Что означает — быть в плену своих имен? Каково это жить, зная, что на руках твоих отцов и дедов кровь тысяч невинных людей?
У каждой семьи есть свои хроники, истории, тайны, поэтому семьи известных нацистских бонз не являются исключением. Взять, например, Гессов. Как Рудольф Гесс относился к своим близким? С одной стороны, он их мучил, категорически отказываясь до 1969 года от свиданий. Вот что он пишет своей сестре Маргарите: «Моя бесценная, не проси о встрече. Может быть, позже, но не теперь. Ты еще легче, чем Ильза [жена], разрушишь все мои бастионы. Твой взгляд — весь из детства, музыки и любви — пронзит броню, которой я окружил свое сердце… Обнимаю тебя. Твой».
Но при этом, смотрите: «Но одно знай твердо: если встреча со мной нужна будет не для меня, а для тебя самой, я заранее согласен… Тогда дай мне знать и ни о чем не тревожься. Я сумею сделаться тем, чем был для тебя — твоим старшим братом, и попытаюсь помочь».
А вот другая семья и совершенно другие отношения. Генриетта фон Ширах, дочь Генриха Гофмана, личного фотографа Гитлера, в 1932 году по страстной любви вышла замуж за Бальдура фон Шираха, главу гитлерюгенда. Это была пара, которой любовались. И тем не менее смотрите, 1946 или 1947 год: «Когда Германия уже рушилась вокруг нас, я ожидала, что ты попросишь принять яд вместе со мной, как сделал Геббельс и его жена Магда. В Нюрнберге я думала, что ты покончишь с собой, как Роберт Лей. Тогда я готова была умереть следом за тобой. Но ты сказал: «Я не могу совершить самоубийство. Сначала я должен прояснить свое место в истории и значение моей борьбы». Я больше не могу. Я с тобой развожусь». И они действительно развелись…
После лагерей практически все жены и дети нацистских бонз жили в районах Мюнхена. Свои имена и фамилии они не меняли. Многие делали это принципиально. Например, сын Гесса, Вольф Рюдигер, не только гордился фамилией своего отца, но и фактически всю свою жизнь посвятил его памяти.
Эдда Геринг вообще писала, что носить фамилию Геринг в Германии — это честь: все на тебя обращают внимание. И тем не менее Эдда смогла адаптироваться и вписаться в общую ситуацию после войны, в отличие, например, от Гудрун Гиммлер.
На самом деле, Гудрун Гиммлер — личность довольно закрытая. Она никогда не дает интервью, но степень ненависти, с которой она относится ко всему послевоенному миру, зашкаливает. Всю свою жизнь Гудрун объясняется в любви к своему отцу, делает это открыто. Когда-то она писала о том, что ее отца оклеветали. Доказывала это с таким рвением, что за нее стало неудобно даже, скажем так, некоторому окружению.
Что это за окружение? Дело в том, что после войны дети нацистов создали своего рода сообщество, негласное объединение, внутреннюю колонию, за пределами которой каждый из них прекрасно адаптировался: женился, вышел замуж, родил детей, работал.
Что касается семей, то в голове детей Третьего рейха рефреном звучат две основные мысли. Первая — это их родители. Вот что об этом пишет сын фон Шираха: «Двенадцать лет — смехотворный для истории срок. Но они остались в истории навсегда. Двенадцать лет подарили им бессмертие». Вторая мысль еще сильнее. Она уже не о родителях, а о себе любимых: «Подумайте, кем бы я стал, если бы не…» Понятно «не»? Не рухнул бы рейх, не проиграли бы войну…
Получается, что детям нацистских бонз не было стыдно за своих отцов? В основной массе — нет. Ведь они, 15 — 18-летние, тогда действительно мало знали. Повзрослев, набравшись информации, узнав обо всем, они просто не хотели (да и не хотят) в это верить. У них была твердая позиция: наших отцов оклеветали, во всем виноват плохой дядя Гитлер, наши родители выполняли приказ. А какой приказ — это уже не имеет значения.
