остром конфликте, происходящем прямо в эту минуту, а не 800 лет назад.
Поэтому, есть основания полагать, что тема инквизиции, несмотря на весь объем проведенных исследований, в будущем еще не раз будет подниматься, делая ее вполне актуальной с научной точки зрения уже сегодня. Хотя, следует признать, что на самом деле история инквизиции весьма обширна и многогранна. Так, как с момента своего возникновения инквизиция проявляла себя с разных сторон, по-своему в разное время и в разных местах своего существования, к тому же формально ее история до сих пор не окончена. Поэтому охватить абсолютно все связанные с ней вопросы довольно сложно.
Но, если попытаться, то начать, пожалуй, прежде всего следует с причины возникновения инквизиции и процесса ее установления. С уверенностью можно сказать, что само появление инквизиции стало реакцией католической церкви на зарождение и широкое распространение ереси в Западной Европе в XII - первой половине XIII века. Впрочем, первые ростки религиозного инакомыслия стали проявляться там еще в XI веке. По ряду причин наиболее благоприятным регионом для этого оказалось Южная Франция и Северная Италия. Дело в том, что, во-первых, данные территории были заселены еще задолго до нашей эры и населявшие ее народы имели свою развитую культуру, рудименты которой, передаваясь из поколения в поколение, продолжили свое существование вплоть да эпохи Высокого Средневековья. Во-вторых, данный регион дополнительно испытал на себе довольно крупное влияние римской культуры, так как из всех провинций Римской Империи находился в непосредственной близости от территории метрополии. И наконец, в-третьих, еще со времен античности для Южной Франции имели место быть значительные связи с Востоком и восточной культурой, через постоянную торговлю, проходившую по Средиземному морю. Первой крупной ересью в Лангедоке – обширной исторической области на Юге Франции - стало движение вальденсов, названного в честь его основателя Петра Вальдо. Среди основных положений учения этой секты было право мирян самостоятельного чтения Священного Писания, аскетизм, упрощенная церковная иерархия и тому подобное. Несмотря на то, что вальденсы подверглись гонениям и в 1184 году были официально отлучены от церкви папой Луцием III, в целом они не были настроены слишком радикально и потому не вызвали такого ярого отторжения и бурного сопротивления со стороны Рима, как пришедшая им на смену катарская ересь.
Течение катар или альбигойцев, названных так в честь одного из его крупнейших центров – города Альби, пришло с Востока и имело явные связи учением богомилов в Болгарии и манихейства в Передней Азии. По крайне мере большинство современников напрямую отождествляло манихеев с катарами, считая одно следствием другого. В основе религиозной картины мира альбигойцев лежал фундаментальный дуализм, подразумевавший существование двух божеств – доброго и злого, обоих являвшихся творцами. Однако весь материальный мир у альбигойцев считался творением злого бога или дьявола, а добрый, следовательно, создал лишь духовное бытие. Необходимо понимать, что из подобной доктрины логически вытекало очень много важных выводов, определивших в последствии столь отрицательное отношение католической церкви к альбигойскому культу. Мало того, что в традиционном христианстве, мир считался творением Единого Бога, так еще исходя из катарского дуализма получалось, что Христос не мог сочетать в себе божественную и, порочную, человеческую природу, следовательно, не мог родиться на Земле, и не мог воскреснуть. Поэтому бессмысленна сама церковь и все обряды, проводимые в ней. В особенности причастие, так как, материальные объекты, такие как хлеб и вино, не могут быть вместилищем божественного духа. Также, разумеется, в связи с этим отрицался культ святых, поклонение иконам и крестам. Впрочем, и государство, и светская власть, и вообще целиком человеческое общество, как существующие в материальном мире на Земле, также считались