Читать первую часть
Часть четвёртая: ремилитаризация Рейнланда
Неизбежность продолжения Великой Войны, как тогда называли Первую Мировую, зародилась по существу ещё до её окончания. Захватившие власть большевики, следуя за Лениным, изначально рассчитывали, что собственные успехи в России станут первой искрой для мировой пролетарской революции. Но с течением времени, преодолев нестабильность внутри Восточной и Центральной Европы, угроза распространения мировой революции потеряла былой смысл, а сама страна Советов, согласившись на сепаратный мир с немцами, оказалась изгоем в Западном полушарии.
Вскоре, со смертью первого вождя пролетариата в верхушках большевистской партии началась неприкрытая грызня за его наследство. Государственная машина невозмутимо развернулась от дел внешних к делам внутренним, так что постепенно отношения между западными державами и коммунистами, уже не угрожающими миру пожаром революции, начали меняться в лучшую сторону. Первыми, кто не побрезговал сотрудничать с большевиками, стали социал-демократы из Германской Республики, униженной версальским миром. Начиная с 1923 года и в течении последующих нескольких лет все великие державы из числа победителей, за исключением Соединённых Штатов (которые установят дипломатические связи с большевиками лишь в 1933 году), возьмутся за дипломатическое признание большевистского режима, легализовав тем самым его в сложившейся международной системе. Благодаря этому в 1934 году СССР был принят в Лигу Наций на правах постоянного члена в Совета организации, наравне с Францией, Японией, Италией и Великобританией, получая возможность напрямую влиять на глобальные процессы. Однако курс на построение социализма в отдельной от других стране, взятый И. Сталиным после сокрушительного разгрома своих внутрипартийных оппонентов, а вместе с тем и вчерашних соратников, отнюдь не был показателем того, что новый советский руководитель отказался от мировой экспансии. Напротив, подобно капиталистическим державам, Сталин начал к ней готовиться.
Осознавая шаткость достигнутого мира в Европе, французы ещё в конце двадцатых годов начали выстраивать на границе с Германией оборонительную линию, протянувшеюся от Альпийских гор до самой бельгийской границы, более известную как «линия Мажино», названная в честь премьер-министра страны. Ещё раньше к воздвижению непроходимых укреплений на границе с СССР приступили поляки, которые в начале двадцатых отстояли свою независимость в тяжких боях с РККА, а так же финны, в которой уже пытались установить советскую республику ленинские единоверцы. Политика добровольного разоружения, к которой призывала Лига, не возымела никакого толка, поскольку большинство стран не желали отдавать гарантию своего суверенитета в дрожащие от немощи франко-британские руки, предпочитая самостоятельно стоять на страже собственной независимости.
Ещё до вторжения итальянцев в Эфиопию, взамен коллективной безопасности некоторые государства, в том числе из великих держав, принялись за заключение двусторонних соглашения о взаимопомощи, напрямую противоречащие принципам Лиги Наций. Например, в 1935 году Франция и Советский Союз смогли договориться о взаимопомощи на случай войны с неопределённой «третьей силой», вероятно, подразумевая Германию, а через пару месяцев Великобритания, даже не обсудив ничего со своими союзниками, пошла на уступки нацистам, дозволив немцам иметь военный флот, равный французскому и итальянскому, что было категорически воспрещено Версальским миром.
Будучи убеждённым националистом, А. Гитлер, как и любой иной патриот своей страны, отстаивавший интересы целой нации со штыком в глубоком окопе, считал поражение Германии предательским ударом в спину германскому народу, а подписанный мир в Версале и систему международных отношений, выстроенную на его основе — цепью, которую обмотали вокруг шеи немцев. Конечно же, как он считал, цепь неминуемо должна быть разорвана, а Германия должна была себе то, что у неё отняли, и даже сверх того. Именно на этих глубоких гитлеровских убеждениях, нашедших отклик в германском обществе, в 1934 году НСДАП получили большее из всех остальных партий мест в парламенте. Годом спустя, после смерти президента республики Гиденбурга, до этого сдерживающего своим авторитетом нового рейхсканцлера, на всегерманском референдуме Гитлер заручился поддержкой подавляющего большинства немцев, получив неограниченные возможности для реализации своих планов и для коренного изменения итогов Первой Мировой.
Германская армия после поражения в 1919 году была принудительно ограниченна союзниками в численности и вооружении, более не представляя опасности великих держав. Подобные меры оправдывались будущей безопасностью Франции, которая слишком многое заплатила за победу, чтобы иметь возможность пролить кровь своих сынов ещё раз. Более того, богатая каменным углем Рейнская область (Рейнланд) на западных рубежах Германии, примыкающих к Франции, была объявлена демилитаризованной зоной, где германская армия не имела права даже находиться, исключая тем самым саму возможность наступления немцев на Францию.
