Бой 28 июля 1904 года (иначе — сражение в Желтом море, или сражение у мыса Шантунг) нельзя считать малоизученным эпизодом военно-морской истории. События этого сражения широко отражены в мемуарной литературе, оно упоминается во всех крупных работах по истории русско-японской войны 1904–1905 годов, ему посвящено несколько специальных исследований, в том числе монографических, вышедших из-под пера историков, моряков и заинтересованных энтузиастов-непрофессионалов. Существует даже компилятивное исследование, принадлежащее десятикласснице Санкт-петербургской гимназии № 105 Ксении Аравиной.
Однако разброс мнений о ходе и результатах этого, казалось бы, столь полно изученного морского сражения на удивление широк.
Моряки в оценке итогов сражения вполне солидарны. Большинство участников боя 28 июля, пусть и с различными оговорками, рассматривали его как поражение русской стороны, хотя сильно расходились в описании отдельных эпизодов сражения.
По мнению авторитетного флагмана русского флота адмирала
Ф.В. Дубасова, «бой 28 июля был несомненно тяжелым поражением для наших морских сил». Начальник Морской походной канцелярии Николая II капитан 1 ранга граф А.Ф. Гейден оценил этот бой как «роковой». Японская сторона императорским рескриптом от 30 июля официально объявила, что японский флот нанес русскому «большое поражение».
Историки разошлись во мнениях куда более существенно. А.И. Сорокин утверждал, что бой «имел решающее влияние на исход всей войны», большинство исследователей полагали, что японский флот именно после боя 28 июля установил господство на море, тогда как А.Н. Сахаров заявил, что и после сражения «на море сохранился status quo».
Н.Н. Афонин и С.А. Балакин признали результаты боя для русской эскадры «равносильными разгрому», а В. Костров предложил весьма оригинальную трактовку: «Бой был неудачным, но не был поражением». В английской историографии для оценки действий японского флота применялся термин «частичная победа».
Действия в бою командующих противостоящими эскадрами вызвали еще
больше вопросов. Характеристики контр-адмирала В.К. Витгефта варьируются в диапазоне от «виновник поражения» до «жертва системы», адмирала Х. Того — от «изощрен в хитрости» до «очень слаб в тактике». Подобные рассуждения требуют более серьезно разобраться в происходившем 28 июля 1904 года, уделив особое внимание логической и психологической обусловленности действий командующих, которые в значительной мере определили исход битвы.
Временно исполняющий дела старшего флагмана и командующего эскадрой Тихого океана, 56-летний Вильгельм Карлович Витгефт, оказался на занимаемой должности по бюрократическому принципу старшинства чинопроизводства: при спешном отъезде главнокомандующего адмирала
Е.И. Алексеева к действующей армии 22 апреля 1904 года он остался старшим среди находившихся в Порт-Артуре адмиралов.
Однако это было не единственной причиной его назначения. В.К. Витгефт
как многолетний начальник морского штаба Е.И. Алексеева являлся главным разработчиком плана войны на море, владел информацией о положении на театре военных действий и пользовался личным доверием главнокомандующего. Из артурских адмиралов он, действительно, более других соответствовал новому должностному статусу. Однако назначение произошло вопреки желанию В.К. Витгефта, осознававшего свою неподготовленность к выпавшей роли и тяготившегося ею.
Согласно воспоминаниям сослуживцев, В.К. Витгефт был честным и порядочным человеком, знающим и трудолюбивым штабным работником, но слабым командиром. К тому же адмирал обладал крайне пессимистичным мировоззрением, был «упрям и несговорчив». Не имея практического опыта командования отрядами кораблей, он избрал коллегиальную форму руководства эскадрой, вынося важнейшие вопросы на совещания флагманов и старших командиров, где решения принимались большинством голосов. Тем самым адмирал подрывал принцип единоначалия, исключительно важный в условиях войны.
Главный противник В.К. Витгефта — его ровесник, адмирал Хэйхатиро Того — был человеком умным, скрытным, терпеливым, осторожным,
предусмотрительным и не склонным к импровизациям, но в боевой обстановке храбрым, энергичным, волевым и жестоким; к тому же, обладал колоссальным служебным, военным и флотоводческим опытом. Его шансы на победу в ожидаемой тактической «дуэли» смотрелись явно предпочтительней. Впрочем, и на нем, по словам очевидца, в это время был ясно заметен «отпечаток томительного шестимесячного напряжения» ведущейся войны.