альбигойцами порождением зла. Греховным видели катары и абсолютно любое, даже узаконенное проявление насилия, что в свою очередь подрывало основы светской власти. А табу еретиков на клятвы и обещания делал невозможным феодальные отношения и по большей части коммерческую деятельность. Крайне негативно альбигойцы относились к институту семьи и половым отношениям. Причем даже кровосмешение и мужеложство считались не такими большими грехами, как деторождение. Ведь дети появляются в материальном мире и, следовательно, также являются исчадьями ада, а беременная женщина тогда вообще чуть ли не приравнивается к одержимой. Наконец в связи с таким пониманием мироздания в среде катаров постоянно присутствовали суицидальные настроения и идеи. Так, например, больному или любому другому верующему, прошедшему особый обряд очищения, называемый “Pandura” уже не позволяли выздороветь и жить дальше, а нарочно морили голодом и бессонницей вплоть до окончательного истощения. Таким образом можно сказать, что альбигойская ересь являлась абсолютно антисоциальной, вредной и деструктивной формой религии. Если бы ей удалось достигнуть такого же влияния и масштабов распространения, как католицизм, не только Церковь, как институт, но и вся тогдашняя цивилизация оказалась бы в опасности. И для этого имелись определенные предпосылки, которые в принципе позволяли существовать и развиваться альбигойскому культу. Прежде всего это упадок нравов и внутренние сложности самой католической Церкви. Злоупотребление духовными полномочиями, симония, стяжательство, излишняя роскошь подрывали к ней доверие паствы. На этом фоне появление альбигойских проповедников, демонстрировавших полный аскетизм и абсолютное отречение от всего материального, казалось вершиной святости. К тому же не стоит забывать и о впечатлительности средневековых людей. Причем многие из тех, кто попал под влияние катар в дополнении к этому еще и не имели должного образования и теологической подготовки, а потому воспринимали их слова как откровение. Наконец еще одной важной причиной, по которой ереси удалось укорениться не только среди простого населения, но и в феодальной верхушке общества было то, что в альбигойском учении многие бароны, рыцари и прочие землевладельцы видели прежде всего повод отнять и присвоить себе имеющиеся у Церкви богатство и влияние. В таком случае богословские тонкости для них играли весьма слабую роль.
Изначальные попытки католической Церкви противостоять ереси не давали никакого результата. Более того многие посыльные и представители пап были буквально растерзаны разъярёнными от одного только вида клириков толпами, в наиболее сильно охваченных ересью районах. Угрозы анафемы, а также применения различных санкций также оказались бессмысленны. Хотя еще в 1163 году Церковный собор в Тура объявил, что все еретики будут отлучаться от Церкви и призвал светские власти сажать их в тюрьмы и конфисковывать их имущество. В 1179 году Латеранский церковный собор подтвердил данные меры, и вдобавок приравнял ересь к бандитизму и разбою, считавшимся самыми тяжкими преступлениями. Наконец в 1184 году папа Люциус III, возглавляя церковный собор в Вероне, издал указ о том, чтобы все еретики отлучались от Церкви и передавались в руки светским властям с применением ими соответствующих наказаний. По сути все эти постановления лишь подтверждали и ужесточали давно существующее меры. Церковь преследовала и боролась с ересью еще с апостольских времен, а наказания за нее со стороны светской власти были прописаны еще в Кодексе Юстиниана в XI веке нашей эры. Впрочем, именно потому данные решения соборов не могли в корне изменить сложившуюся ситуацию. Так продолжалось до тех пор, пока в 1198 году на римском престоле не оказался новый папа - Иннокентий III, отличавшийся решительным и жестким характером. Специально для подавления альбигойской ереси им был созван очередной крестовый поход. В результате началась жестокая война, продлившаяся почти 20 лет.
