Автор: Дмитрий Р.
Первая, вторая и четвёртая части опуса.
В статье я не ставил своей целью кому-то чего-то доказать, а тем более кого-то убедить в авторстве Шолохова того или иного произведения. Для меня такого вопроса просто не существует и спекулировать на этой теме я не планировал.) Те, кто уверен в нечистоплотности Шолохова - непробиваемы. Их не убеждает ни жизнь Писателя, во время которой никто из достойных личностей своего времени не смог обвинить его в каком-то подхалимстве, подлости или небрежности, ни исследования авторитетных учёных, ничего... Впрочем, кому интересно – можно почитать о его жизни в документах, без каких-либо выводов или заполнившего все сферы нашей нынешней жизни – политиканства. Просто документальная летопись жизни и всё.
В нашем сегодняшнем мире сомнению подвергаются даже, казалось бы, непреложные истины, что уж говорить о простом советском писателе Шолохове. Одно существование Зететического Общества говорит о многом.
В 1970 году Солженицын стал лауреатом Нобелевской премии («За нравственную силу, почерпнутую в традиции великой русской литературы»). Уже буквально через несколько дней после присуждения ему премии, он телеграфировал своему адвокату Хеебу просьбу о переводе средств на его личные счета в шведский и швейцарский банки. В СССР творец, несмотря на своё же враньё в интервью «Нью-Йорк таймс» о голодных и холодных годах в тоталитарном аду, вот совсем уж в те годы не бедствовал. Согласно докладу Андропов в ЦК КПСС от 11 августа 1973 года:
«…за 1971-1973 года Солженицын получил от иностранных банков более 23 тысяч инвалютных рублей. На эти деньги он и прибрел по автомобилю себе, жене и теще. Дефицитными продуктами, товарами и одеждой закупался в магазинах «Березка...».
Мотором же присуждения премии Солженицыну выступила секретарь французского общества «Искусство и прогресс» (Аrt et progres) Тереза Баскэн, собравшая по всей Франции подписи 58 деятелей культуры (в т.ч. французского писателя и лауреата Нобелевской премии по литературе 1952 года - Франсуа Мориака), в поддержку выдвижения кандидатуры Солженицына на соискание премии 1970 года. Данное «культурное» общество, как и журнал «Часовой», также приложивший руку к популяризации мысли о выдвижении Солженицына, находились под крылом Народно-трудового союза русских солидаристов (НТС). Эта самая Тереза несколько ранее была поймана за руку как организатор распространения в СССР официальных печатных органов НТС – журналов «Грани» и «Посев».
В памятном 1970 году, когда премия была уже почти в кармане Солженицына, "Посев" спешно публикует во Франкфурте-на-Майне первое "Собрание сочинений" А. И. Солженицына на русском языке в шести томах. Руководитель НТС Романов Е.Р. писал в своих воспоминаниях:
"...Кроме того, мы всячески старались пропагандировать его творчество на Западе. У нас была такая организация "Ар э прогрэ", культурная французско-русская организация. С ее помощью мы привлекли видных западных писателей и выдвинули кандидатуру Солженицына на Нобелевскую премию, а потом сделали все, что могли, чтобы он получил эту премию...".
Документы ЦРУ по «делу Солженицына» до настоящего времени не опубликованы, однако тот факт, что НТС крышевался в т.ч. и ЦРУ был установлен ещё по делу А.И. Гинзбурга и др. С которым, кстате, с 1972 года (после выхода Гинзбурга из тюрьмы) Солженицын активно контактировал.
Выезжать на церемонию вручения в Стокгольм Солженицын отказался, мотивируя это тем, что его, якобы, не впустят обратно в Союз, что документально никак не подтверждается. Мастер был Александр Исаевич пиариться на собственных фантазиях.
Выдержка из рабочей записи заседания Политбюро ЦК КПСС «О Солженицыне» от 07.01.1974, где было принято решение об аресте Солженицына и возбуждении в отношении него уголовного дела по статье «измена Родине»:
АНДРОПОВ. «Когда ему предложили поехать за границу за получением Нобелевской премии, то он поставил вопрос о гарантиях возвращения его в Советский Союз. Я, товарищи, с 1965 года ставлю вопрос о Солженицыне. Сейчас он в своей враждебной деятельности поднялся на новый этап. Он пытается создать внутри Советского Союза организацию, сколачивает ее из бывших заключенных. Он выступает против Ленина, против Октябрьской революции, против социалистического строя. Его сочинение «Архипелаг ГУЛаг» не является художественным произведением, а является политическим документом. Это опасно. У нас в стране находятся десятки тысяч власовцев, оуновцев и других враждебных элементов. В общем, сотни и тысячи людей, среди которых Солженицын будет находить поддержку. Сейчас все смотрят на то, как мы поступим с Солженицыным, применим ли мы к нему санкции или оставим его в покое».