Тем не менее, воодушевленный успехами первого периода кампании и произведенный 24 мая 1904 года в полные адмиралы Х. Того психологически ощущал себя более комфортно, нежели российский командующий.
В.К. Витгефт принял командование эскадрой в сложной, быстро менявшейся стратегической обстановке, отражавшейся и на получаемых им приказах. Первоначально Е.И. Алексеев, опасаясь немедленного наступления высадившейся на Ляодунском полуострове 2-й японской армии на Порт-Артур, при неготовности ослабленной потерями русской эскадры выйти в море, настаивал на всемерном содействии флота сухопутной обороне крепости и подготовке боеспособных кораблей
к прорыву из блокированного порта во Владивосток.
Но темпы японского наступления замедлились благодаря противодействию русской армии, а по мере вступления в строй поврежденных русских кораблей соотношение сил на море и
задачи эскадры менялись. И поэтому во второй половине мая
Е.И. Алексеев стал настоятельно требовать решительных действий против японского флота с целью нанесения ему поражения, а если Порт-Артур окажется под угрозой падения — прорыва всей эскадрой во Владивосток.
В.К. Витгефт оказался не готов к подобному обороту дел, поскольку
главной своей задачей, в соответствии с апрельскими указаниями
Е.И. Алексеева, считал содействие обороне крепости, возвращение
в строй поврежденных кораблей и сбережение сил эскадры до прибытия в Порт-Артур нового командующего флотом, и в целом эту
миссию выполнил.
Однако назначенный командующим флотом Тихого океана вице-адмирал
Н.И. Скрыдлов в блокированную крепость так и не прибыл, а от
В.К. Витгефта стали требовать лично вести эскадру в бой, что не входило в первоначальные инструкции. Командующий ощущал себя обманутым, что не могло не сказаться на его психологическом состоянии.
Находившиеся во Владивостоке Н.И. Скрыдлов и командующий 1-й эскадрой Тихого океана П.А. Безобразов отклонили предложение Е.И. Алексеева инкогнито проехать через китайскую территорию, а затем прорваться на миноносце из Чифу в Порт-Артур, как слишком опасное.
Единственный крейсер Владивостокского отряда, который за счет превосходства в скорости над японскими кораблями мог прорваться в Порт-Артур, — «Богатырь» — 2 мая налетел на прибрежные скалы и вышел из строя до конца войны. Распорядиться выслать во Владивосток один из быстроходных артурских крейсеров — «Баян», «Аскольд» или «Новик» — Е.И. Алексеев не решился, видимо, предполагая, что Н.И. Скрыдлов вместо прорыва в Порт-Артур введет новый корабль в состав Владивостокского отряда: командующий флотом согласно Морскому уставу располагал такими полномочиями. Владивостокские адмиралы явно не желали брать на себя ответственность за судьбу артурской эскадры. Показательно, что В.К. Витгефт не получил ни одного приказа от командующего флотом: все распоряжения исходили непосредственно от Е.И. Алексеева.
Опираясь на мнение большинства артурских флагманов и командиров,
В.К. Витгефт настаивал перед главнокомандующим на правильности прежней стратегической линии: всемерного содействия флота в защите Порт-Артура.
Однако уверенности в том, что крепость выдержит штурм даже при
участии в его отражении сил флота, у главнокомандующего не было, и опасность гибели кораблей в гавани заставляла требовать перехода к активным действиям на главном театре войны — морском. 10 июня 1904 года В.К. Витгефт предпринял такую попытку, но, встретив в море превосходящие силы врага, вернул эскадру в Порт-Артур.
При этом нежелание Х. Того вступить даже в кратковременный артиллерийский бой с отступавшим противником (хотя возможности для этого имелись) позволило Е.И. Алексееву предположить, что японцы уклонятся от решительного боя и впоследствии. И поэтому по мере приближения японской армии к Порт-Артуру главнокомандующий все решительнее настаивал на прорыве эскадры во Владивосток, по возможности без боя. Однако В.К. Витгефт оставался верен прежним
взглядам. Тогда Е.И. Алексеев добился одобрения идеи прорыва царем
и представил ее командующему эскадрой как монаршее повеление.
