Найти в Дзене

Сын начальника тюрьмы

Тупой запаценец
Тупой запаценец

Недолюбливаю я «западенцев» еще со времен службы в армии. Служил я в 1969-1971 гг. на Украине в войсках ПВО в Сумской области. У нас в зенитно-ракетном дивизионе служили ребята из Центральной и Восточной Украины, которые тоже к «западенцам», призванным в армию из Западной Украины, относились с каким-то предубеждением. Возможно, эта неприязнь была у них отголоском Великой Отечественной войны, когда «западенцы» в составе дивизии СС «Галичина» зверствовали на Украине и в Белоруссии.

Я отслужил уже один год, когда в наш расчет СРЦ был определен дизелистом только что призванным молодой солдат Довженко из г. Овруча. Он сразу начал качать права и растопыривать пальцы веером. Он хвастался, что в Овруче его все боялись, потому что его отец работал начальником тюрьмы. Он почему-то решил, что армия и зенитно-ракетным дивизион – это продолжение Овруча. Ему делает замечание командир части подполковник Алякринский, герой Вьетнама, где его дивизион сбил за несколько месяцев 7 американских самолетов, не потеряв ни одного бойца убитым или раненным. Алякринский был награжден орденом Боевого Красного знамени, а его подчиненные рядовые и сержанты орденами и медалями СССР. А салага Довженко начинает размахивать руками и объяснять седовласому командиру, почему тот не прав. Идиот? Идиот. И хам, каких мало.

Строится дивизион на обед. Впереди по старшинству стоят сержанты, за ними рядовые. Опоздавшие становятся в конец строя. Уже команда: «Дивизион, налево!» Тут из казармы выбегает Довженко и становится впереди строя, как командир части. Ему говорят: «Довженко, ты опоздал, встань в конец строя». А он размахивает руками и доказывает, почему он должен быть впереди. Мой земляк из Воронежа с улицы Домостроителей Виктор Татарков по прозвищу «Ковбой Гарри» молча зарядил хаму Довженко в ухо. Тот сразу убежал и встал в конец строя. Дошло.

Копаем мы траншею под укрытие электрокабелей. Пошел дождь. Мы взяли большие ящики с крышками, поставили их на попа, спрятались в них от дождя, как в будке часового. Довженко подбегает к моему укрытию, захлопывает крышку и толкает ящик. Я в ящике падаю назад, бьюсь затылком о стену ящика. Выскакиваю, а он уже бежит от меня. Я его догнал, сбил с ног и сапогами попинал от души.

Но он оставался хамом даже в мелочах. Попросил он у меня рукописную тетрадь с песнями, чтобы одну песню себе переписать. Я дал ему свой песенник. Он возвращает мне мою тетрадь уже без листа с песней. Он не стал переписывать песню, а просто вырвал из моей тетради лист с этой песней. Идиот? Идиот. И наглый хам к тому же.

Сижу я как-то в спальном помещении. Заходит Довженко, меня не видит, подходит к моей кровати, берет мою пилотку, достает из нее мою иголку с белой ниткой и идет в бытовую комнату. Там он моей иголкой подшивает к гимнастерке белый подворотничок, засовывает мою иголку в свою пилотку и идет в спальное помещение. Я подхожу к нему: «Довженко, ты мою иголку взял, на место не положил. Положи ее обратно, а то я рассержусь». А он начинает махать руками и врать, что он ничего не брал. Я ему: «У тебя есть 10 секунд, чтобы вернуть иголку». Он хватает свой ремень и пытается ударить меня по голове пряжкой. Я ремень правой рукой перехватил, левой снизу врезал ему по печени, а когда он согнулся, я ему добавил правой снизу в глаз, потом дал пинка в зад, и он влетел мордой вниз между двумя кроватями. Все это видел мой воронежский земляк Виктор Татарков. Он предупредил мелкого воришку: «Довженко, ты споткнулся и упал. Ты понял меня?» Довженко молча отдал мне мою иголку и ушел. Жаловаться на меня он не стал. Он понял моего земляка. Через две недели его фингал прошел, а у меня от неудачного попадания в его глаз получился перелом большого пальца правой руки, и я почти два месяца служил в гипсом правой кисти.

