5 апреля 1242 года на Чудском озере произошло Ледовое побоище – битва между отрядами новгородского князя Александра Ярославича, прозванного Невским, и объединенным войском Рижского епископства и Тевтонского ордена, завершившееся убедительной победой русских.
В советской историографии, особенно, в сталинскую эпоху, этому сражению придавалось глобальное значение. Едва ли не такое же, как придают битве на Каталунских полях или при Пуатье (732 года). Мол, именно благодаря этой «великой победе» русские остановили экспансию немецких рыцарей на русские земли и спасли страну…
Красиво! Но так ли это?
Во-первых, современники и потомки явно не разделяли этого мнения. Лаврентьевская летопись, опиравшаяся на великокняжеский свод 1281 года, сохранила очень скромное и краткое описание этой битвы:
«ходи Алеѯандръ Ӕрославичь с Новъгородци на Нѣмци и бисѧ с ними на Чюдъскомъ єзерѣ оу Ворониа камени и побѣди Александръ и гони по ледү з҃ верстъ сѣкүчи их»
Новгородская и Псковская летописи тоже совсем немногословны по поводу этого «масштабного события» - по несколько строк в каждой, Ипатьевская и Галицко-Волынская летописи о нем вообще не упоминают. Даже в «Житии Александра Невского» в самой поздней (XVI века) редакции дается скупое описание битвы и ничего не говорится о ее глобальном значении:
«Князь же Александръ оплъчися, и поидоша противу себе, и покриша озеро Чюдьское обои от множества вои. Отець же его Ярославъ прислалъ бѣ ему брата меньшаго Андрѣя на помощь въ множествѣ дружинѣ. Тако же и у князя Александра множество храбрых, яко же древле у Давыда царя силнии, крѣпции. Тако и мужи Александровы исполнишася духом ратнымъ, бяху бо сердца их, акы сердца лвомъ, и рѣшя: «О княже нашь честный! Нынѣ приспѣ врѣмя нам положити главы своя за тя». Князь же Александръ воздѣвъ руцѣ на небо и рече: «Суди ми, Боже, и разсуди прю мою от языка непреподобна, и помози ми, Господи, яко же древле Моисию на Амалика и прадѣду нашему Ярославу на окааннаго Святополка».
Бѣ же тогда субота, въсходящю солнцю, и съступишяся обои. И бысть сѣча зла, и трусъ от копий ломления, и звукъ от сѣчения мечнаго, яко же и езеру померзъшю двигнутися, и не бѣ видѣти леду, покры бо ся кровию.
Се же слышах от самовидца, иже рече ми, яко видѣх полкъ Божий на въздусѣ, пришедши на помощь Александрови. И тако побѣди я помощию Божиею, и даша плеща своя, и сѣчахуть я, гоняще, аки по иаеру, и не бѣ камо утещи. Зде же прослави Богъ Александра пред всѣми полкы, яко же Исуса Наввина у Ерехона. А иже рече, имемь Александра руками, сего дасть ему Богъ в руцѣ его. И не обрѣтеся противникъ ему въ брани никогда же. И возвратися князь Александръ с побѣдою славною, и бяше множество полоненых в полку его, и ведяхут босы подле коний, иже именують себе Божии ритори»
Побежденные и то более внимательны к этому эпизоду долгой приграничной войны. Например, в Старшей Ливонской рифмованной хронике сражению посвящены 34 строки. Хотя и здесь она подана, как событие вполне себе рядовое.
Даже Невская битва в современных или чуть боле поздних источниках описана подробнее.
Во-вторых, многие крупнейшие дореволюционные историки, например Покровский и Ключевский вообще не упоминают об этой битве. Данилевский придает гораздо большее значение сражению при Сауле 1236 года, в котором литовские язычники убили магистра Тевтонского ордена. С ним вполне солидарен английский исследователь Дж. Феннел.
Лев Николаевич Гумилев придерживался иного мнения: видел в католическом Западе главную угрозу самобытности и самостоятельности Руси в ту эпоху, а потому считал победы Александра Невского весьма важными. Впрочем, это вполне согласуется с концепцией Гумилева, изложенной в работе «От Руси до России», но не совсем – с историей Новгородской земли и этой длительной приграничной войны.
Третий, и самый важный довод в пользу того, что все было не совсем так (точнее, совсем не так), как пытались преподнести историки советского времени – факты, те «самые упрямые вещи в мире»
Прежде всего, вся предыстория столкновения на Чудском озере лишена одиозной однозначности. Не было такого, что пришли и стали «ломить стеною» нехорошие немецкие рыцари, а хорошие русские, все, как один, стали на защиту родной земли.
