Пелагея тоже головой качала, – тайком от Матвея и Фроси укоряла Макара:
- Вот и сказалось… Земляное-то уголье, что в дом принёс тогда, сказалось на девчонке нашей. (Земляное уголье – так в старину называли каменный уголь, в отличие от древесного, – примечание автора). Все девчушки вон сарафаны куклам шьют… А Анютка наша всё камни горючие в степи ищет. Посмотри, сколько наносила их!
Макар хмурился:
- Степан, кузнец, заберёт, сказал. По голове Анютку погладил, – ну, похвалил, вроде… Говорит, для кузни – в самый раз земляное уголье: жара лучшего нет.
- Бесовские камни! – по-бабьи упрямо твердила Пелагея. – Даром люди не скажут.
- Чистый жар от него… И сильный, – терпеливо возражал жене Макар. – Мужики из Верхнего рассказывали недавно, что стали печи камнями этими топить. И пастухи в степи жгут, сказывали… Греются.
- Всё равно, – не девчоночье это дело! – стояла на своём Пелагея. – Придёт время, – кто такую замуж возьмёт!
О подружках Анюта не горевала. И в куклы рано перестала играть. Ей больше нравилось с отцом и с братьями, Петром да Тимофеем, в поле ездить, а ещё Рыжуху свою, кобылку, Савелием дарёную, холить. Но Пелагея не права была: по девичьему делу Анютка всё умела: что щи, что кашу сварит… блинов напечёт, – Матвей, отец, не нахвалится. Не отличишь от того, что Фросенька готовит. А после женитьбы Матвею показалось, что вкуснее Фросенькиных щей и на свете ничего не бывает. Поначалу стыдился матери Матвей, но охотнее ел щи, когда жена готовила. Пелагея не обижалась, украдкой посмеивалась: что ж!.. У Фроси и правда щи выходят, – не оторваться… И Анютка от неё выучилась, нечего сказать. Но всё ж как-то не так, как у людей. На лошади Анюта не хуже братьев ездила, а уж Петро с Тимофеем среди ровесников – лучшие. И – камни эти, горючие…
А тут и другое подоспело: беда-не беда, а как назвать… Четырнадцатый год Анютке в то лето шёл. Столько же было Ванюшке, сыну деревенскго кузнеца, Степана. Слепым был Иван. Вроде бы – с рождения, да кто ж про то знает, когда мальчишка свет солнечный перестал видеть. Может, и с рождения, а, может, позже что случилось. Мать, Анисья, замечала неладное, а что сделаешь! Так и рос Ванюшка, – незрячим. И годы шли, а оставался Иван единственным сыном у Анисьи со Степаном.
Выучился мальчонка наощупь ходить – не только в избе, но и по двору. Даже за ворота выходил, – прислушивался к шелесту трав в недалёкой степи, удивлял мать, – отличал, когда ковыль шумит, а когда купыри по берегу перезваниваются, а то ещё говорил: ветер с дождём скоро будет, – по плеску воды в реке понимал… Так и получалось, как говорил Ванюшка.
Сызмальства любил отцовы рассказы про кузню, про горн, про жар от углей древесных. Прямо тосковал горько мальчишка, – так хотелось бате помощником быть, чтоб и его вот так огонь слушался, и железо податливым становилось. Анисья потихоньку слёзы вытирала, просила Степана:
- Ты б не рассказывал ему, – про кузню-то!.. Видишь, как он горюет.
Степан и сам видел, да как не расскажешь, если просит сын:
- Расскажи, бать, про жар… про угли, – как горели сегодня.
Утешал Степан жену:
- Одна радость у Ванюшки нашего.
А Ванюшка будто и правда батиными глазами жар тот видел, радовался…
Стоял как-то у калитки, вслушивался… Вдруг замер. И улыбнулся нерешительно:
- А я и вчера слышал… Как ты со степи шла.
Анютка остановилась, с интересом в глаза его посмотрела: знала, конечно, что сын Степана, кузнеца, не видит… Но сердцем не могла поверить: как это – не видит?.. Ни солнца, ни травы... ни облаков белых, ни туч сине-чёрных…
- А как ты знаешь, что это я шла?
-А маманя давеча сказала: Анютка полное лукошко земляники несёт со склона Лисьей балки. Я и запомнил шаги твои. Так легко больше никто не ходит, ты одна.
Анюта закраснелась, застыдилась от Ванюшкиных слов:
- Идти надо мне…
А Ванюшка словно смотрел на неё, – не мимо, а на неё, просто – чуть выше головы:
- А завтра пойдёшь в степь?
- Пойду.
- Я ждать буду.
Анютке жалко было: глаза у Ванюшки красивые, – синие-синие, как небо над Донцом осенью бывает. Жалко, что не видит он ни дня солнечного, ни ночи со звёздами… А в последнее время жалость друга появилась, – и стыдно думать об таком, от себя самой таилась, – жалко, что её не видит Иван. Знала Анютка, что красивая она, – когда в седле, на Рыжухе своей. Хотела, чтоб увидел он её, понравиться ему хотела. А он руку её находил, говорил негромко:
- Красивая ты, я знаю.
Анютка полыхала, но отвечала ему:
- И ты красивый.
Как-то приснился Анюте сон: будто купается она в реке… А клевер на берегу так и сверкает рассветной росой. И вдруг Иван, – из-за ольшаника вышел, и смотрит на неё. Она ладошками голую грудь прикрыла, а Иван говорит:
- Красивая ты.
Во сне Анюта взлетела в какие-то неведомые выси, – от счастья, что увидел он, какая она красивая…
С Фросей, с матерью, перебирали ягоды для варенья. Анютка вдруг спросила:
- А можно сделать так, чтобы человек незрячий видеть стал?
Фрося грустно улыбнулась, – поняла, о ком это Анютка. Знали уж в Дымках, что Иван ждёт у своих ворот, когда Анюта будет из степи возвращаться.
- Что ж ты сделаешь, дочушка…
Анюта промолчала. Уже о другом говорили, а она сказала – как-то спокойно и просто:
- Я всё равно придумаю… и сделаю так, чтоб он видел.
.Услышала эти слова Пелагея, обомлела: недаром про Парамона вспоминают люди… Ох, недаром!.. Стала строго выговаривать Анюте:
- Нельзя так говорить! И сделать ничего нельзя, раз случилось так.
Анюта упрямо повторила:
- Я всё равно придумаю.
Через плетень Анюткины слова Марфа, соседка, услышала… А назавтра всколыхнулось в Дымках: от Парамона передалось Аньке...ну, это, – от бесовских камней силу неясную черпать. Тогда, девчушкой ещё, несущуюся лошадь остановила, – будто взглядом одним, все ж помнят. Не сила ли это! А – откуда?..
А Анюта и Ивану сказала:
- Я придумаю, – такое, чтоб ты видел.
Иван ладошку её сжал.
Днями и ночами хмурилась Анютка, – отцовский изгиб бровей заметнее становился. Анисья, мать Иванова, ещё недавно радовалась, когда Анюта подходила к Ивану. А потом услышала, что люди говорят, – про Анюткино обещание сделать так, чтобы Иван прозрел, – стала так делать, чтобы не встречался с нею Иван. Находила причину, чтобы увести его в избу: то ветер холодный… то дождь вот-вот пойдёт… Понимал Иван, что ни ветра нет… и дождя не будет. Чувствовал, что маме не Анюта не нравится. А мать и сама сказала:
- Не говори ты с нею. Пусть не приходит к тебе.
Иван растерянно и горько молчал…
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 4 Часть 5 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11