Фраза «А ты Палыча знаешь?» являлась для Питера 90-х сакраментальной. При чём это был вопрос не о добродушном усталом герое Олега Басилашвили из фильма «Осенний марафон», а о бандите Палыче, который держал центральную часть города, включая Литейный и даже часть набережной. Беспредельное душегубство и удачливость известного авторитета нравились далеко не всем в Северной столице, а потому мышеловка постепенно захлопывалась и над этим, казалось не убиваемым, заговорённым преступником. Из уст в уста шёпотом передавалась загадочное повествование об убийстве легендарного бригадира, долгое время державшего в своих руках самый большой и лакомый кусок города. История эта и в самом деле была достойна хорошего криминального боевика и главное была полностью реальной.
Палыч любил магазин «Фонтанка». Центр, народу нету, магазин прикрученный, для него всё бесплатно, дорогие продукты, элитный алкоголь. Чисто, солидно, спокойно. Кроме того, там работали симпатичные продавщицы в откровенной униформе, раболепно стрелявшие ему глазками и откровенно заигрывающие со знаменитостью из криминального мира, щедро платившему чаевые. Он заезжал туда довольно часто, с завидной периодичностью и почти в одно и тоже время, чтобы совместить приятное с полезным - купить жратвы, бухла и определить очередную наложницу для вечерних утех, нисколько не стесняясь того, что в его машине сидела беременная сожительница. И видимо поэтому, а может ещё и потому, что магазин располагался в старой части города, в пятиэтажном жёлтом доме сталинской постройки, на Т-образном большом перекрёстке, от которого в разные стороны замысловатой вереницей разбегались проезжие дороги и проходные дворы, именно это место киллер и выбрал, чтобы отправить братка в последний путь.
Был вечер, смеркалось, одно за одним гасли огни в окнах кирпичных питерских домах дореволюционной постройки, бывших особняках купцов и доходных домах. Прохожих уже не было, когда наступали сумерки выходить на улицу было опасно для жизни. Невский быстро опустел и только одинокие испуганные тени шарахались по углам проходных дворов-колодцев с полукруглыми арками на входе и старались поскорее проскочить незамеченными. В окрестном районе завелись какие-то очередные отморозки, которые внезапно подбегали к любому одинокому путнику со спины из темноты и били железной трубой по голове сзади, а потом забирали, что можно было забрать, и так же стремительно скрывались в ночи. При чём их жертвой мог стать абсолютно любой, без зазрения на чины звания, пол и возраст. После нескольких таких жестоких нападений, всегда кончающихся реанимацией, высовывать нос на улицу никому не хотелось.
К чёрному мерину авторитета неспешной походкой подошёл какой-то рыжий недотёпа невзрачного вида, в отстойной бедной одежонке, длинном плаще непонятного цвета, берете и огромных толстых учительских очках. Такой, который не только не привлекает внимания и даже наоборот, хочется от него поскорее отвернуться, отделаться, эдакий БИЧ, вывший интеллигентный человек. Этот незаметный рыжий человек преспокойно шёл по абсолютно пустой улице, совершенно не привлекая никакого внимания, как будто надел шапку-невидимку, приближаясь к нагло припаркованному прямо посередине тротуара у магазина шестисотому. Ровно в тот момент, когда он поравнялся с мерседесом, Палыч с охранником, тащащим сзади него в обоих руках набитые продуктами и бутылками увесистые пакеты, вышел из дверей «Фонтанки». Сцена была сыграна точно по секундам, видимо расчёт убийцы был строго отрепетированным по времени, при этом создавая впечатление совершеннейшей случайности совпадения этой встречи.
Подойдя вплотную к мерину Палыча, рыжий хладнокровно достал револьвер и выпустил сначала в него, а затем и в его охранника все патроны из барабана. Стрелял он чётко, уверенно, зная точно куда и как, с обязательным контрольным выстрелом. Сожительница авторитета, Алёна, сидевшая на заднем сидении наглухо тонированной машины с открытыми настежь передними дверями так и застыла, онемев от ужаса. Рыжеволосый киллер спокойно убрал револьвер в карман, на секунду остановился, пристально посмотрел на неё через чёрную как ночь тонировку с двойной бронированной плёнкой, и уверенным шагом шагнул в ближайшую полукруглую арку проходного двора. Так и осталось неясным – увидел ли он её или не догадался, что на заднем сидении кто-то был.
И так бы он и ушёл своим спокойным уверенным шагом, скинул бы ненужную уже одежду, сел в ожидающую его неподалёку восьмёрку, и уехал бы в неопределённом направлении, покрыв навеки завесой тайны смерть Палыча, если бы не одно «но»… Дело в том, что в те годы везде повсеместно стояли милицейские «скворечники», это такие стеклянные стаканы на улице, в которых ППС-ники грелись, обыскивали и оформляли бедолаг, которых наловили за смену. Зачастую они вечером были пусты и стояли одиноко, с выключенным светом, прямо на пешеходке, на что видимо и сделал расчёт киллер. Но увы, его планам не суждено было сбыться - подвело стечение обстоятельств. Как это часто бывает, даже самое хорошо спланированное преступление разбивается о цепочку нелепых случайностей.