В начале двадцатых годов, когда веймарская экономика была на грани краха, французские войска беспрепятственно вторглись на эти земли, вынуждая немцев платить репарации углем несмотря на экономический кризис, что для обычных немцев было очередным унижением, разжигающем в обществе идеи реваншизма.
Сбрасывая с немцев версальские оковы, как их в народе прозвали сами немцы, ещё в январе 1933 года Германия покинула Лигу Наций, призванную поддержать исполнение международных норм и обязательства, а в начале марта 1935 в стране были созданы регулярные вооружённые силы (Вермахт) и введена всеобщая воинская повинность для мужчин. Траты на вооружение при этом неуклонно возрастали, достигнув к тому времени баснословную треть от всего государственного бюджета Рейха. Гитлер собственнолично отринул все ограничения, ещё вчера сдерживающие некогда хваленную прусскую армию. Желание полагаться на собственные силы было вполне понятным и за пределами Германии, несмотря на очевидное раздражение западных демократий, однако никакой международной реакции в ответ на немецкую милитаризацию ожидаемо не последовало, подтолкнув Фюрера к более решительным действиям.
Для Гитлера возвращение германского присутствия на левый берег Рейна было принципиальным вопросом, как по причине личностных убеждений и обещаний обществу, так и по стратегическим соображениям, но только что сформированный Вермахт был плохо вооружён и не имел реальной возможности силой отстоять даже собственные границы в случае военного вмешательства извне. Наблюдая за работой французских и английских дипломатов в Женеве, нацисты прекрасно понимали их наивное стремление к миру любой ценой, и тем не менее внутри берлинских элит имелись реальные опасения перейти невидимую красную черту, способную вынудить союзников пойти на крайние меры.
Не намереваясь выжидать, когда военная промышленность страны будет полностью восстановлена, а армия станет сильнейшей на континенте, 7 марта 1936 года Гитлер решился направить небольшую немецкую группировку в демилитаризованную территорию. Изначально из 19 пехотных батальонов только три перешли на левобережье Рейна, поскольку в случае ответного вторжения более грозной к тому моменту французской армии немцам было предписано отступать обратно, не оказывая при этом сопротивления. В течении суток эта группировка взяла контроль над весь Рейнланд, дойдя до самой границы с Францией, но наблюдавшие за этим французы, в ответ на грубое нарушение мирного договора, а в месте с тем и прямую угрозу собственной безопасности, продолжали бездействовать.
«Если бы вы, Французы, вторглись на территорию Рейна, мы бы все потеряли, а Гитлер бы неминуемо пал» — из допроса союзниками Гейнца Гудериана, создателя немецких танковых сил, 1946 год.
На тот момент Франция, как и многие другие, страдала от Великой депрессии, поразившей насквозь всю экономику страны. Пусть и оставаясь великой державой, многочисленные колонии которой раскинулись от берегов Америки до окраин Тихого Океана, французы находились на грани банкротства. Армия Республики при должном желании правительства могла в считанные дни быть готовой двинуться на Берлин, но средств для ведения войны попросту не было. Немаловажным было и мнение французского общества, в памяти которого надолго отпечатался горький опыт Первой Мировой, потому что в процентном отношении ко всей численности нации именно французских солдат больше всего полегло в боях, навечно оставшись на полях Вердена. Страна не была готова к новой войне не только экономически, но и морально.
Английский парламент быстро дал понять, что его в общем и целом все более чем устраивает, поспешно открестившись от самой возможности военного вмешательства, больше опасаясь усиления позиций Франции в Европе, чем немцев.
«В конце концов, немцы всего лишь зашли в свой огород» — из высказывания дипломата и политика лорда Маркиза Лотиана, март 1936 года.
Советские дипломаты, отношения с нацистскими коллегами у которых не сложились с самого начала, первыми начали выступать с упрёками в нарушении международных норм, пытаясь продавить экономические санкции через Лигу, но широкой поддержки в этом не нашли. Дело в том, что немецкая экономика, несмотря на недавний кризис, была крупнейшей на континенте, не считая экономику СССР, так что торговля с Германией для большинства стран Европы, в особенности небольших, была жизненно необходима. Проигнорировали эту инициативу и Соединённые Штаты, продолжая отстаивать исключительно свои экономические интересы.
Из числа великих держав только Франция, Великосбритания и Советский Союз оказались готовы надавать экономически на немцев, и то лишь при условии коллективного согласия, чего достичь оказалось невозможно. Поэтому Лига в уже свойственной для себя манере лишь осудила Германию за грубое нарушение Версальского мирного договора, в очередной раз так и не предприняв никаких действий, дабы усмирить нацистское руководство, спровоцировав тем самым Гитлера на ещё более решительные действия.
