В моём детстве всегда были какие- то дни. То день рожденья пионерской организации, то день труда, то день испанской революции, то рыбный день, то банный день.
Почему то особенно мне запомнился банный день. Да не просто банный день, а тот, который проходил в то время, когда мы жили в бараке, вдвоём с мамой. Да, был такой период в моей жизни.
Длинный дом, из коричневых брёвен, на шесть квартир. Взрослые называли бараком наше жилище, ну а мы дети, повторяли за родителями.
Четыре барака образовывали двор - колодец.
Жили мы дружно, русские, украинцы, евреи, татары, белорусы, мы дети, даже и не думали о том,что чем - то отличаемся друг от друга, речь наша была перемешана, но все понимали друг друга
Внутри двора, мы мелкие бегали, играли в прятки, чижа, войнушку, прыгали в классики и через резиночку. А ещё играли в выше ноги от земли. За эти выше ноги, нам доставалось от отцов, которые сидели во дворе и резались в домино, забивая козла, а тут толпа ребятни, скачут как безумные, орут и прыгают им чуть ли не на головы...
Матери в это время вывешивали постиранное бельё на верёвки, натянутые отцами во дворе, и беззлобно поругивались на нас, ребятню и мужей, это был такой ритуал...
Итак, про банный день из моего раннего детства.
С утра мама, она была на выходном, снимала простыни, пододеяльники, наволочки с подушек и надевала всё чистое, белое, выглаженное и пахнущее лавандой.
На плите грелся большой алюминиевый бак с водой, по комнате летал пух от подушек и бегала раскрасневшаяся я, дуя на пушинку и хохоча.
Мама же затевала стирку и генеральную уборку. В большую цинковую ванну наливалась вода из бака и замачивалось бельё, потом мама доставала доску для стирки, насыпала порошок и начинала на этой доске тереть бельё. Пена разлеталась в разные стороны, мне становилось скучно и я просилась у мамы на улицу, во двор. Обычно она разрешала. Во дворе уже околачивались мои друзья - товарищи, у которых происходило дома примерно тоже, что и у меня...
Мы бегали по переменке домой, чтобы взять пряник, кусок хлеба с маслом или попить. Я была рада вдвойне, ведь меня не заставляют сидеть за столом и есть спокойно. В этот день можно было полдня таскать хлеб намазанный маслом и посыпанный сахаром, правда в моём случае солью, вот такой я ненормальный человек, с детства...
В очередной раз забежав домой попить водички и показаться маме, что жива- здорова, руки -ноги на месте, голова не пробита, глаза не выколоты, волосы не выдраны, вижу раскрасневшуюся маму, которая домывает пол.
Невероятный, ни с чем не сравнимый, не передаваемый запах чистоты, именно той чистоты, из детства, из барака, запах свежевымытого дерева. Кто знает, тот поймёт.
-Маавруша, всё, хватит бегать, сейчас придёт Тётя и мы пойдём в баню, - говорит мне мама, - давай заходи.
Я замираю, а потом начинаю придумывать, что у меня болит голова, нога, живот и вообще у меня тамление .
-Что у тебя? Что за новый вид болезни?- смеётся мама
-Ничего не новый, у апашки Алсу большое тамление, ей в баню нельзя, - с важным видом заявляю я.
-У тёти Алсу давление? - спрашивает мама, - а ты откуда это знаешь?
-Без белен дус, мамочка! Она мне говорит кызым и целует меня, яраткам кызымочка, говорит апашка, я тоже её люблю. Нет, ты не подумай, анкай, мин сине яратам
Мама с ужасом смотрит на меня, она не понимает, о чём ей говорит её дочь? Что за чудовищная смесь русских и и исковерканных татарских слов?
Мама сразу же забывает про баню, уборку и другое. Она бросает всё, садит себе на колени малышку -дочь и просит её потерпеть немного, скоро они уедут далеко- далеко, к её маме на родину, а пока нужно учится правильно разговаривать. Это похвально, что Мавруша знает язык Алсу, но говорить нужно правильно, хорошо? А то ты разучишься говорить, и ни я , ни Алсу не поймём тебя, ну..
-Хорошо, -соглашаюсь я, - мамочка,а мы в баню значит не идём?
-Баня!, -мама соскакивает и начинает бегать,- бегом, бегом дочка, бегом моя Маврушенька - душенька. Сейчас за нами зайдёт Тётя.
