"...Запрокинулась лицом
Зубки блещут жемчугом
Ах ты, Катя, моя Катя
Толстомордненькая…
Гетры серые носила
Шоколад Миньон жрала
С юнкерьём гулять ходила
С солдатьём теперь пошла?.."
Ой, нет, ой нет! Это Блок про питерскую Катю, моя же бабка была иною. Северная поморка. Вместо Миньона – рыба, заместо гетр – шерстяные чулки и штаны с начесом. Жемчуг присутствовал. Его тогда из северных рек ковшами черпали.
Тело молодое, мягкое, да характер шершав. И не красавица совсем. Парни за внимание её девичье меж собою не бились. Она и не ждала. Нужно ей – сама брала, кого хотела. Отцова натура!
Когда вольную деревню Сухой Наволок (западное побережье Белого моря) превратили в рыболовецкий колхоз с издевательским названием «Батрак», Алексей Няттиев показал миру кукиш. Заперся в избе и жил одиноко на запасы бывшего таможенника. А жена его Дарья с дочерьми ушла в Сороку, именно что батрачить: обстирывать семью и двор управляющего Сорокским лесозаводом.
70 лет прожила в доме Екатерина Няттиева. И покинула последней из жильцов, выплыв в гробу на плечах сыновей.
Кого любила Екатерина – покрыто мраком. Но родила троих сыновей, да всех от разных мужей. Получились они, как в сказке, с некоторыми правками: старший умный был детина, средний сын и так и сяк, младший вовсе был дурак…
Василий, старшенький, стал героем войны и труда, жил долго и трезво. Борис, который и так и сяк, жил гоголем, авторитет имел немалый, да только зарабатывал его по лагерям. Евгений, поскребыш, не дожил до пятидесяти, ибо с пьянством на большее сил мало у кого хватает.
Страстей заложено в Екатерину было немало!
Кроме любовной «движухи» (мужья и ухажеры между них), она и у станка рядом с Васей стояла; и Борисовы грабежи покрывала; и Женькиных наследников на руки подхватывала; и хозяйство вела. Да так вела, что гостей в её доме было не перечесть. Особенно по субботам, когда Екатерина Алексеевна пекла знаменитые шаньги, калитки и рыбники.
Память о тех субботах по сию пору в Сороке жива. Бывшие дети, бегавшие к Бабе Кате угощаться, мне и сейчас в личку пишут.
Наши с ней отношения были уникальными. Ярые антагонисты, приглядывающие друг за другом: она – в материну или отцову сторону я качнусь, я – с какого боку она подловит, чтобы кольнуть сильнее.
Я немножко уже рассказывала об этом.
Уникальность в том еще, что именно мне, не самой привечаемой внучке, доведется в одиночестве сидеть у её гроба, читая при свече заупокойную молитву.
Много чего я могу порассказать о своей бабке, но всему своё время.