Как-то зашел я к Довженко в кабину дизеля. Он достал из-под крышки дизеля красную обложку с гербом СССР от какого-то удостоверения и стал хвастаться: «Я в Овруче этой красной корочкой с гербом СССР буду всех пугать». Содержимое, которое было внутри, он вырвал. Прошло два дня. Вдруг приехали в часть сотрудники особого отдела и стали всю часть перерывать, искать пропавший из караульного помещения пропуск. В караульном помещении на стене висел стенд с образцами пропусков. Неизвестно, когда с него пропал самый важный образец с шестью специальными значками, с шестью степенями допуска к самым секретным военным объектам.

Я ахнул. Прибегаю на дизель: «Довженко, идиот, немедленно сожги или закапай то, что осталось от пропуска, иначе пойдешь под трибунал и будешь в дисбате пять лет с утра до вечера маршировать»! Он: «Я ничего не брал, ничего не знаю». Я ему: «А обложку от пропуска с гербом СССР, которую ты мне показывал с вырванным содержимым куда ты дел?» Он свое бубнит: «Мол, ничего я тебе не показывал». Я пошел к командиру расчета замкомвзвода белорусу Валентину Ткаченко: «Валентин, ты был начальником караула, когда этот дебил Довженко в карауле образец пропуска спер. Отбери у него обложку и уничтожь, а то этого дурака посадят и тебе не поздоровится».

Валентин попрессовал дурака Довженко, тот клялся, что пропуск уничтожил. Командование дивизиона получило взыскание.

Отслужил Довженко полгода и обнаглел вконец. В праздничный день 9 мая Довженко пошел в самоволку в деревню Чаплеевка за три километра от части. А если война?! А если дизель заводить, подавать на станцию разведки и целеуказания резервную электроэнергию?

Пошел он вместе с поваром Вовкой, призванным из Калининграда. Мой земляк повар Владимир Баранов из Россоши заступил на сутки на кухню, а его сменщик двинул в самоволку. По дороге они разделились. Повар пошел за самогоном в село Суворово, которое в пяти километрах от части, а Довженко пошел в Чаплеевку. Тут объявили построение личного состава дивизиона. Повара и дизелиста нет. Послали «УАЗ» с людьми в Чаплеевку. Там сельчане на берегу реки 9 мая отмечали. Привезли пьяного в стельку дизелиста Довженко. Бросили на нижнюю кровать, его рвало уже желчью, весь проход между кровати залил, изгадил. Он-то и выдал старшине и замполиту, что повар пошел за самогоном в Суворово.

Идет повар Вовка в свою часть через пашню, сокращая дорогу, несет канистру с пятью лисрами самогона. Поднимает он глаза, а на дороге в метрах 60-70 от него остановился наш УАЗ, и из него вышли старшина и замполит. Повар бросил канистру на пашню и пошел к замполиту сдаваться. По дороге в часть старшина проболтался, что его выдал Довженко. Повар, крепкий парень, спортсмен-яхтсмен из Калининграда, забегает в казарму, а Довженко лежит на кровати. Вовка хватает его за грудки и поднимает с кровати: «Я лежачих не бью!». Да как даст стукачу боковым правой по морде. Довженко – брык в свою лужу в проходе. Вовка снова поднимает и еще раз бьет по морде. Потом еще раз поднимает и еще раз бьет. Он лежачих не бьет.

Довженко две недели ходил с распухшей синей щекой. А повара Вовку посадили на гаупвахту на 10 суток, но через день вернули обратно в часть. Потому что мой земляк второй повар Володя Баранов не мог стоять в наряде на кухне сутками без смены. Он взбунтовался, и командование вернуло его сменщика с губы на службу.

Через полгода службы Довженко так обнаглел, что стал терроризировать салаг, чего даже мы, дембиля, не делали. Через 6 месяцев службы он возомнил себя, если не дембилем, то уж стариком точно. Всех подлостей его не описать, жизни не хватит.

Вот почему я сильно не люблю «западенцев» с Западной Украины. Нагляделся в армии за полгода на Довженко. Да они и сейчас на Украине творят беззаконие.

Как будто у них у всех отцы - начальники тюрьмы.

Август 2020г. Агапов А.А. (Эд.Эд. Алмазов – Брюликов), г.Воронеж