Тётя большая, толстая, это двоюродная тётя моего папы. Папа теперь с нами не живёт. Тётя ругает его, а нас с мамой жалеет.
У мамы больное сердце, она не может долго находиться в бане, а нужно и меня помыть, и самой помыться, поэтому с нами ходит Тётя.
Я её люблю, Тётю, а в такие дни нет.
Она берёт меня под мышку и тащит в жару, там растягивает на полке и начинает хлестать веником, мне жарко, хочется пить, а Тётя хлещет и хлещет жарким веником, выгоняя какую- то хворь. Я всегда забываю спросить у неё, где эта хворь, и откуда она её выгоняет, и почему для этого надо меня держать в жаре и бить веником?
Я кричу, Тётя и другие тётки заливисто хохочут и тоже кричат, наверное хворь пугается и убегает, до следующего раза, потому что меня наконец- то выносят из жары и поливают тёплой водичкой.
Потом мы с тётей не спеша моемся, я намыливаю большую мочалку и тру со всей силы её белую, с красными крапинками огромную спину.
-Сильнее, Мавруша, - кричит Тётя, дери сильнее, эх хорррошо, а ну, Шура, -просит она соседку,- потри ка мне спину, зудит, аж мочи нет, а девчонка у меня притомилась.
Я же сажусь в тазик и потихоньку разглядываю кто есть из знакомых.
Вон Светка, тощая, как селёдка, ей уже шесть лет, она хорошая, но иногда задаётся, а ещё у Светки выпал зуб и Мышка дала ей три копейки. У меня тоже выпадет зубик, уже скоро, я его шатаю, мне кажется, что он немного покачнулся уже. А мне Мышка даст целых пять копеек, я знаю волшебные слова, мне Серёжка по секрету сказал. Надо сказать так:"Мышка-мышка, вот тебе зубик лубянной, а мне дай костяной", положить под подушку и уснуть. А утром там будет лежать монетка! А Светка не знала, мы тогда поссорились, и Серёжа только мне рассказал, вот.
Мама дёргает Светку за руки- палки, Светка беззвучно плачет и мне становится её жалко. Светкина мама не злая, просто их много, у Светки ещё есть три сестры, и брат Колька. Колька раньше тоже с нами ходил в баню, и Серёжа тоже. А потом они стали ходить с папами, потому что папам тоже нужно, чтобы им мыли спину, а то получается папы с грязными спинами ходят. Вот Светкина мама и торопится, ей надо всех помыть и самой помыться.
Наконец - то Тётя вся вымылась и начала тереть меня, я терплю из солидарности к Светке, мне кажется, что так ей легче.
Потом мы намытые, распаренные, раскрасневшиеся, выходим из бани туда, где лежат наши вещи и сидит мама. Она улыбается нам и говорит с лёгким паром. Мама тоже мылась, и даже на немного заходила в жару, но она быстро ушла.
Мы пьём тёплый квас и собираемся домой, намылись, попарились, хворь выгнали!
Идём по улице не спеша, встречные люди, заместо приветствия говорят нам с лёгким паром , мы степенно благодарим, и продолжаем свой путь. А куда нам теперь спешить?
Мама приглашает Тётю на чай. Тётя выпивает три большущих кружки чая, благодарит нас, желает спокойной ночи и отправляется домой.
Мама расправляет постель, я ложусь в прохладную, сияющую белизной кроватку, голова моя опускается на подушку, и глаза начинают закрываться...Но, это ещё не всё.Во первых мне нужно повторить про себя волшебные слова, для Мышки.
А во вторых....
Мама выключает свет, оставляет малюсенький ночник -лилию, что горит с самого моего рождения, специально для меня и везде ездит за нами. Затем, мама, включает радиолу Сириус, её маленький экранчик горит жёлтым светом, и начинает крутить тихонечко круглую штуковину, сбоку. Красная полосочка бежит по названиям городов, я, приподнявшись на подушке, наблюдаю за этим волшебством.
Москва, Бухарест, Рига, София,Прага, Вильнюс...Наконец- то мама находит нужную волну, диктор с завораживающим голосом что- то говорит, слов я уже не понимаю, уплываю в сон, на белой мягкой подушке, набитой пухом и одетой в белую наволочку пахнущую лавандой.
Вот и такие банные дни бывают, бывали...
А потом мы с мамой уехали, но я до сих пор вспоминаю с теплом тот период нашей жизни
Мин яратам сине Алсу апа, и помню....
-