По ее завершении Южная Франция была по большей части освобождена от катар. Однако уже в ходе боевых действий стало понятно, что для полного искоренения ереси одних только военных методов будет недостаточно. В 1215 году папа созвал Четвертый по счету Латеранский церковный собор, на котором законодательно закрепил все ранее применяемые против еретиков меры, а также фактически санкционировал возникновение будущего института инквизиции. Впрочем, как таковой нельзя назвать конкретной даты ее основания. Четвертый Латеранский собор лишь определил вектор развития способов борьбы с ересью. В дальнейшем как церковное, так и светское законодательство все больше юридически подготавливало почву для формирующихся антиеритических механизмов. Так, например, в 1220 году император Фридрих II издал закон, который, в соответствии с постановлением Латеранского собора приговаривал еретиков к ссылке, конфискации имущества и потере гражданства. Почти до середины века обязанность по исполнению всех этих предписаний, со стороны церкви лежала на епископах и представителях духовенства на местах. Однако постепенно эти функции по обнаружению и ликвидации ереси начали переходить на монашеские ордена и относящихся к ним странствующих монахов. Ими стали члены основанных как раз примерно в это время доминиканского и францисканского ордена, специализировавшихся на борьбе с еретическими течениями. С тех пор большинство католических инквизиторов происходило именно из этих орденов. При этом важно понимать, что инквизиция не являлась строго централизованной организацией с единым центром управления. Ее деятельность определялась либо самими орденами, с благословления Папы Римского, либо в случае острой необходимости напрямую понтификом.
Так, каковы же были первичные объекты внимания инквизиторов? Конечно, ими в первую очередь являлись еретики в широком смысле этого слова. То есть не только те, кто напрямую относился к той или иной секте или нестандартной христианской конфессии, но и просто нарушавшие и отрицавшие каноны католической церкви. Это значит, что еретиком считался не тот, кто совершил какой-либо нравственный или религиозный проступок, но тот, кто не считал свое поведение греховным и настаивал на неполноценности существующих норм. Также под особым вниманием инквизиции находились принявшие католическое крещение мавры и иудеи. В случае их возвращение к исповедованию своей старой религии и исполнения ее обрядов им аналогично выдвигались обвинения в ереси. Вместе с тем не редко инквизиторы занимались поиском и ликвидацией запрещенной литературы и предметов культа. Так, на костер могли отправиться целые библиотеки талмудов, еретических сочинений и прочего. Однако вопреки распространенному мнению инквизиция редко занималась делами, связанными с колдовством и черной магией. Обычно это входило в сферу компетенции епископов и светских властей, хотя, следует сказать, что по большей части обвиненные в ведовстве не доживали до суда и подвергались линчеванию прямо на местах. Вмешательство инквизиции происходило только в особо вопиющих случаях, вроде обвинения в поклонении демоническим силам или использования в своих ритуалах Священного Писания и освященной церковной утвари.
Когда инквизитор прибывал в какой-нибудь регион либо по своей воле, либо направленный туда по просьбе епископов, местное население заранее оповещалось о его визите. Во-первых, все обязаны были поприветствовать инквизитора в дороге, выражая тем самым ему и его миссии свое почтение, а, во-вторых, после его приезда в течении нескольких дней объявлялся т.н. “период милосердия”. В это время каждый имел право обратиться к инквизитору с покаянием, и даже в случае принадлежности к самой страшной ереси, рассчитывать на гарантированное прощение. Правда в таких случаях требовалось также назвать имена своих сообщников или тех, кто мог бы подозреваться в ереси. Тогда наказание все же назначалось, но при этом было вполне терпимым. После завершения данного периода инквизитором продолжался сбор свидетельств и показаний местного населения. Как таковых ограничений не существовало и потому свидетельствовать мог абсолютно каждый. Даже преступники и те, кто уже был обвинен в ереси. Более того, известны случаи, когда свидетелями становились дети, доносившие инквизиции на своих родителей. Впрочем, обвинения родственников против своих близких не были такой уж редкостью. Ведь вопрос спасения собственной души стоял намного выше любых родственных отношений, а малейшее сокрытие ереси могло само стать поводом для обвинения со стороны инквизиции. Такой подход разумеется порождал широкий простор для различных злоупотреблений. Особенно в тех случаях, когда существовала возможность передачи части конфискованного у обвиняемого имущества доносчику. Хотя справедливости ради, следует заметить, что вопрос с имуществом еретиков был далеко не однозначен. В разных странах в разные времена папские декреты по-своему предписывали, то как с ним следовало поступать, но в большинстве случаев оно делилось только между церковью и государством. И все же возможность клеветы со стороны недоброжелателей учитывалось инквизицией. Так для формирования обвинения обычно требовались схожие показания от 2 разных свидетелей. Также перед началом дела инквизитор всегда спрашивал у обвиняемого нет ли у того каких-нибудь врагов. Если, им назывались имена свидетелей, то весь процесс немедленно сворачивался, а подозреваемый отпускался на свободу. С теми же, кто был уличен в лжесвидетельствовании поступали по всей строгости и подвергали их суровому наказанию - вплоть до пожизненного заключения. Если все же набирались достаточные основания для подозрений, обвиняемому специальным ордером, как правило, через приходского священника высылалось требование немедленно явиться к инквизитору. Как правило он останавливался в ближайшем монастыре, где имелись все необходимые условия для его деятельности. В случае игнорирования послания, провинившегося отлучали от Церкви и объявляли вне закона. В дальнейшем он подлежал преследованию со стороны светских властей.