Одним из таких бывших «власовцев» являлся отсидевший 10 лет в «лагерях» Леонид Самутин - фактический соавтор ряда глав пасквиля Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ». В 1973 году многолетняя помощница Солженицына Елизавета Воронянская предала ему на хранение рукопись «Архипелага», после прочтения которой Самутин написал свою книгу «Не сотвори кумира...». В книге Самутин обвиняет Солженицына в том, что он фактически сдал Воронянскую в КГБ, с целью оправдать себя в глазах общественности при направлении рукописи для печати за границей. По итогам комбинации Александра Исаича Воронянская, после допроса в КГБ, повесилась, так как не смогла пережить факт «сдачи» ею места хранения рукописи – у Самутина.
Самутин приводит и предисловие Солженицына к первой редакции «Архипелага», исчезнувшее в дальнейших публикациях: "Но теперь, когда госбезопасность все равно взяла эту книгу, мне ничего не остается, как немедленно опубликовать ее".
Сам Самутин, после прочтения первой главы, восхитился:
Так и надо! — мысленно восклицал я тогда. — Пусть опровергают! Пусть доказывают обратное! Комочки грязи все равно присохнут! Клевета, ну и пусть! Зато влепил А. И. им пощечину!»
Однако после прочтения всего «романа» углядел там стилистику и фактологию министерства пропаганды Третьего Рейха:
"Кто поверит в эту "туфту"? Из каких шепотков на нарах, от каких жалких личностей слышал Исаич, а потом силой своего авторитета попытался возвести в ранг непреложной истины эти "открытия"? Но, пожалуй, самое большое разочарование вызвали у меня, как это ни странно, те немногие страницы "Архипелага", где автор писал правду".
Там же он, вопреки категорическому отрицанию самого творца, доказывает и неиллюзорность работы неполживца в качестве сексота в «лагерях».
Как я уже упоминал, в отличие от "дела Пастернака", документы по Солженицыну ЦРУ не рассекречены, однако косвенные свидетельства, подтверждающие, что заокеанские партнёры принимали деятельное участие в судьбе Александра Исаевича, а также - в присуждении ему Нобелевской премии всё же имеются. Я лишь приведу эти немногочисленные нарративы, а там – время рассудит.)
Н.Н. Яковлев в своём труде "ЦРУ против СССР" утверждает о сотрудничестве Солженицына с американскими спецслужбами:
«"Архипелаг Гулаг", по замыслу Солженицына, самое грозное оружие против Советского Союза. То был отнюдь не плод единоличного творчества, а обобщение усилий как государственных ведомств США, так и индивидуальных антикоммунистов. Как название, так и тематика подготовлены соответствующими изысканиями. В 1946-1950 годах госдепартамент и АФТ составили карту ГУЛага, которую в 1951 году издали массовым тиражом. В сентябре 1954 года госдепартамент издал официальный отчет "о принудительном труде" в СССР. На долю Солженицына оставалось обобщить все эти материалы и поставить на них свое имя, то есть персонифицировать их в интересах ведущейся ЦРУ "психологической войны"».
Там же он приводит и воспоминания бывшего главы рабочей группы Организации по подрыву социалистических стран при СНБ США (Operations Coordinating Board) и директора радиостанции «Свободная Европа» (1974-1977) Джейкоба Бима:
«Солженицын создавал трудности для всех, имевших с ним дело... Первые варианты его рукописей были объемистой, многоречивой сырой массой, которую нужно было организовать в понятное целое... они изобиловали вульгаризмами и непонятными местами. Их нужно было редактировать. Я нашел десяток талантливых редакторов и засадил их за основательную чистку текста. Получилась книга «Архипелаг ГУЛАГ», которая должна сокрушить диктатуру пролетариата в СССР».
Александр Шабалов в своей книге «Одиннадцатый удар товарища Сталина» сообщает, что Солженицын Нобелевскую премию буквально выклянчивал:
«Мне эту премию надо, как ступень в позиции, в битве! И чем быстрее получу, тем твёрже стану, тем крепче ударю!»