Необходимость прорыва во Владивосток подвергали сомнению не только
адмиралы и офицеры артурской эскадры, но и некоторые современные исследователи, однако стратегическая обстановка на театре военных действий настоятельно требовала ухода флота из Порт-Артура. Ресурсы блокированной базы истощались, возможности флота ослабевали. С началом тесной осады крепости порт переставал играть роль безопасного убежища для русских кораблей. Реальной угрозы морским коммуникациям противника артурская эскадра не представляла. Для того чтобы вернуть русскому флоту возможность противодействия замыслам и операциям противника, необходимо было перебазировать его.
В случае успеха прорыва, даже с неизбежными потерями, силы флота, сосредоточенные во Владивостоке, могли представить для неприятеля значительно большую опасность. Японский флот потратил три месяца на организацию морской блокады Порт-Артура, с его единственным выходом из гавани, блокировать же Владивосток, имевший два выхода, было бы сложнее — времени и средств на это ушло бы больше.
Чтобы осадить Владивосток с суши, японцам требовалось разбить Маньчжурскую армию, что для сухопутных сил противника являлось задачей почти невыполнимой. Таким образом, при всей слабости ремонтной базы Владивостока и весьма скудного пополнения ресурсами по загруженной армейскими перевозками Сибирской железной дороге, этот порт вполне позволял если и не обеспечить активные действия флота, то надежно сохранить корабельный состав в боевой готовности до прихода подкреплений с Балтики, что меняло соотношение сил на море в пользу русской стороны.
Критикуемая большинством исследователей задача прорываться, «по
возможности избежав боя», по сути, тоже была верной: ведь решительный
бой даже в случае победы делал прорыв во Владивосток не реализуемым вследствие неминуемых повреждений, не позволявших кораблям совершить 1000-мильный морской переход. Задачу на решительный бой Е.И. Алексеев ставил В.К. Витгефту раньше, когда Порт-Артур не был осажден и вполне мог сыграть роль убежища и ремонтной базы для поврежденных кораблей. Однако 10 июня В.К. Витгефт боя не принял, а с началом осады крепости (17 июля) приоритетной становилась именно задача прорыва.
Если же уклониться от боя не удавалось, то, как телеграфировал
Е.И. Алексеев императору Николаю II, «ценою потерь с нашей стороны будут достигнуты расстройство и ослабление японских морских сил». И хотя приказы В.К. Витгефту формулировались недостаточно четко, общий смысл директив главнокомандующего сводился к двум последовательным пунктам: прорыв во Владивосток без боя, а в случае неудачи прорыва — бой на уничтожение, «с уверенностью в успехе». Е.И. Алексеев писал В.К. Витгефту: «Бой в море, самый упорный, должен быть последним актом артурских морских сил». Конкретные способы решения поставленных задач должен был избрать командующий эскадрой.
Снимать В.К. Витгефта с должности, как «задним числом» советуют некоторые исследователи, Е.И. Алексеев не собирался: достойной замены
в Порт-Артуре он не видел. Впрочем, если бы В.К. Витгефт не исполнил высочайшего повеления, его наверняка бы отстранили от командования (как это впоследствии произошло с П.П. Ухтомским), хотя вопрос замещения вакансии оставался открытым.
Здесь наиболее предпочтительным кандидатом выглядел начальник штаба В.К. Витгефта, контр-адмирал Н.А. Матусевич — единственный адмирал артурской эскадры, выступавший за прорыв во Владивосток,
но Е.И. Алексеев об этом, к сожалению, не знал. В пользу Н.А. Матусевича свидетельствовал и тот факт, что он провел успешный ночной бой февраля 1904 года во главе отряда артурских миноносцев. Однако
общий служебный опыт произведенного в контр-адмиралы только 29 марта 1904 года Н.А. Матусевича был существенно скромнее, чем долгий карьерный путь В.К. Витгефта.
25 июля японская осадная артиллерия впервые подвергла обстрелу корабли русской эскадры на внутреннем рейде Порт-Артура и добилась ряда попаданий. Ответный огонь дал весьма ограниченные результаты: подавить расположенную на закрытых позициях артиллерию врага не удалось.