Однако, если подозреваемый в ереси все же являлся, начинался процесс его дознания. Инквизиция всегда придерживалась презумпции виновности. Если не удавалось доказать обратного человек попавший под подозрение инквизитора априори считался виновным. Поэтому главной задачей всего действия было не установление объективного факта причастности к ереси, а получение полного признания от обвиняемого. Однако, как правило, тому не сообщались причины его вызова, а также имена свидетелей, давших против него показания. Конечно в этом был смысл, так как еще до формирования всех процедурных норм, во времена альбигойской ереси не редки были случаи, когда свидетельствующих против катар обнаруживали вскоре зарезанными на улице или в собственной постели. Но при этом самым страшным оказывалось то, когда обвиняемый был оклеветан и не знал целиком своей вины, в которой даже, если бы захотел не мог сознаться полностью, точно так как об этом донесли инквизитору. Поэтому допросы могли продолжаться годами. Известен даже случай, когда одно дело длилось более 18 лет, в ходе которого обвиняемый все это время находился в заключении. И все же, при этом, допросы оставались основным методом дознания со стороны инквизиции. Ее представители любили использовать различные уловки и методы психологического давления, но опять же только для того, чтобы добиться признания. Излишне злоупотреблять своим положением они тоже не могли так как все допросы и показания тщательно фиксировались в письменном виде и потом отправлялись в архив. Однако если обвиняемый наконец во всем сознавался и чистосердечно расковался в содеянном он, как правило, получал прощение, предупредительный выговор и какое-нибудь наказание, но в целом не такое уж и страшное. Обычно им являлась епитимья. К примеру, инквизитор мог исходя из этой епитимьи обязать человека в течении оставшейся жизни ежедневно читать “Отче наш” по 70 раз, никогда больше не есть мяса, но все равно ограничивать себя в посты, регулярно посещать мессу и исповедоваться. Если вина была более тяжкой, то в таких случаях для искупления, провинившегося могли заставить постоянно носить особые одежды с нашитыми на них крестами, которые считались крайне позорными. Еще одним вариантом было паломничество. Исходя опять-таки из тяжести вины осужденного существовало 3 вида паломничеств. Первый – путешествие к локальной святыне в какой-нибудь близлежащий монастырь или другой религиозный центр. Второй – посещение Вечного Города, где находился престол самого Папы. И наконец третий – паломничество в Иерусалим и на Святую Землю.