Первоисточника я не нашёл, однако, полагаю, что даже если непосредственно так творец и не говорил, то суть его мыслей ухвачена верно.
В своих обличительных письма в КГБ Солженицын не признаёт своих прав на издания его работ за рубежом, а уже в своих воспоминаниях открыто обвиняет самих «комитетчиков» в причастности к таким изданиям с целью его дискредитации. Можно было бы поверить, если бы по приезду в «свободный мир», Солженицын как-то бы ограничил такие публикации в досудебном или судебном порядке, но этого не происходит. Произведения как издавались, так и продолжали издаваться. И о своем участии или неучасти в их издании до 1974 года Солженицын почему то молчит.
Добавлю, пожалуй, ещё один штрих к портрету творца. Вот, к примеру Николай Дмитриевич Виткевич, в течение 18 лет, с 1927 по 1945 годы, бывший близким другом Солженицына и беззастенчиво сданный тем «СМЕРШУ» на первом же допросе, вспоминает:
«День, когда уже на свободе я увидел протоколы допроса Солженицына, был самым ужасным в моей жизни. Из них я узнал о себе то, что мне и во сне не снилось, что я с 1940 года систематически вел антисоветскую агитацию, что я вместе с Солженицыным пытался создать нелегальную организацию, разрабатывал планы насильственного изменения политики партии и государства, клеветал (даже «злобно» (!) на Сталина и т. д. В первый момент я подумал, что это опять какой-то «прием». Но не только подпись была мне хорошо знакома, не оставлял сомнений и почерк, которым Солженицын собственноручно вносил дополнения и исправления в протоколы, каждый раз при этом расписываясь на полях.
Ужас мой возрос, когда я увидел в протоколе фамилии наших друзей, которые тоже назывались лицами с антисоветскими настроениями и потенциальными членами организации, — Кирилла Симоняна, его жены Лиды Ежерец (по мужу Симонян) и даже жены Александра — Натальи Алексеевны Решетовской».
Это та самая, его первая жена Решетовская, которую он сначала принудил сделать аборт, приведший к бесплодию, а затем беззастенчиво заделал отпрысков на стороне, что привело к попытке самоубийства Натальей Алексеевной, всю жизнь поддерживающей его не жалея сил. Та самая Решетовская, которой в феврале 1945 года он писал:
«Ах, ну и сладкая жизнь! Шахматы, книги, пружинные кровати, пуховые подушки, солидные матрацы, блестящий линолеум, чистое белье. Да я уж давно позабыл, что тоже спал вот так перед войной. Натертый паркетный пол. Почти четыре шага можно сделать в прогулке от окна к двери. Нет, серьезно, эта центральная политическая тюрьма - настоящий курорт. И здесь не рвутся гранаты, не грохочут орудия… Достаточно мне закрыть глаза, и в ушах - их рев в вышине над нашими головами, их протяжный свист, затем отзвуки разрывов. А как нежно посвистывают мины! А как сотрясают все вокруг минометы, которые мы прозвали "доктор Геббельс"! Я вспомнил сырую слякоть под Вордмитом, где меня арестовали и где наши бредут сейчас, утопая в грязи и снегу, чтобы отрезать немцам выход из котла. Черт с вами, не хотите, чтоб я воевал, - не надо»
Это творец имеет ввиду начавшуюся 10 февраля 1945 года Вормдитт-Мельзакскую наступательную операции войск Третьего Белорусского фронта под командованием генерала И.Д. Черняховского в Восточной Пруссии. Перед началом которой, внезапно, 9 февраля 1945 года Солженицын и был арестован, после чего, вместе с колонной пленных немцев направлен в тыл. Сохранился даже стишок творца по поводу:
"Всё наше нам восполнится,
вернётся нам в отдар:
пять суток полных, помнится,
из Остероде в Бродницу
нас гнал конвой казахов и татар … »
Один вопрос возникает: "нам" и "нас" - это кого? Немцев и предателей?
В своих «произведениях», выступлениях и публицистике Солженицын в полной мере выразил свою обиду и озлобленность на Родину, которая не сумела «понять и принять» его идеологические убеждения, выпячиваемые в ущерб простым человеческим историям, победы добра над злом и прочего забористого литературного наполнения. В предложенной читателю мифологеме Солженицын мнит себя несколько отчуждённо стоящим над соотечественниками "гуру", поучающим их со своего пьедестала. В каждом слове «совести нации» чувствуются все обиды и комплексы, взращённые самолично придуманным мифом о его «непонятости» народом и несправедливостью власти по отношению лично к нему – «великому русскому писателю» Солженицыну.