Предпосылки даже этого локального конфликта в многовековой истории отношений Новгорода и Пскова с соседями в Прибалтике и рыцарскими орденами гораздо более многомерны и никак не раскладываются в черно-белой гамме.
Предыстория конфликта
Бременский каноник Альберт Буксхефден, избранный епископом дерптским, перевел резиденцию из Икскюле в район нижнего течения Западной Двины, где в 1201 году была основана Рига.
В 1202 году ближайший помощник Альберта цистерцианец Теодорих создал Орден меченосцев, которому епископ выделил треть своих владений.
В 1210 голу специальной буллой папа орден признал, но сделал его вассалом епископства.
Дело в том, что местные епископы имели полномочия суверенных князей с правом вести самостоятельную внешнюю и внутреннюю политику, раздавать земли и, конечно же, завоевывать их. Поскольку они всегда были лояльны папам, а ордена напротив зачастую излишне самостоятельны, Римская курия была не в восторге от очередного военно-рыцарского объединения и сразу предпочла взять его под контроль.
Ордену такое положение дел, естественно, не понравилось, и скоро они все-таки добились от папы разрешения вести завоевания независимо от епископа, не имея перед ним никаких обязательств, кроме выделения трети захваченных территорий в епархиальные владения.
С той поры епископские и орденские отряды часто совершали совместные завоевательные походы в земли язычников, постепенно приближаясь к границам территориальных притязаний Новгорода и Пскова, которые тоже старались распространить свое влияние на прибалтийские племена и взять под контроль побережье.
В 1216 году произошло первое прямое столкновение между псковичами и меченосцами.
К 1224 году определилась более-менее постоянная граница между владениями епископа, ордена, датчан с одной стороны и Пскова с Новгородом с другой. Причем, проходила эта граница совсем не по «исконно русской земле», а по территории современной Эстонии, где тогда жили в основном местные языческие племена.
В 1236 году, после катастрофического для ордена и епископства поражения при Сауле Орден меченосцев специальной буллой папы был объединен с Тевтонским. Слияние закрепили актом, подписанным 13 мая 1237 года. Согласно булле меченосцы должны были принять знаки отличия тевтонцев – белый плащ с черным крестом, орден снова становился вассалом местных епископов, о чем понтифик объявил в специальной булле епископствам Рижскому, Дерптскому и Саарема-Викскому.
В это же время в вольном Новгороде было весьма беспокойно: князь Ярослав Владимирович, сын Владимира Псковского никак не мог договориться с местной оппозицией и стал искать поддержки у родственника – епископа Дерптского (брат епископа Дитрих был женат на сестре князя).
Кстати, на землях епископства вообще было много беглецов из Новгорода, причем, беглецов знатных, из числа высшего боярства. Эти «эмигранты» постоянно пытались втянуть каноника в свои разборки и с помощью епископского войска прийти к власти в вольных городах. Дошло даже до того, что в 1233 году князь Ярослав во главе отряда таких изгнанников, дерптского ополчения и епископского войска напали на псковские земли и захватили Изборск. Правда, вскоре их оттуда выбили.
А в 1234 году уже новгородцы пришли к Дерпту, разбили местное войско, после чего был заключен взаимовыгодный мир.
Война 1241-1242 годов
Князь Ярослав на этом не успокоился, в союзе с псковским посадником Твердилой Ивановичем он уговорил епископа дерптского Германа снова начать войну.
Епископ, впрочем, не особенно сопротивлялся: мир миром, но пограничные стычки случались постоянно, причем, чаще инициаторами столкновений были русские, то и дело вторгавшиеся в его земли.
Герман созвал ополчение, призвал на помощь Тевтонский орден и вскоре во главе внушительной рати двинулся на восток. Естественно, к войску радостно присоединились Ярослав Владимирович со сторонниками.
В сентябре 1240 года это объединенное войско неожиданным ударом вновь захватило Изборск, разбило войско вышедших им навстречу псковичей и подошло к самому городу.
Сторонники князя Ярослава во главе с посадником Твердилой (которых было в городе немало) уговорили псковичей решить дело миром: по условиям договора Твердило Иванович становился во главе города, горожане выдавали заложников и позволяли небольшому отряду братьев-рыцарей остаться в Пскове.
Вполне довольный этими условиями епископ Герман увел войско от Пскова и приказал вторгнуться в пределы новгородских земель. Захватив небольшой городок Тёсов и разграбив поселения на берегах Луги, они на Ижорской возвышенности основали крепость Копорье.
Герман знал, что Ярослава поддерживают многие знатные новгородцы и надеялся посадить его на пустующий княжеский престол с помощью давления и запугивания населения.
Когда войско стояло в 30 верстах от города, новгородцы снова призвали князя Александра Ярославича, которого буквально за несколько месяцев до этого просто выгнали.