Куда хуже дело обстояло в случае, если обвиняемый упорствовал и категорически не желал признавать свою вину. Тогда инквизиция могла обратиться за помощью к светским властям и начать применять пытки. Наиболее популярными разновидностями “допроса с пристрастием”, в связи с некоторыми косвенными отсылками в Писании, были те пытки, которые причиняли боль без пролития крови. Например, человеку выворачивали руки за спину, связывали их и подвешивали его в таком положении к потолку, полностью выворачивая суставы под тяжестью собственного веса. Или еще. Подозреваемому глубоко в рот засовывали мокрую тряпку так, чтобы он постоянно силился сглотнуть стекающую с нее воду, но не мог этого полноценно сделать и потому мучился. Также довольно часто использовалась и всем известная дыба. Впрочем, все остальные пытки известные в то время в Европе также применялись к еретикам. Само по себе применение пыток может показаться сегодня чем-то ужасным, но их основной целью все также было получение признания и раскаяния. Если обвиняемый упорствовал или не в первый раз представал перед инквизицией, для выяснения чего и использовались архивы, Церковь умывала руки и передавала его светскому суду. Последний, как правило, приравнивал ересь к подрыву общественного строя и государственной измене и потому судил с соответствующей строгостью. Например, у провинившегося могли конфисковать все имущество, а его самого отправить на пожизненное заключение в темницу. Несмотря на то, что существовали разные тюрьмы с различными условиями содержания в большинстве случаев заточенные не выдерживали больше нескольких лет и умирали от естественных причин таких, как сырость, антисанитария, недоедание и постоянное психическое напряжение. Тем не менее такое наказание было намного лучше альтернативного варианта приговора, а именно сожжение на костре. Почему же такая страшная казнь, как сжигание человека заживо, была столь популярна для уничтожения еретиков? Для этого помимо невероятной боли, таким образом причиняемой осужденному, существовали и объективные причины. Главным преимуществом сожжения на костре было то, что после этого от приговоренного в буквальном смысле не оставалось ничего, кроме пепла. В таком случае исключалась возможность, по которой еретик превращался бы для своих собратьев в мученика, а его место казни в объект паломничества и культа. Также считалось, что все еретики и колдуны, выступающие против Церкви, так или иначе являются пособниками дьявола, а потому, чтобы они не могли воспользоваться его помощью, а также, чтобы от их оскверненных его присутствием тел ничего не осталось использовался костер. По этим же причинам нередки были случаи, когда полностью сжигалось и имущество осужденных или трупы давно умерших людей, которые исходя из архивных записей оказывались еретиками. Наконец существовало верование, по которому сожжённые тела не могли воскреснуть в Судный день и потому их обладатели оказывались как бы прокляты.
Таким образом заядлых еретиков и рецидивистов действительно ждала страшная участь. Однако все же стоить отметить, что инквизиции не была, как это обычно представляется, карательным органом. Ее основной целью был поиск ереси и расследование связанных с ней дел. Собственно, само слово “Inquisitio” с латинского так и переводится: “розыск”, “расследование”, “исследование”. Задача ликвидации ереси вовсе не подразумевала физическое уничтожение её носителей. Для этого вполне достаточно было заставить человека одуматься и вернуться в лоно истиной Церкви. Поэтому, если обвиняемый чистосердечно раскаивался ему вряд ли угрожали бы пытки и костер. По большому счету применение экзекуции и казни находилось в компетенции светских, а не духовных, властей, и обвиняемый оказывался в их распоряжении в том случае, когда Церковь не могла добиться желаемого стандартными методами. Впрочем, даже на примере альбигойского культа видно какую опасность могла представлять ересь как для Церкви, так и для государства. А потому использование против нее любых доступных методов было во многом оправдано. В противном случае основа существования средневекового общества была бы уничтожена и тогда история могла пойти по совершенно иному пути. Не стоит также, как это делают многие современные исследователи, судить о поступках и поведении средневековых людей исходя из сегодняшней морали, менталитета и общественных норм, которые кардинально отличаются от тех, что существовали много веков назад. Такой подход не может привести к объективному пониманию тогдашней реальности. Впрочем, существование некоторой предвзятости объясняется тем, что тематика инквизиции на самом деле популярна по причине ее взаимосвязи с важнейшими вопросами настоящего. А именно о пределах личной свободы и возможности ее ограничения, а также о дальнейшей судьбе религии в современном мире.