Всё эгоцентричное творчество Солженицына напрямую противоречит традициям великой русской литературы и именно поэтому, я уверен, чуждо к восприятию и даже – неприлично к употреблению в качестве литературного блюда для любого субъекта, знакомого с образчиками той самой великой русской литературы. Пещерная антисоветчина Солженицына должна убедить нас, что 70 лет Советской власти сплошной лишь ГУЛАГ и преступления «режима», включая даже Великую Отечественную войну:
«Не гордиться нам и советско-германской войной, на которой мы уложили за 30 миллионов, вдесятеро гуще, чем враг, и только утвердили над собой деспотию».
Назвать Солженицына писателем у меня язык не поворачивается. Публицист, мемуарист, вторичный «мамкин философ», надравший вершков у Бердяева и Ильина, но не писатель… Не возможно, кроме «Ивана Денисовича», назвать хотя-бы одного примечательного литературного персонажа дальнейших опусов Солженицына. Оттого и вспоминается «писатель» всё больше своей лживой антисоветчиной и организацией травли великого русского писателя М.А. Шолохова.
Шолохов волновал творца на протяжении всей его беспутной жизни, о чем он не раз упоминал в своей окололитературной публицистике и мемуаристике. Он посвятил Шолохову две статьи, отчасти – книгу «Бодался теленок с дубом», абзацы – в «Архипелаге», не говоря уже об устных выступлениях и интервью. Полагаю, что в глазах самого Солженицына автор одного из лучших русских романов Шолохов мешал объявить себя самого главным русским писателем 20-го века, потому как не признавать литературные достоинства «Тихого Дона» даже светоч был не в силах. Именно в этой связи у Солженицына и возникла мысль о моральном подавлении «противника» и дискредитации его, как автора «Тихого Дона», всячески, при этом принижая литературные достоинства «Поднятой целины» и других произведений.
Впервые слухи о плагиате романа Шолоховым возникли в среде РАППовских литераторов практически сразу после выхода двух частей романа, т.е. ещё в 1928 году. Толкал эту версию довольно известный в своё время «пролетарский писатель» Ф. Березовский, прямо вот так и заявлявший в ноябре 1928 года подруге Шолохова и одной из первых читателей «Тихого Дона» Е.Г. Левицкой:
«Я старый писатель, но такой книги, как «Тихий Дон», не мог бы написать. Разве можно поверить, что в 23 года, не имея никакого образования, человек мог написать такую глубокую, такую психологически правдивую книгу… Что-то неладно».
Версия моментально была подхвачена и уже в декабре того же года, в газете «Молот» критик Ю. Юзовскоий сообщает, что такое «значимое эпохальное произведение не может принадлежать перу столь молодого и неопытного человека как Шолохов».
Своё развитие версия получила в виде фабулата о том, что «Тихий Дон» написан неизвестным, погибшим в гражданскую войну белым офицером, из полевой сумки которого юный Шолохов рукопись и позаимствовал. Брожение по поводу Шолохова в писательской среде достигло пика к 1929-му году.
Сам Шолохов 23 марта 1929 г. описывает эти кривотолки в письме жене:
«Ты не можешь себе представить, как далеко распространилась эта клевета против меня! Клевета — не он написал роман, не мог он написать такой роман, «литературный вор» он. Об этом только и разговоров в литературных и читательских кругах. Знает не только Москва, но и вся провинция. Меня спрашивали об этом в Миллерово и по железной дороге. Позавчера у Авербаха спрашивал об этом т. Сталин. Позавчера же иностранные корреспонденты испрашивали у РОСТа соглашение, чтобы телеграфировать в иностранные газеты о «шолоховском плагиате». Разрешение, конечно, дано не было. А до этого ходили такие слухи, будто я подъесаул Донской армии, работал в контрразведке и вообще заядлый белогвардеец. Слухи эти не привились ввиду их явной нелепости, но и про это спрашивал Микоян; причем — любопытная подробность — когда его убедили в ложности этих слухов, он сказал: «Даже если бы Шолохов и был офицером, за «Тихий Дон» мы бы ему все простили!».
