Ирисы

– Пожалуйста, выпей чаю. Тебе станет легче, – виновато сказал он, протягивая чашку с дымящимся в ней напитком. Запахло мятой и имбирем.

Она взяла протянутую чашку из рук, расплескав несколько капель на покрывало.

– Ай! Он же горячий! – в тёмных глазах появилось раздражение. – Унеси! – и она протянула ему чашку, пролив ещё несколько капель прямо на него. Виновато улыбнувшись и взяв чашку из её рук, он вышел на кухню.

Она ещё несколько минут прислушивалась к звуку его шагов. Как всё это надоело! Эти стены, эта кровать, на которой она лежала, эта голубая чашка, в которой он принёс чай, сам чай, и эти шаги… А теперь болезнь! Теперь она вынуждена днями и ночами быть здесь, и терпеть его невыносимое присутствие. Это раньше её радовали принесенные им цветы, его улыбка и глаза, светящиеся добротой и нежностью. Но сколько уже можно? Она вспомнила, как один раз накричала на него за то, что он поздно вернулся домой, а он только лишь нахмурился в ответ и сказал, что звонил, но она сама не брала трубку… Потом просто тихо ушёл в свою комнату и полночи работал над очередным важным делом. Он всегда всё прощал ей. Иногда ей так хотелось, чтобы он по-настоящему вышел из себя, громко крикнул на неё, показал, что ему небезразлично… Выходит, что его вовсе не заботило, где она пропадала с подругами до двух часов ночи; на какие концерты она ходит вечерами и с кем? Не волнует ли его то, что на его собственном концерте в последний раз она была целых полгода назад? А то, что она истратила большие деньги, его деньги, на ненужное платье и сумку? Как же он надоел!

Вишневский совсем другой. Белые розы, подаренные им, вызвали в её сердце неимоверный трепет. А какие у него глаза, полные глубинной печали и обворожительного очарования! Как он был статен и красив, когда протянул ей букет тех самых белых роз: спокойный и непоколебимый в своей решительности, с таинственной улыбкой на бледных губах…

Она улыбнулась этому воспоминанию, и повернув голову посмотрела на стол, где стояла простая белая ваза, а в ней – букет фиолетово-жёлтых ирисов. Это он принёс их сегодня утром. Принёс и поставил в вазу на столик, что был рядом с её кроватью. Знала она, каким в тот момент было лицо – спокойным и невозмутимым, но полным радости, ведь он делал это для неё, для того, чтобы она смогла улыбнуться этим цветам, чтобы они согрели её взор и душу, как сказал бы он сам… И это после всего, что она ему сказала!

Раньше ей нравились эти цветы и его стихи, которые он с таким трудом сочинял для неё. Она даже представить себе не могла, сколько времени он сидел за письменным столом и старался сложить слова в красивые строки. Зачем он всё это делал? Теперь он замечал, что его сегодняшние цветы нисколько её не порадовали, но ничего не сказал. Как и всегда. Снова молча ушёл к себе в комнату.

На столе громко пискнул телефон – это Вишневский в очередной раз пожелал ей скорейшего выздоровления. Она с радостью прочитала эти строки и блаженно закрыла глаза, вообразив себе его вид и то, как сейчас он выглядел, набирая на телефоне этот текст, который теперь так согрел её душу. И в её груди вскипела такая ненависть к мужу – ведь это он во всём виноват! Она страдает из-за чувства стыда и жалости к нему! Из-за этого она не может уйти! Но она больше не может быть с ним из-за его благородства – она не должна жертвовать собой! Всё равно всё кончено – и он это чувствует, она знает точно. Какая разница, когда они расстанутся? Всё равно она не может больше оставаться с ним – её любовь прошла. Он сам виноват – слишком добр и покладист. Он бы и под пулю подставился за неё – она это знает. Хоть бы раз проявил характер! Спросил, где она долго пропадает, устроил бы ссору… Они накричались бы вволю друг на друга, а после помирились и пили бы вместе чай с имбирем и липовым мёдом. Зато она бы поняла, что нужна ему, что ему небезразлично, где она и с кем. Но он всё ей прощает и никогда не повышает голоса – только расстраивается, она это видит, но лишь хмурится и уходит. Будто всё это ему безразлично! И каждый раз дарит ей эти надоедливые ирисы – будто больше на свете нет цветов!

Она вновь закрыла глаза и вспомнила, как Вишневский проводил её до дома – они тогда шли по мосту через реку, а вечер был осенний, темный, на небе светила полная луна, которую закрывали облака – оттого казалось, будто она в дымке, и свет её был ещё более таинственным. Вишневский попросил её немного постоять вместе с ним на мосту. Он указывал вдаль и описывал луну и город, огни которого казались ей тогда необыкновенно красивыми и загадочными. Вишневский осторожно, будто стесняясь, взял её руку в свою… Его ладонь показалась ей такой тёплой и родной!