Александр быстро прибыл в город (он жил недалеко - в Переславле, в отцовских владениях), пользуясь отчаянным положением, расправился с многими личными врагами и обидчиками – «казнил крамольников», ну а заодно разобрался с войском противника: отогнал его от Новгорода, взял Копорье, перебив большую часть гарнизона и казнив «изменников» из чуди и вожан (которые не имели перед русскими никаких обязательств, так как сами были завоеваны и принуждены к покорности и уплате дани).
Затем, дождавшись прибытия брата Андрея с дополнительным отрядом, князь двинулся к Пскову и в конце 1242 года взял его. Братья пошли на Юрьев, где собралось вражеское войско, но после того, как на марше был уничтожен их передовой отряд, отступили к Чудскому озеру, где и произошла решающая битва кампании.
Судя по сохранившимся описаниям сражения, можно понять, что княжеское войско выиграло за счет того, что они воспользовались особенностями местности, окружили вражеское войско и еще до начала прямого столкновения сумели нанести ему большой урон, буквально засыпав стрелами (у русских было много лучников, в разы больше, чем у противника). При прямом столкновении рыцари прорвали строй русских, чем помешали окончательному окружению и разгрому, часть армии сумела вырваться и отступить, не смотря на долгое преследование.
После поражения в Ледовом побоище Тевтонский орден заключил с князем Александром мирный договор, в котором отказывался от всех недавних завоеваний. Правда, этот мир был нарушен через 10 лет новым нападением на Псков. Но это уже другая история.
Размышления и вопросы
Как видим, не совсем красиво и черно-бело выходит: рыцари не такие уж плохие, князья, да «простые русские люди» не столь уж безупречны и благородны, виноваты в конфликте обе стороны. И вообще все это – обычная приграничная война за сферы влияния, причем на чужих землях.
В таком контексте о «спасении земли Русской» говорить сложно.
Конечно, в это время в других княжествах только-только начали приходить в себя после нашествия Батыя (а кое-где еще сражались с ним). Так что враг с запада был совсем не кстати.
Но, во-первых, мы напрасно представляем себе Древнерусские княжества первой половины XIII века, как нечто централизованное, ведущее единую внешнюю политику, готовое «встать, как один» против общего врага. Централизованного (и то относительно) государства Киевская Русь не существовало уже более века, многочисленные княжества периодически воевали между собой, время от времени объединяясь ради общих интересов (как, например, в 1223 году перед бездарной кампанией против татаро-монголов, завершившейся глупейшим разгромом на Калке).
Когда монголы не пошли на земли Новгорода и Пскова (по вполне объективным причинам: особенности местности и климата плюс события в самой империи), местные жители весьма обрадовались, но помогать «братьям» из других княжеств не рвались, занимаясь своими проблемами.
А уж о том, что в дальнейшем святой наш князь Александр Невский, не мучась особенно сомнениями, заключил союз с Батыем, пользовался им ради отстаивания собственных интересов, добиваясь покорности от особо несговорчивых - это даже в школе преподают.
Да и остальные князья склонны были договориться с монголами, когда поняли, что это возможно. Мстить за Рязань, Козельск и другие сожженные города, за тысячи погубленных жизней, попранную честь и свободу Руси никто не собирался. Себе дороже.
Во-вторых, такие приграничные конфликты – дело вполне обычное. В каждом княжестве была своя подобная история с соседями, причем, история долгоиграющая.
Так и этот приграничный спор совсем не закончился на Александре Невском и Ледовом побоище.
Новгородцы и псковичи делили земли Ливонии с орденом (позже, орденами) еще добрых полтора века, и самые жаркие разборки пришлись на век XIV, когда начало набирать силу Великое княжество Литовское. Эти столкновения продолжались практически беспрерывно вплоть до Грюнвальдской битвы, когда рыцарям было нанесено действительно разгромное поражение (причем, не русскими), и им стало не до захватнической войны.
Ну а вскоре и Псков с Новгородом стали объектом вожделения московских князей. Их приоритеты тоже изменились, и разборки с Москвой стали важнее, чем бесконечный пограничный конфликт.
К спору за эти земли вернулись в XVI веке: из-за чего же грозный государь наш Иван IV Васильевич ввязался в Ливонскую войну? Ведь именно эти территории и были основным яблоком раздора.
Ну а точку в многовековом споре поставил Петр I и победа в Великой Северной войне 1700-1721 годов.
После этого «протекторат» России над территорией, за которую когда-то яростно сражались новгородские князья и местные епископы с братьями-рыцарями не оспаривался вплоть до Первой мировой войны.
Так что вопрос о значении Ледового побоища в судьбе России остается открытым…