И это несмотря на то, что сам В. Луначарский в январе 1929 года публично назвал «Тихий Дон» романом «исключительной силы по широте картин, знанию жизни и людей, по горечи своей фабулы… …лучшее явление русской литературы всех времен». Тем не менее, травля писателя продолжилась, в том числе в местной, донской прессе.
В том же письме Шолохов докладывает жене:
«Ты всего не представляешь! Ох, как закрутили, сукины сыны. Вот по Москве слух, что авторитетная комиссия установила мой плагиат (позаимствование, грубее говоря — воровство) и передала материалы прокурору Верховного суда Крыленко. Из «Октября» ему звонят. Крыленко руками разводит: «В первый раз слышу!» А слухи уж виляют: «Материалы в ЦК партии!» Звонят туда — и там ничего не знают. Сплетня выбивается в следующее русло: «Материалы, обличающие Шолохова, в ЦИКе и уже наложен арест на 50% гонорара». По выяснении — ерунда. И так последовательно ссылаются на «Правду», на редакции разных газет, а когда там справятся, на поверку выходит — сплетни. В издательстве беспрерывные звонки, в магазинах бессмысленные вопросы, на фабриках, на вечерах то же самое... Неплохо атаковали? Драться буду до конца! Писатели из «Кузницы» - Березовский, Никифоров, Гладков, Малышкин, Санников и пр. людишки со сволочной душонкой сеют эти слухи и даже имеют наглость выступать публично с заявлениями подобного рода. Об этом только и разговору везде и всюду. Я крепко и с грустью разочаровываюсь в людях... Гады, завистники и мерзавцы, и даже партбилеты не облагородили их мещански реакционного нутра».
«Дело о плагиате» дошло до ЦИКа, в результате чего была собрана авторитетная комиссия во главе с М.И. Ульяновой, куда Шолохова обязали представить материалы к написанию романа. В состав комиссии вошла вся верхушка РАППа, включая ведущих на тот момент писателей Фадеева и Серафимовича. При этом, лишь последний не сомневался в авторстве Шолохова, о чём открыто и заявлял в письме участнику революционных событий на Дону и публицисту П.Е. Безруких в мае 1929 года:
«В литературном мире, как и везде, — драки. Пролетарские писатели разбились на две организации: РАПП (Российская ассоциация пролетарских писателей) и «Кузница», и идет жестокий мордобой. Читали ли Вы Шолохова «Тихий Дон»? Чудная вещь! Успех громадный. Шолохов еще мальчуган — лет 25—26. Талант огромный, яркий, с своим лицом. Нашлись завистники — стали кричать, что он у кого-то украл рукопись. Эта подлая клеветническая сплетня поползла буквально по всему Союзу. Вот ведь псы!»
После изучения комиссией представленных Шолоховым материалов, 29 марта 1929 года в «Правде» был опубликован оправдательный отчёт комиссии - «Письмо в редакцию», подписанный А. Серафимовичем, Л.Авербахом, В.Киршоном, А.Фадеевым и В.Ставским, гласящий, в частности:
«В связи с тем заслуженным успехом, который получил роман пролетарского писателя Шолохова «Тихий Дон», врагами пролетарской диктатуры распространяется злостная клевета о том, что роман Шолохова является якобы плагиатом с чужой рукописи, что материалы об этом имеются якобы в ЦК ВКП (б) или в прокуратуре (называются также редакции газет и журналов). Мелкая клевета эта сама по себе не нуждается в опровержении. Всякий, даже не искушенный в литературе читатель, знающий изданные ранее произведения Шолохова, может без труда заметить общие для тех его ранних произведений и для «Тихого Дона» стилистические особенности, манеру письма, подход к изображению людей.
Пролетарские писатели, работающие не один год с т. Шолоховым, знают весь его творческий путь, его работу в течение нескольких лет над «Тихим Доном», материалы, которые он собирал и изучал, работая над романом, черновики его рукописей.
Никаких материалов, порочащих работу т. Шолохова, нет и не может быть в указанных выше учреждениях. Их не может быть ни в каких других учреждениях, потому что материалов таких не существует в природе.
Однако мы считаем необходимым выступить с настоящим письмом, поскольку сплетни, аналогичные этой, приобретают систематический характер, сопровождая выдвижение почти каждого нового талантливого пролетарского писателя.