*****
В тот день было довольно холодно и уличный патруль с двумя милиционерами, одним желторотиком, только с учебки, и вторым, молодым, но уже матёрыми бывалым сержантом, бродя по холодным осенним питерским улицам замёрз так, что аж ноги стали деревянными. ППС-ники решили отогреться в ближайшей опорке, благо ключи от них были у всех. На беду наёмника, выбрали своим пристанищем патрульные «скворечник» ровно на противоположной стороне дороги от «Фонтанки», через трамвайную линию. И, наверное, заметь их киллер, он бы перенёс свою акцию, да только к его несчастью в будке перегорел свет и увидеть греющихся там и скрывающихся от пронизывающего ветра с Невы в темноте двоих милиционеров с другой стороны улицы было практически невозможно. Когда прогремели выстрелы, слегка разомлевшие в тепле и обалдевшие ППС-ники очнулись и посмотрели друг на друга:
- Слышал? – спросил сержант
- А что это, Петро́? – испуганно ответил ему обалдевший молодой.
- Что-что, стреляют, ты что в первый раз что ли? Так… Где же это? Да вон-вон, смотри. Это же у «Фонтанки» кажись кого-то замочили. Ну почему это всегда случается в мою смену! – с покорным судьбе сожалением покачал головой старший милиционер.
- Смотри, Петь, а вон кажись от машины кто-то во двор соседний сквозанул, наверняка этот, ну который стрелял!
- Твою ж мать! Так, давай, салага, что сидишь, глаза вытаращил, быстро за мной!
Патрульные буквально впрыгнув в снятые сапоги, схватили автоматы и, набегу застёгивая ватники, кинулись в погоню за неведомым киллером. И самое нелепое, что они догнали его буквально через несколько дворов, потому что киллер никак не ожидал погони, думал, что у него всё просчитано и даже не очень-то и торопился. От спасительной восьмёрки его отделял всего на всего один единственный пролёт двора. Убийца уже успел снять плащ, берет и преспокойно шёл к машине в вязаном бодровском свитере с горлом, сверкая рыжими волосами по тёмному переулку. Поэтому, когда он услышал сзади:
- Стоять, милиция!
И топот тяжёлых шагов запыхавшихся ППС-ников, то был крайне удивлён. Но обескуражило его это событие ровно на долю секунды, затем он совершенно спокойно остановился, понимая, что бежать сейчас - просто вызвать очередь в спину, сжал в кармане холодную рукоятку револьвера и взвёл курок.
Патрульные подбежали ближе и, нарушив инструкции, не разоружив преступника, заученными приёмами попытались заломить киллеру руки за спину, правда неопытный желторотый курсант облажался и, вопреки указаниям инструктора из учебки, схватил его за волосы. Схватил, да так и остался, нелепо разинув рот и вытаращив от удивления глаза, стоять с рыжим скальпом в руке. Оказалось, что это был рыжий клоунский парик, а сам мокродел, абсолютно лысый, с блестящей, натёртой до блеска черепушкой воспользовался моментом и, ухмыляясь, молниеносно повернулся, вскинул привычным жестом руку и нажал на курок приготовленного пистолета.
И… Было бы это нарушение инструкции последним в жизни курсанта ППС Джебалбека Ибрагимхалилова и его наставника, сержанта милиции Петра Митина, и лежать бы им обоим сейчас вместе с Палычем и его охранником в сырой земле. Да только конечно не на Новодевичьем кладбище, и уж точно не на центральной аллее с памятником в полной рост, золотыми перстнями и любимым мерседесом, а где-нибудь далеко в области, на задах, где хоронят людей второго сорта. Их скромные деревянные крестики стояли бы подальше от криминальных авторитетов и цыган, напыщенные обелиски и монументы которых, точные копии из чёрного мрамора, в костюмах с небрежно расстёгнутыми верхними пуговицами, сидячие и стоячие красуются на самой центральной аллее при въезде на любой погост. Да было бы именно так. Если бы…
Если бы к повторному величайшему удивлению киллера, и на радость второй раз родившимся сотрудников младшего состава министерства внутренних дел, у пистолета не произошла осечка. В купленном специально под эту акцию револьвере, планировавшемся как одноразовый, произошёл банальный сбой ударно-пускового механизма, и вместе громкого хлопка выстрела раздался нелепый щелчок.
- Вот ведь с…ка… - толи про жизнь, толи про продавца бракованного оружия негромко сказал киллер, покачал головой и безысходно опустил руки.
Отошедшие от шока патрульные в этот раз не дали промаха, по всей видимости жизнь была им всё-таки дорога. Они вдвоём навалились всем телом на наёмного убийцу, заломили, закрутили руки и надели наручники на уже не сопротивляющегося, обречённого человека. Его дальнейшая судьба была предрешена и ему самому в тот момент уже предельно ясна. Такие люди никому не нужны. Наутро его нашли повешенным на невесть откуда взявшихся шнурках, ведь шнурки-то все при обыске вынули, прямо на оконной решётке в отдельной одиночке Центрального РОВД города Санкт-Петербург, ещё до утреннего приезда высших чинов, следователей и ФСБ-шников. Раскрыли что называется по «горячим следам». Дело было закрыто.