При разрыве попавшего во флагманский «Цесаревич» снаряда осколком задело В.К. Витгефта, и он понял, что настал тот самый момент выхода
эскадры, о котором он ранее докладывал Е.И. Алексееву: «Когда смерть
будет одинаково и спереди и сзади». А ночью пришли новые телеграммы
главнокомандующего, со ссылкой на высочайшее повеление настаивавшего на необходимости прорыва.
Однако к 25 июля В.К. Витгефт своими действиями (вернее, бездействием) загнал себя и эскадру в жесточайший цейтнот: выход на прорыв становился необходим и неизбежен, а времени на его подготовку, в связи с начавшимися обстрелами, не оставалось: каждый день мог привести к выводу из строя того или иного корабля.
Гибель флота в гавани отныне становилась вполне реальной,
и ответственность за это ложилась уже лично на В.К. Витгефта. «Прозревший» командующий заторопился. В результате
требования Е.И. Алексеева о выборе удачного момента прорыва по погодным условиям, о предварительном обсуждении плана прорыва и боя на совещании флагманов и командиров, о необходимости заранее сообщить главнокомандующему дату прорыва, были проигнорированы, а выход эскадры, первоначально планировавшийся на 27 июля, лишь из-за неполной готовности броненосца «Севастополь» перенесли на утро следующего дня. Получение броненосцем «Ретвизан» при обстреле 27 июля подводной пробоины не повлияло на планы командующего.
Вместе с тем отнюдь не безосновательным представлялся перенос даты
прорыва на вечер 28 июля или утро 29 июля. В этом случае измотанные
ночной погрузкой угля и иных запасов экипажи кораблей получали отдых
перед боем, а «Ретвизан» надежнее бы заделал пробоину. Возможно, удалось бы поднять и установить на этот броненосец с затонувшей от обстрела баржи два недостающих 152-мм орудия, снятые накануне с ремонтировавшегося после подрыва на мине «Баяна». Можно было основательнее протралить маршрут движения эскадры на внешнем рейде.
В случае вечернего выхода легче было выполнить указание уклониться
от боя, и одновременной отправкой миноносца в Чифу уведомить главнокомандующего о выходе эскадры. Однако В.К. Витгефт, видимо, счел опасным для кораблей лишний день находиться под обстрелом,
а ночью идти по загроможденному корпусами затопленных пароходов рейду без тралов и подвергаться атакам японских миноносцев.
Имели смысл и предложения командира порта Артур контр-адмирала И.К. Григоровича идти на прорыв только быстроходными броненосцами,
оставив «Севастополь» и «Полтаву» в Порт-Артуре или демонстративно направив их к Дальнему, и даже дождаться исправления «Баяна».
Однако это шло вразрез с требованием главнокомандующего выйти
в море как можно быстрее и всеми линейными силами: Е.И. Алексеевым
предписывалось предпринять прорыв «тотчас по исправлении “Севастополя”», и только если Порт-Артур окажется под угрозой взятия — без этого корабля. К тому же в результате повреждения «Ретвизана» его скорость почти сравнялась с «тихоходами», поэтому решение о прорыве силами всех эскадренных броненосцев в ситуации на 28 июля являлось верным.
Еще 26 июля В.К. Витгефт провел краткое совещание с флагманами и старшими командирами эскадры, посвященное предстоящему прорыву и бою. Вопреки предшествующей практике и указаниям главнокомандующего, общего обсуждения организовано не было, и В.К. Витгефт отдавал распоряжения единолично.
Протокол совещания не сохранился, и наиболее полно суть полученных
от командующего инструкций впоследствии изложил контр-адмирал
Н.К. Рейценштейн:
«Кто может, тот и прорвется, никого не ждать, даже не спасать, не задерживаясь из-за этого; в случае невозможности продолжать путь, выкидываться на берег и по возможности спасать команду, а судно топить и взрывать; если же не представится возможности продолжать путь, а представится возможным дойти до нейтрального порта, то заходить в нейтральный порт, даже если бы пришлось разоружиться, но никоим образом в Артур не возвращаться, и только совершенно подбитый под
Порт-Артуром корабль, безусловно не могущий следовать далее, волей-неволей возвращается в Артур».