Они ещё с час гуляли по парку, и только после этого, в двенадцатом часу она вернулась домой. Он встретил её не так, как обычно – не было на губах той радостной улыбки, которой он обыкновенно искренне приветствовал её. Он молча помог ей снять пальто, и они вместе прошли на кухню. Она спокойно села за стол и принялась пить чай, в котором почему-то не оказалось имбиря.

– Я видел вас, – вдруг сказал он. Она удивлённо посмотрела ему в лицо и спросила:

– Правда? Неужели? Я думала, что на работе это все заметили, кроме тебя. – Тон её был настолько насмешлив и небрежен, что он нахмурился и отвернулся.

– Катя, Лёня не такой, каким ты его себе представила. Я его хорошо знаю. Я учился с ним в одной школе…

– Школе? – возмущённо перебила она. – Ты бы ещё детский сад вспомнил! С тех пор много лет прошло. Люди меняются. Да и что ты можешь о нём знать?

– Послушай меня… Да, меняются. Но если они сами этого хотят. А Лёня, он…он всегда хотел быть впереди всех и ради этого мог пойти на любую подлость. Я вижу, что он не изменился с тех пор.

Она вскинула руку во властном жесте, заставив его замолчать.

– Хватит. Ты не можешь его знать. Вы с ним не общаетесь, я это видела. Ты говоришь, что Лёня подлый человек? Зато у него сильный характер, который он не боится проявлять. И правильно. Слабые, бесхарактерные люди, но благородные – всегда позади. Благородство не позволяет им быть у власти. Вот поэтому, Сашенька, Вишневский такими как ты всегда управляет. И правильно – ты один из его подчинённых, раб, а он – начальник. И ты ему подчиняешься. Да ты даже мне слова поперёк сказать не можешь, – зло говорила она, глядя на него. – Ты ведь ничего не скажешь, если узнаешь, что я, предположим, – она выдержала паузу, как бы раздумывая, – была не верна тебе?

– Я догадывался. – Тихо сказал он. – Но я верил и верю тебе, я знаю, что ты на такое не способна.

– Опять ты за своё! – её лицо страшно изменилось, и она смахнула наполовину пустую чашку со стола. – Да ты осёл, Саша! Понял? Жена ему говорит, что у неё были другие мужчины, а он всё о своём – «верил», «надеялся»! И как можно это терпеть? Тебе всё равно, скажи? Тебе в лицо плюют, а тебе все равно?

– Успокойся, Катя… – его голос звучал умоляюще и жалко. Его обидели её слова, но он понимал, что она сказала их в сердцах, не думая, что говорит. Нотки примирения в его голосе лишь разозлили её до крайней степени. Она уже не помнила, что кричала и сколько посуды побила, а потом её нервы не выдержали – и она лишилась чувств.

С того момента прошла уже неделя, а она всё болела – высокая температура, нестерпимая головная боль, озноб. Саша ухаживал за ней ненавязчиво – боялся разозлить её, и того, что с ней снова сделается истерика, и она разболеется ещё больше. Каждое утро перед работой он покупал ей цветы – любимые ею ирисы. Он видел, как она мучается. Знал он и то, что в этом городе у неё не было жилья, да и кроме него у неё никого здесь не было.

Он ушёл в очередной раз, тихо прикрыв за собой дверь. Даже этот звук очень раздражал её. Вскоре ей позвонил Вишневский и сказал, что любит её, тоскует по ней и хочет, чтобы она была рядом. Сказал, что купил билеты в театр на мюзикл, который она хотела посмотреть. И самое главное – он хотел, чтобы она оставила мужа и переехала к нему.

Она почувствовала себя лучше – встала, привела себя в порядок и пошла на кухню. В холодильнике не было пусто – Саша оставил на полке сковороду с неумело приготовленным им овощным рагу – самым её любимым блюдом. Она разозлилась и выкинула всё в мусорное ведро. Теперь она точно знала, что уйдет от него. И больше не испытывала чувства жалости. Зачем ей такой слабохарактерный мужчина? Она столько всего наговорила ему, почти что смеялась в лицо – а он всё равно всё ей прощает, ухаживает за ней, присматривает за их домом. Будто ничего не случилось. А если вдруг она при всех их знакомых выставит его дураком – он тоже простит? «Да», – ответила она сама себе. И внутри разгорелось такое отвращение к этому существу, что она бросилась собирать чемодан.

К вечеру буря, разгоревшаяся у неё внутри, поутихла. Было уже девять часов, а Саша всё не приходил. Она не хотела уходить так, не прощаясь. К тому же нужно было уговорить его развестись с ней. Она должна была попытаться образумить его, сказать, что помогать всем и прощать всё нельзя, даже ей. На телефонные звонки он почему-то не отвечал. Вновь злость прокралась в её сердце – наконец-то она приняла решение разойтись с мужем, а в нужный момент его всё нет. Вне себя от злости она схватила чемодан, надела пальто и выбежала на улицу, даже не закрыв входную дверь.

