Настолько, что даже драгоценный «Мешочек Иштвана Святого», который долго считали единственной сохранившейся вещью основателя Венгерского королевства (ок. 970/975-1038) — и тот оказался продукцией «одного из больших русских монастырей». Это, видимо, самый древний выживший пример русской вышивки жемчугом, он хранится в Австрии. Но и в каменных пещерах музеев РФ не счесть жемчужин (хотя одна попытка удалась — см. ниже).
Недавнее филологическое (!) исследование кириллических текстов с этого мешочка показало, что он точно сделан где-то у нас во второй половине 11 века. Иштван (он же Стефан) вряд ли успел воспользовался этой сумочкой — разве что в нем хранили мощи короля.
И первоначальное назначение «мешочка» остается неясным. Но несомненно, говорит музей, что это произведение «высокого ювелирного искусства»: на 1 см золотой вышивки тут приходится почти 700 стежков!
В Венгрию, а потом Австрию мешочек попал еще в старые времена: средневековая Русь была крупным экспортером изделий из жемчуга. Речь, конечно, о жемчуге речном. Он в среднем мельче морского, не такой яркий и не всегда круглый — зато очень подходит для рукоделия.
Жемчужины после извлечения из раковины, как правило, были мягкими. Их «замаривали»: держали сначала во рту (до двух часов!), потом в мокрой тряпке за пазухой, пока не затвердеет. Где-то на этом этапе серебристое зернышко протыкали иглой, чтобы потом мастерица могла протянуть через него льняную или шелковую нить (впрочем, часто жемчуг просто сверлили).
Вот это, для наглядности — целая коробка продырявленного речного жемчуга.
Рабочий запас мастерицы конца 18-начала 19 вв. Каким-то чудом коробка добралась до наших дней и стала экспонатом.
Прусский экономист Август фон Гакстгаузен, побывавший в России в середине 19 века, писал: «каждая крестьянка носит на шее, на головном уборе от 200 до 300, а иногда и до 1000 настоящих жемчужин». А что тут удивительного: сами же крестьяне этот жемчуг и добывали.
Драгоценный перламутр давали 150 рек и озер России, преимущественно на Севере. Что-то промысловики оставляли себе, а лучшие экземпляры, например, шли на оклады икон и церковные облачения. Жемчуг в христианской символике — символ чистоты, веры и тайного знания. А для католиков — еще и Христа в чреве Марии.
В знаменитом «Абердинском бестиарии» (сборнике зоологических статей с иллюстрациями, 12 век) поясняют аналогию: «Когда [раковина] поднимается со своего места отдыха к поверхности моря, она открывает пасть и впитывает небесную росу, а вокруг сияют солнечные лучи; так внутри камня растет драгоценнейшая жемчужина, рожденная из небесной росы и сияния солнца».
Вот, кстати, насчет чистоты. Европейская речная жемчужница (Margaritifera margaritifera) — индикатор экологического благополучия. Она чувствительна даже к жесткости воды, не говоря уж о мазуте, тяжелых металлах и прочих прелестях современного мира.
«В настоящее время европейские жемчужницы редки и находятся под угрозой исчезновения», — пишет энциклопедия. Хоп, и все: этот природный ресурс нашей необъятной, бездонной Земли вдруг исчерпался. Мы сами виноваты: променяли красоту на индустриализацию.
Бодрит одна мысль: зато у нас остался другой ресурс — пусть малооплачиваемые, но самоотверженные работники музеев. В описании той самой коробки с речным жемчугом из Владимира музей спокойно сообщает: «вес 236 г., общее кол-во 15690 шт.»
Это ведь кто-то однажды сел поудобнее, да и посчитал все перламутровые крупинки одну за другой! Потрясающе.
