-Ещё смотри, Ванечка! Смотри, какой он красивый, жар этот! – Анютка плакала от радости, что её не обманула сила этого камня… что камень этот – вовсе не бесовский, а добрый, тёплый и… светлый, хоть и чёрный, а всё равно светлый, раз от его жара посветлела в Ванюшкиных глазах беспроглядная темнота.
-Видишь, Ванечка?
- Вижу. Какая ты…
Анютка затаила дыхание. Прошептала:
- Меня … видишь?..
Иван привычно смотрел туда, откуда слышался Анютин голос. Прежде Анютка, как и всё вокруг, была темнотой… А сейчас там, где звучал её голос, свет видел. Глаз её, растрепавшихся волос, лица в слезах не видел, – только светлое сияние какое-то. Поэтому ему казалось, что Аня – это свет. А свет – это Анютка. Теперь он отличал свет от темноты. И Анюта была светом.
- Вижу… тебя. Ты красивая.
Раньше, когда ему хотелось прикоснуться к ней, руки его беспомощно, крыльями раненой птицы, трепетали в воздухе, – чтоб найти её. А теперь он протянул ладонь к этому свету… и коснулся её волос.
Сердцем Анюта понимала, что он всё-таки не видит её серых, тёмно-грозовых глаз, не видит тоненьких бровок с изломом, ручейков волос её не видит… но зато он узнал, что не только темнота есть на свете, а и свет. Иван медленно поднял глаза:
- Там тоже свет.
Предзимние дни коротки, и солнце катилось к краю степи, краснело жар-камнем.
- Ой, Ванечка! – спохватилась Анюта. – Побегу я. Батя с маманей вернутся, а меня нет… – Вдруг обняла Ивана: – Я люблю тебя, Ванечка, очень-очень люблю тебя!
Анюта убежала, – Иван смотрел, как от него отдаляется свет.
-Я люблю тебя, Ванечка, очень-очень люблю тебя! – самым желанным счастьем звенели её слова…
А в избе снова была темнота. Ивану света хотелось, – того, от жара Анюткиного горючего камня. Горела лучина, но её свет был слабый, и Иван не видел его. Анисья ничего не заметила, а батя, Степан-кузнец, насторожился: в свете лучины показалось ему, что глаза Ивана словно ищут что-то.
Утром Иван неожиданно попросил отца:
- Бать, возьми меня в кузню.
Степан растерялся и обрадовался:
- Так…это… Идём, идём со мной, Ванюша. Дай, одеться тебе помогу.
Анисья недовольно забрала зипун из Степановых рук:
- И куда ты поведёшь его! – Прижала к груди Иванову голову: – Останься дома, Ванюша! Нечего тебе делать в кузне.
С тем, что Степан жжёт в своём горниле бесовские камни, Анисья с горем пополам мирилась. Конечно, когда узнала про камни, – принялась причитать на всю избу. Степан глянул исподлобья, кулаком громыхнул по столу, – зазвенели глиняные миски с ушатами, корчаги с жаровнями отозвались им:
- Уймись, баба. Мне в кузне жар сильный нужен, – такой, как от горючих камней бывает.
Анисья притихла, – всё ж опасалась молний в мужниных глазах. Потом раздумалась, вздохнула тяжело: раз говорит Степан, – ему, кузнецу, виднее… Уж ладно: железо – оно ж бездушное, всё одно ему, от какого жара раскаляться добела…
Но чтоб Ивана туда тащить!..
Анисья снова ничего не заметила… А Степан увидел, как Ивановы глаза остановились на матери, – неуверенно… вроде как в сплошном тумане что-то рассматриваешь… и ничего не можешь рассмотреть.
-Дай зипун, – ну? – негромко приказал Степан жене. – Со мной Иван пойдёт.
Еремея, помощника своего, Степан на сегодня отпустил – работы немного было, всё – мелкая ковка: светцы, иглы, шилья… Тайком взглядывал Степан на сына, – Иван безотрывно смотрел на огонь в горниле.