Шёл дождь. Она поняла, что не взяла с собой ни шапки, ни зонта. Внутри она вновь была спокойна – холодные потоки вернули самообладание и помогли разуму проясниться. Что-то вдруг содрогнулось в её душе. Она вспомнила, что Саша, возможно, сегодня был на репетиции. А не звонит ей потому, что она редко отвечала на его звонки. Но ведь странно, что он не позвонил ей, ведь такого не было даже во время их ссор. Сердце вдруг сжалось, когда она вспомнила, как в один из далёких дней они шли с прогулки домой, и он хотел помочь ей перейти через ручей по бревну, но сам поскользнулся и упал… И как они оба смеялись над этим. А белые розы? Она ведь никогда не любила их. Саша знал, что по-настоящему она любит незатейливые, но прекрасные для неё фиолетово-жёлтые ирисы. Дарил он их всегда, потому что знал, что эти цветы радуют её больше остальных. А как он виновато смотрел на неё, когда она говорила ему столько грубых слов? Что было бы, если бы он кричал в ответ? Разве это помогло бы ей? И ведь избегал ссор он от того, что знал о её испорченных в тяжёлом детстве нервах. Даже после всех её слов и лживых признаний он её не оставил и был рядом, когда она заболела. А ведь Вишневский даже не навестил её. Его нежные сообщения вдруг показались ей такими неискренними и далёкими…

Она всё шла и шла вперёд, не замечая, что у неё насквозь промокло пальто, а она всё ещё больна.

– Катя! – услышала она и обернулась. Это был Саша. За его спиной был чехол с гитарой – он и впрямь был на репетиции. Дождь усилился, но она этого не замечала. Она всё шла, не зная, почему и зачем идёт. Она улыбнулась мысли о том, что хоть немного, но что-то всё же знает о своём муже…Она вдруг остановилась и обернулась, чтобы вернуться назад. Ей чудилось, что она идёт, а Саша идёт к ней навстречу. Она ничего не слышала, кроме шума дождя. Ощущения её были странными, будто весь мир вокруг окутала пелена, из-за которой было плохо слышно и почти ничего не видно. Кажется, Саша что-то снова крикнул ей. А может быть это был голос дождя. Или раскаленный огонь, который пылал у неё в голове. Она сделала ещё пару шагов навстречу Саше, неуклюже выставив вперед руки… Через мгновенье она почувствовала, как её с силой оттолкнули, а потом пришла боль. И больше она ничего не помнила.

***

С тех пор прошло много лет – она была в преклонном возрасте, жила совсем в другом городе, растила троих детей. Каждый год в один из осенних дней её сердце щемила глухая тоска по давно ушедшему времени, живому теперь лишь в её памяти. Сердце в её груди жило, билось и чувствовало – а его сердце нет. Тогда, в тот далёкий и удивительно тёмный осенний вечер он спас её от отбирающих жизнь колёс потерявшего управление грузовика. Она почувствовала себя плохо, в исступлении и забытьи вышла на дорогу, на которой обычно было мало машин. Саша успел, оказался рядом и оттолкнул её в самый последний момент.

Леонид Вишневский хорошо помнил, как она плакала, когда хоронили её бывшего мужа. После этого она сразу же согласилась стать его женой и попросила скорее забрать её из этого города. Она стала безрадостной, угрюмой и покорной. Всю жизнь вела себя тихо и смиренно… Никогда не просила ничего, не злилась и не заводила ссор по пустякам. Детей вырастила на удивление скромными и покладистыми, нравственными и отзывчивыми. Она была ему верной и хорошей женой, сколько он помнил. Иногда, когда Вишневскому взбредало в голову пофилософствовать, он вспоминал её бывшего мужа и своего одноклассника и одного из лучших работников, Сашу Солнцева, и никак не мог понять: как могла она пренебрегать таким смелым человеком, к которому даже он, Леонид Вишневский, испытывал благоговение? Однажды он спросил у неё об этом:

– Катя… А почему ты им не дорожила?

Она посмотрела на него потускневшими тёмными глазами и как-то съёжилась под его испытывающим взглядом:

– Не знаю. Молодая была, глупая, как говорит большинство людей, чтобы хоть чем-то себя оправдать. Я считала его слабым, бесхарактерным… А сама ведь была слабая! А он это понимал, он знал… он всегда человеком оставался. А я злилась на него, кричала, хотела, чтобы он злился в ответ… – она запнулась и, не договорив, отвернулась.

Вишневский тяжело вздохнул, в очередной раз сухо поцеловал её в щёку и уехал на работу. Сыновья и дочь тоже уехали по своим делам – у старшего уже была своя семья, младшие учились в институтах и давно работали.

Она снова осталась одна – в большой и пустой квартире. Так было каждый день, до самого вечера. Она подошла к окну и взглянула на улицу – ей открылся серый, унылый вид на большие дома и грязные дороги. Её взгляд переместился на подоконник – там стояла изящно расписанная ваза, на которой были изображены фиолетово-жёлтые ирисы – подарок Вишневского на день её рождения. Рисованные ирисы были прекрасные, будто живые, но сама ваза всегда была пуста.

Автор: Надежда Гладких

Источник: https://litclubbs.ru/articles/10794-irisy.html

Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.

Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь и ставьте лайк.