Обывательская клевета, сплетня являются старым и испытанным средством борьбы наших классовых противников. Видно, пролетарская литература стала силой, видно, пролетарская литература стала действенным оружием в руках рабочего класса, если враги принуждены бороться с ней при помощи злобной и мелкой клеветы.
Чтобы неповадно было клеветникам и сплетникам, мы просим литературную и советскую общественность помочь нам в выявлении «конкретных носителей зла» для привлечения их к судебной ответственности».
Хотели бы особо обратить внимание на 4-й абзац «Письма в редакцию», в котором вскрыта первопричина сплетни. М.А. Шолохов был не единственным писателем, о котором говорили как о «литературном воре», сплетни имели «систематический характер, сопровождая выдвижение почти каждого нового талантливого пролетарского писателя».
Однако даже этот факт никак не повлиял на издание продолжения романа. Главный редактор журнала «Октябрь Фадеев был категорически против его издания, обвиняя автора в антисоветских настроениях и излишних, подлежащих чистке, фантазиях в тексте. Сам же Шолохов 6 июня 1931 года обращается с просьбой помочь в публикации 6-й части романа к Горькому: «…Делать Григория окончательно большевиком я не могу. …Об этом я написал и Фадееву. Что касается других исправлений (по 6-й ч.), — я не возражаю, но делать всю вещь — и главное конец — так, как кому-то хочется, я не стану…».
Горький прочитал 3-ю книгу романа и в письме от 3 июня 1931 г. Фадееву сообщил:
«Третья часть «Тихого Дона» — произведение высокого достоинства, на мой взгляд — она значительнее второй, лучше сделана. …Если исключить «областные» настроения автора, рукопись кажется мне достаточно «объективной» политически, и я, разумеется, за то, чтоб ее печатать, хотя она доставит эмигрантскому казачеству несколько приятных минут. За это наша критика обязана доставить автору несколько неприятных часов. …Шолохов очень даровит, из него может выработаться отличнейший советский литератор, с этим надобно считаться».
А уже в конце июня 1931 года Горький организует у себя на даче встречу Шолохова со Сталиным, уже к тому времени 3-ю книгу прочитавшим. Сам Шолохов об это встрече вспоминал так:
«Сидели за столом. Горький все больше молчал, курил да жег спички над пепельницей. Кучу целую за разговор нажег.
Сталин задал вопрос: «Почему вы так смягченно описываете генерала Корнилова? Надо его образ ужесточить».
Я ответил: «Поступки Корнилова вывел без смягчения. Но действительно некоторые манеры и рассуждения изобразил в соответствии с пониманием облика этого воспитанного на офицерском кодексе чести и храброго на германской войне человека, который объективно любил Россию. Он даже из германского плена бежал».
Сталин воскликнул: «Как это — честен?! Он же против народа пошел! Лес виселиц и море крови!»
Должен сказать, что эта обнаженная правда убедила меня. Я почти отредактировал рукопись. <...>
Сталин новый вопрос задал: «Где взял факты о перегибах Донбюро РКП(б) и Реввоенсовета Южфронта по отношению к казаку-середняку?» <...>
Я ответил, что роман описывает произвол строго документально — по материалам архивов. Но историки, — сказал, — материалы обходят и Гражданскую войну показывают не по правде жизни. Они скрывают произвол троцкистов, тех, кто обрушил репрессии на казаков. Троцкисты разрушили союз советской власти с середняком. Троцкий проявил вероломство. В этом трагедия казачества. <...>
В конце встречи Сталин произнес: «Некоторым кажется, что третий том романа доставит много удовольствия тем нашим врагам, белогвардейщине, которая эмигрировала». И он спросил меня и Горького: «Что вы об этом скажете?» Горький сказал: «Они даже самое хорошее, положительное могут извращать, чтобы повернуть против советской власти». Я тоже ответил: «Для белогвардейцев хорошего в романе мало. Я ведь показываю полный их разгром на Дону и Кубани...» Сталин тогда проговорил: «Да, согласен. Изображение хода событий в третьей книге «Тихого Дона» работает на нас, на революцию, 6-ю часть «Тихого Дона» печатать будем».