Эти указания В.К. Витгефта свидетельствуют, что задача прорыва полностью заслонила в сознании командующего задачу нанесения максимального ущерба противнику в случае решительной схватки
с врагом, а о победе речь и вовсе не шла. Соответствующим образом адмирал ориентировал и своих подчиненных. Возможно, именно в силу такого «перекоса» в понимании поставленных задач тактический план
сражения разработан и представлен на совещании не был: управление боем полностью брал на себя командующий.
27 июля В.К. Витгефт провел отдельные встречи с некоторыми командирами и младшими флагманами, получившими указания, содержание которых не только не стало общим достоянием, но и не было доведено до сведения начальника штаба эскадры.
Сложилась система, при которой все нити боевого управления эскадрой сходились лично к командующему, что создавало крайне опасную ситуацию: возможные преемники В.К. Витгефта, в том числе его ближайшие заместители — Н.А. Матусевич и П.П. Ухтомский — не владели в полной мере информацией о тактических замыслах адмирала и задачах отдельных кораблей в бою.
С психологической стороны день 28 июля лучше и проще всех охарактеризовал порт-артурец Василий Силин: «Это был день, полный надежд». Идея прорыва вызвала воодушевление большинства артурских моряков. Однако у В.К. Витгефта господствовало совершенно иное настроение — безнадежности.
По словам И.К. Григоровича, подтверждаемым другими флагманами и командирами эскадры, В.К. Витгефт был уверен в неминуемом поражении, «предчувствовал свою гибель и не скрывал этого». Похоронное настроение адмирала не могло не отражаться на подчиненных, а его пессимистический настрой лишь отчасти уравновешивался энергией и оптимизмом начальника штаба эскадры Н.А. Матусевича. И основания для такого оптимизма существовали.
Поскольку исход боя предполагалось решить артиллерийским поединком
главных сил, то легкими крейсерами и миноносцами, в которых японцы имели большой перевес, при расчете соотношения сил на начало сражения можно было пренебречь. Внешне при таком раскладе преимущество находилось на русской стороне, имевшей превосходство в количестве эскадренных броненосцев и количестве орудий наиболее крупных калибров — 254- и 305-мм.
Превосходство японцев в среднекалиберной артиллерии могло проявиться на средних и ближних дистанциях боя, но в значительной мере нивелировалось возраставшей пробивной силой русских бронебойных снарядов.
Единственным зримым преимуществом японского флота являлось превосходство в скорости и умении маневрировать. Остальные преимущества мог выявить только бой, что в значительной мере предвосхищало его осторожное начало с японской стороны: «прощупывание» врага с дальних дистанций и неоднократные попытки занять выгодное положение за счет большей скорости.
Лишь в ходе сражения выявились существенные преимущества японской
корабельной артиллерии: живучесть механизмов, скорострельность пушек, мощность снарядов, меткость комендоров. За счет этих факторов японский флот получил как минимум двукратное превосходство над русским, что позволяло артурской эскадре надеяться на успех только при использовании активной маневренной тактики и предписанного «избегания боя». Но преимущество японцев в скорости чрезвычайно
осложняло эту задачу.
Избранный В.К. Витгефтом для прорыва порядок кораблей в линии фактически являлся оптимальным. Головным был поставлен сильнейший «Цесаревич», его поддерживал чуть уступавший по вооружению и бронированию «Ретвизан», наиболее слабые «Победа» и «Пересвет» занимали центральное положение, а хвостовые «Севастополь» и «Полтава» за счет размещения артиллерии были способны развить сильный огонь в корму.
Поскольку одно из орудий главного калибра на «Севастополе» не действовало, замыкала колонну более сильная и лучше бронированная «Полтава» — призер довоенных артиллерийских стрельб эскадры. Любое иное расположение кораблей в меньшей степени отвечало идее прорыва через боевые порядки неприятеля.
Младший флагман контр-адмирал П.П. Ухтомский на быстроходном «Пересвете» возглавил отряд тихоходных броненосцев и, в отличие от традиций японского флота, находился в середине строя, а не на концевом корабле. Это означало, что ни действий отдельными броненосными отрядами, ни активных маневров со сменой головного В.К. Витгефт не планировал.
Сказалось здесь, видимо, и неверие в способности П.П. Ухтомского как независимого командующего, хотя именно он являлся номинальным начальником всех броненосцев эскадры. Крейсерский отряд
Н.К. Рейценштейна расположился в конце линии, но имел указание действовать в бою самостоятельно.
