Анисимов проводил матушку и Софью Евдокимовну до почтовой станции, где взял для них лошадей и тёплую карету, изнутри мехом обитую. Матушка так и уехала, – в слезах. А Софья Евдокимовна надменно отвернулась к окну. На Сергея Степановича едва и взглянула, лишь сухо кивнула ему. А на Пелагею Фёдоровну поглядывала с неприкрытой досадой: плакса эта так и будет киснуть, – до самого Петербурга… Радовалась бы, что сын руки развязал, – оставил у себя девчонку! Живи теперь, – без хлопот и забот, а она слёзы льёт!
У самой Сонечки совсем другие планы были: убедить Сергея Степановича в своей преданности – с тем, чтобы уже этой осенью стать его женою… Но всё пошло не так, как задумывалось: Анисимов был с нею холодно-учтив, а уже перед отъездом вдруг выяснилось, что он слышал её разговор с кузиной Ольгой… Столько времени потеряно, – с этой глупой поездкой в такую даль, на этот дикий берег Северского Донца!.. А ведь маменька говорила, что надо обратить внимание на флотского капитана Петра Авдеевича!
Пелагея Фёдоровна сокрушалась, что не сбылись их с Сонечкой чаяния, – по поводу свадьбы осенью. Сонечка молчала, – всем своим видом показывала, как глубоко она оскорблена поведением Сергея Степановича.
…А Сергей Степанович после смены попросил десятника Ивашина зайти к нему. За стол не сел: Анисимов вообще не любил сидеть, когда перед ним шахтёры стояли.
- Выслушай, Иван Парамонович, мою смиренную просьбу. Как рассудишь, – твоя воля. Я намедни матушку домой проводил. А дочка со мною осталась, – не захотела она уезжать от меня. И мне без неё очень уж тяжело. Растёт дочка, – так и забудет отца, ежели видеться мы с нею будем раз в году. А всё ж несподручно мне, – одному с девчонкой. Я, Иван Парамонович, знаю, видел, какая ласковая и заботливая у тебя дочка. Позволь Анюте няней стать для моей Дашеньки. В благодарности моей не сомневайся.
Ивашин озадачился:
- Непривычна нам просьба твоя, Сергей Степанович. Подумать надо. С Ефросиньей Ефимовной посоветоваться. Да и что Анютка скажет, – на такое дело.
- Посоветуйся, Иван Парамонович. Вы с Ефросиньей Ефимовной очень выручите меня, если разрешите Анюте быть няней. О плате договоримся: я не обижу.
А Анютка с радостью согласилась. Иван Парамонович с Ефросиньей Ефимовною лишь переглянулись, горестно поняли друг друга: Анютка у них – единственная дочка, не дал больше Бог им ребят. А Анюте всегда так хотелось, чтобы, как у подружек, были у неё братья и сёстры, так хотелось заботиться о них!
Ночью Фросенька ласково гладила Иваново плечо:
- Давай, Иван Парамонович, разрешим Анютке в няни к Анисимову пойти. Девчонка у него, слышно, послушная да покладистая. А замуж отдадим Анюту – даст Бог, свои ребята пойдут. А она уж и умеет с ними обойтись: пока няней будет, научится.
- Правильно говоришь, Фросенька, – согласился Иван Парамонович.
Дашенька полюбила няню: Анюта умела совсем не больно расчёсывать Дашенькины густые светлые волосы и красиво вплетать ленты в косички.
А Серафима тосковала по девчушечке этой, всего лишь однажды увиденной… А теперь даже во сне её видела, радовалась глазкам Сергеевым. И просыпалась в светлых слезах.
Как-то пришла к ней Матрёна Григорьева, – попросить, чтоб приготовила Серафима Игнатьевна какое снадобье: в шахте муж руку зашиб. От неё и узнала Серафима, что матушка инженера Анисимова с девицею этой надменной, вроде бы невестой Сергея Степановича, уехали к себе в Петербург, а дочка с ним осталась. Серафима вскинула глаза:
- Как же он с девчушкой-то справляется, – один.
- Справляется. Анютка, дочка десятника Ивашина, в няньки к Анисимову пошла.
Серафиму в жар бросило, – от горькой обиды… Анютку, значит, в няньки позвал.
Великий пост к концу шёл. Пасха ранняя в этом году – значит, и весна ранняя и тёплая. С утра Серафима отправлялась на дальние склоны – козу Белянку попасти да посмотреть, не появились ли по берегу Северского Донца ясно-жёлтые цветы мать-и-мачехи. И, куда ни глянет Серафима, – вся тёплая нежность этих дней Вербной недели напоминала ей о дочке Сергея Степановича. Даже в мягких и ласковых серых пушинках вербовых веточек видела глазки её. А домой возвращалась – с задумчивой улыбкой перебирала льняные лоскуты и обрезки, что оставались, когда кроила себе рубашки: надумала Серафима сделать куклу-мотанку – не только для забавы, а чтоб счастье принесла Дашеньке, чтоб берегла её. А смотала куклу – сама залюбовалась: до чего хороша вышла!..
С Сергеем встречаться – не то, чтобы не хотела… То ли робела от чего-то… то ли стыдилась, что не сдержится, и он увидит в её глазах эту тоску неизбывную – по нём и его дочке, девчушке сероглазой. Поэтому в Верхнее пошла в то время, когда, знала, Сергей Степанович в шахте бывал… Постояла у ворот его избы, дождалась, пока Анютка с Дашенькой вышли во двор. Дашенька с ласковым любопытством взглянула на Серафиму, а потом остановила заворожённый взгляд на кукле в расшитой рубахе, с коромыслом и двумя крошечными ведёрками. Снова подняла глаза на Серафиму:
- А у меня нет такой куклы…
У Серафимы даже губы задрожали – от жалости к девочке… и от счастья, что кукла Дашеньке понравилась… и прямо сейчас сбудется её желание, чтоб у неё была такая кукла…
- Так возьми, – протянула Серафима куклу. – Тебе это. Видишь, – это она тебе счастье принесла, в двух ведёрках.
Дашенька затаила дыхание:
- Мне?..
Прижала к себе куклу, потом склонилась над нею, что-то ласковое говорила…Тихонько баюкать стала. Анютка тоже восхищённо рассматривала куклу, а Серафима тем временем незаметно и быстро вышла со двора, почти побежала по дороге, что вела к Лисьей Балке. И не слышала, как грустно и серьёзно расспрашивала Дашенька Анюту:
- А чья это маменька? Красивая такая… и кукла у неё красивая… А где она живёт? А у неё есть дочка?
Анюта рассказала, что красивую тётушку зовут Серафимой Игнатьевной, а живёт она в избушке, в Лисьей Балке… И дочки нет у неё… и значит, не маменька она никому…
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15
Часть 16 Часть 17 Часть 19 Часть 20 Часть 21
Навигация по каналу «Полевые цветы»