Публикация «Тихого Дона» продолжилась, травля прекратилась. Однако... Именно Сталин и явился тем самым тормозом, который в 1929 году и застопорил публикацию 3-ей книги романа на 3 года. В письме председателю МОПРа и публицисту Ф. Кону от 09.07.1929 (опубликовано в декабре 1949, в 12-м томе ПСС) Сталин писал: «…содержится ряд грубейших ошибок и прямо неверных сведений насчет Сырцова, Подтелкова, Кривошлыкова и др. в «Тихом Доне». В 1950-ом Шолохов напишет Сталину по поводу этого письма, но тот не ответит и вплоть до своей смерти с Шолоховым общаться не будет. Тогда же, в конце 40-ых Сталин скажет в частной беседе А.Н. Толстому: «При его способностях, Шолохов мог написать шире и лучше. Главный недостаток «Поднятой целины», да и вообще произведений Шолохова тот, что отрицательные типы у него слишком ярки — ярче положительных. К тому же, у него преувеличенное любование всем казацким... И довольно однообразная тематика».
Между тем, в 30- 50-х годах в эмигрантской печати появлялись публикации, приписывающие авторство романа различным личностям с Дона. Одним из авторов чаще всего назывался Ф.Д. Крюков - популярный донской писатель начала века, умерший в 1920 году от тифа в Новороссийске. Эта версия была опровергнута тогда же в парижском журнале «Станица» (1936, №20). Автором явился близкий друг Крюкова - критик и мемуарист Д.Воротынский, опубликовавший статью «Близкое — далекое (Новочеркасск — Шолохов)»:
«К прискорбию, около двух лет тому назад некий литературный критик в одной русской газете «уличал» Шолохова чуть ли не в литературном плагиате, что-де рукопись первой части романа «Тихий Дон» во время великого исхода из родной земли была утеряна неизвестным автором и ею какими-то путями и воспользовался М.А. Шолохов. Отсюда был сделан вывод, что первая часть «Тихого Дона» написана блестяще, а последующие части посредственно, ибо их писал уже сам Шолохов. Мне бы хотелось разъяснить «мнимую легенду», брошенную в эмигрантскую толпу этим критиком. Во время нашего великого исхода из России на Дону было два крупных казачьих писателя: Ф.Д. Крюков и Р.П. Кумов. С Ф.Д. Крюковым я был связан многолетней дружбой, я был посвящен в планы его замыслов, и если некоторые приписывают ему «потерю» начала «Тихого Дона», то я достоверно знаю, что такого романа он никогда и не мыслил писать. Что касается Р.П. Кумова, которого тоже впутывают в эту легенду, то и Кумов такого романа писать не собирался. Есть у Кумова незаконченный роман «Пирамиды», тоже из жизни донских казаков, но он не опубликован и рукопись хранится в Берлине по сие время. Из мелких донских писателей (подчеркиваю, донских, ибо надо знать красоты казачьей разговорной речи) такой рукописи, конечно, ни у кого не имелось...».
Уже в 70-ых эти слухи, после получения М.А. Шолоховым Нобелевской премии и его выступления на XXIII съезде КПСС (с осуждением Синявского и Даниэля), обрели новый импульс. В 1974 году в Лондоне выходит книга Джона Бэррона «КГБ. Секретная работа советских агентов» (KGB. The Secret Wonc of Soviet Aqents. London, 1974), где автор, якобы со слов некоего эмигранта Алексея Якушева, рассказывает о том, как Шолохов похитил рукопись романа «Тихий Дон». Эту версию тут же с успехом подхватил Солженицын.
Однако уже в 1976 году участник Гарвардского проекта ЦРУ, публицист и главный редактор журнала «Свобода» Г.П. Климов в своём памфлете под названием «Кто нобелевский лжец и клеветник: Шолохов или Солженицын?» («Родимый край», 1976. №125) не без сарказма объясняет, как работают спецслужбы Запада против Советского Союза на примере дискредитации Шолохова:
«Году этак в 1969-м среди кандидатов на докторскую степень в области русской литературы ходило заманчивое предложение: стипендия в 5000 долларов. Но при этом маленький «соцзаказ» — требуется доказать, что Шолохов не автор «Тихого Дона». Кто-то соблазнился, сидел и копался в этой области. Потом эту «диссертацию» пустили под маркой анонимного «советского литературоведа Д.», который сразу же сыграл в ящик. А для пущей важности расписаться под этим дали Солженицыну. Типичная фальшивка психологической войны. Ведь я сам работал в области этой психвойны и мог бы накатать целую диссертацию о таких фальшивках».
Продолжение тут.
Спасибо и оставайтесь с нами! Подписка – гарантия новых знаний!
Читайте также: За "Чёрную кошку" замолвите слово...