Восемь миноносцев под командованием капитана 2 ранга Е.П. Елисеева
шли в стороне от эскадры. В целом тактическая задумка В.К. Витгефта являлась достаточно простой — использование при прорыве наиболее защищенного «Цесаревича», способного вести сильнейший носовой огонь, в качестве своего рода «тарана».
Броненосцы в колонне главных сил Х. Того тоже были расставлены правильно: впереди сильнейшие «Микаса» и «Асахи», затем более слабый «Фудзи» и схожий с головными «Сикисима».
Самым слабым местом японского строя являлись концевые броненосные
крейсера «Касуга» и «Ниссин», но их размещение в хвосте, а не в середине
колонны было вынужденным — из-за большого радиуса циркуляции эти корабли нарушали единство линии при поворотах.
Однако японская сторона, в отличие от русской, могла существенно усилиться находившимися под Порт-Артуром броненосными крейсерами «Асама» и «Якумо». На концевом «Ниссине» держал свой флаг вице-адмирал С. Катаока. Отряды крейсеров и миноносцев маневрировали отдельно от главных сил.
В шестом часу утра 28 июля начался выход русских кораблей из гавани на внешний рейд Порт-Артура. По завершении построения на рейде и с началом движения эскадры на флагманском «Цесаревиче» взвился сигнал: «Флот извещается, что государь император повелел идти во Владивосток». Никаких вдохновляющих, призывающих или ободряющих слов к этому информационному сообщению В.К. Витгефт не добавил, однако поставленную задачу до сведения подчиненных довел. Х. Того никаких сигналов, поднимающих боевой дух, перед сражением также не подавал, видимо, не будучи уверен по опыту 10 июня в том, что бой вообще состоится.
С началом выхода эскадры на внешний рейд в виду японских дозорных
кораблей, русские береговые и корабельные радиостанции стали работать на излучение, ставя противнику помехи в эфире. Однако во время движения эскадры по внешнему рейду В.К. Витгефт, очевидно, считая, что адмирал Того тем или иным образом уже оповещен о выходе, сигналом приказал: «Не мешать японскому флоту телеграфировать», поэтому в дальнейшем Х. Того без помех использовал радиосвязь
для управления боем. Распоряжение В.К. Витгефта ярко свидетельствует
о недоверии русского командующего к техническим новинкам и неумении
использовать их в боевой обстановке.
Получив несколько радиограмм о выходе русской эскадры, Х. Того начал стягивать находившиеся в море боевые отряды блокирующего Порт-Артур флота к месту предполагаемого сражения. Однако в процессе сосредоточения сил он допустил серьезную ошибку, направив броненосный крейсер «Асама» в Дальний, чтобы привести оттуда к главным силам отряды эскадренных миноносцев.
Необходимости выделять для их сопровождения один из сильнейших
японских крейсеров не было, поскольку все русские корабли, способные
перехватить эсминцы противника, соединенными силами шли на прорыв.
В результате, когда Х. Того в ходе боя столкнулся с необходимостью усиления своей боевой линии, он был вынужден включить в нее слабее вооруженный «Якумо», а «Асама» смог присоединиться к главным силам только по окончании сражения.
Для того чтобы не повторить ситуацию 10 июня, когда эскадра вышла из артурской гавани прямо на японское минное заграждение, В.К. Витгефт
предусмотрительно изменил маршрут выхода в открытое море, первоначально двинувшись со своими кораблями в юго-западном направлении, вдоль полуострова Ляотешань.
Это ввело в заблуждение японских наблюдателей, которые радировали своим флагманам, что русская эскадра движется в Печилийский залив.
В результате маршруты движения японских отрядов на перехват артурской эскадры были проложены неточно, и адмирал Того встретился
с противником несколько раньше ожидаемого, что, впрочем, вряд ли его
расстроило.
При этом парадоксальность ситуации заключалась в том, что ни В.К. Витгефт, ни Х. Того не были заинтересованы дать противнику решительный бой: первый — чтобы сохранить корабли для дальнего морского перехода во Владивосток, второй — чтобы сохранить корабли для будущей борьбы со 2-й эскадрой Тихого океана, комплектовавшейся на Балтике.
© С.А. Гладких
Фрагмент статьи из сборника "Гангут" № 85/2015 и "Гангут" №86/2015