-Либо видишь, Ванюшка? – спросил вполголоса.
Иван помолчал.
- Жар вижу, батя. Жаркие такие… камни горючие, вижу, горят. – На миг прикрыл ладонью глаза, и этим убедил Степана: и правда, – видит… – Вчера, бать, только свет видел… а сегодня жар… жаркий вижу.
Боялся Степан дышать, – чтоб не спугнуть эту радость. Даже охрип слегка:
-Как же вышло, Ванюшка?.. Случилось как… отчего свет-то увидел?
Иван снова помолчал. Видно было, что не хочется ему расплескать вчерашнюю сокровенную радость, – в сердце и сейчас звучали Анюткины слова:
- Я люблю тебя, Ванечка, очень-очень люблю тебя!
Всё же признался бате:
- Анюта приходила, пока вы с маманей на ярмарке были. А в руках у неё, бать… в руках держала она такой жар, вот как в горниле у тебя сейчас вижу…
Степан достал кусок раскалённого добела железа, застучал молотом по наковальне. Не от жара текли слёзы по его потемневшим щекам… Лишь когда снова отправил железо в горнило, сказал:
- Так я и знал. Судьба твоя – Анютка.
- А я, бать, и сам знаю. Люблю её… и никому не отдам. А скажи, бать, – почему камень этот бесовским называют… раз польза от него такая… ну, вот хоть в кузне твоей?
Могучие плечи Степана колыхнулись:
- С давних пор так. Сказывают, к нам, на Северский Донец, с Дона пришло это. Атаманы тамошние запрещают копать и жечь бесовский чёрный камень, – уголье земляное. Неведомое всегда страшно, Ванюша, – чего ни коснись в жизни… А разузнаешь, – так и ничего… будто так и надо. У нас по Донцу народ давно копал горючий камень. Там, у Лисьей балки, считай, сама гора жилами каменными чернеет (гора – слово из древнерусского языка, означает – наверху, на поверхности. Позже донбасские шахтёры – а вслед за ними и остальные – понятием «на-гора» станут называть поверхность угольной шахты, – примечание автора). Печи бы топить, избы греть – за милую душу. Так бабы, дуры, боятся. И Пантелей, староста, прислушивается к атаманам донским.
-Бать… Ты мамане не сказывай… про меня-то. А то она Анютку изведёт. Придумала себе… что Анюта с бесами знается. Всё про Парамона какого-то толкует… что Матвею, отцу Анюткиному, прадедом был. Будто умение колдовать она от него унаследовала.
Степан усмехнулся:
- Скажу тебе так, Иван: Анютка не похожа на прочих девок. С детских годов небоязливой была, – не по-девчоночьи. Что на лошади с отцом, Матвеем, что в степи, – бывало, одна уходила аж до Лисьей балки… И камня чёрного не боялась, – зажмёт в кулаке и домой приносит. Бабка Пелагея всё ругалась… А народу у нас, в Дымках, удивительно было: что за девчонка у Матвея с Ефросинией растёт… Ну, а где удивление, там и страх случается, – от непонимания. Вот как про горюч камень, так, выходит, и про Анютку.
- Не скажешь мамане, бать? Не говори…
Усмехнулся Степан:
- Не скажу. Сама бы не заметила. Я ещё с вечера увидел, – произошло что-то с глазами твоими… Да поверить боялся.
- А что ж за сила такая у камня этого, бать? Большая, видно, сила… Когда лучина горит… либо дрова в печке, не вижу я, – ни света, ни жара.
-Думаю я, от самой земли сила у жар-камня. Как-то пастухи рассказывали: стали копать у Лисьей балки, – где, почитай, прямо на поверхности лежит чёрный камень... Потом оторопь взяла мужиков, испугались: увидели, что в такие глубины жила уходит, – подумать страшно про глубь эту. Вот оттуда и сила, должно быть.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Окончание
Навигация по каналу «Полевые цветы»