От редакции журнала "АНИВ":
Общественным и политическим деятелям, живущим публичной жизнью необходимы фокус общего внимания и трибуна. Однако, помимо процессов, протекающих на поверхности, существуют глубинные пласты и энергии, где возникает не всегда заметный, но мощный импульс, который порождает волну кардинальных перемен. На этом уровне действуют личности, как правило, другого склада. Аркадий Карапетян, один из организаторов подпольного этапа арцахского движения, затем первый Командующий Армии Обороны Арцаха, принадлежит к личностям, которые никогда не стремились попасть в объектив, подняться на пьедестал. Но именно такие люди поднимают волну, меняющую ход истории. Ту самую волну, которую затем пытаются оседлать публичные политики. Такие как Аркадий Карапетян незаметно не только для внешнего, но даже для Армянского мира предпринимали первые и самые важные усилия, закончившиеся правом на жизнь и свободу для Арцаха, возрождением армянской государственности и славы армянского оружия. Действовать на глубине, чувствовать дыхание армянской земли можно, если ты находишься в согласии с собой и вышними силами. Это дает внутреннее спокойствие и уверенность, без которых глубина несет с собой множество опасностей и угроз. Чтобы удержать Ашхар, недостаточно опираться на армянскую землю, быть ее частью. Человек должен иметь духовную силу, чтобы поднять голову и взглянуть вверх, в направлении вечной, вышней Армении.
Согласие Аркадия Карапетяна на разговор – это редкий шанс. Его готовность поделиться своими мыслями о недавнем прошлом и настоящем Арцаха преследует только одну цель – помочь новому поколению в решении задач уже XXI века.
Подполье
Каждый человек, народ имеют свою историю, миссию и судьбу. В армянине сидит чуть ли не на генном уровне неискоренимое чувство справедливости, которое не дает ему грешить и при этом быть счастливым. Очень многие армяне были бы рады жить одновременно грешной и душевно комфортной жизнью, но вот это чувство им не дает. Своего рода армянский парадокс. Они вполне осознанно грешат, чтобы жить легче и лучше. А хорошо не становится. Чувство справедливости, данное им Господом, не дает жить «нормально». Существуют опросы о том, как люди ощущают себя, оценивают свою жизнь, и неспроста армянский народ занимает в этом списке одно из последних мест. Мы чувствуем себя одними из самых несчастных людей на земле, хотя по объективному уровню жизни и благосостоянию находимся в середине списка. Всему виной это чувство справедливости.
Оно порой толкает нас на безрассудства и сумасбродство в хорошем смысле слова. Это ясно видно по всему советскому периоду арцахской истории, когда мы каждое десятилетие поднимали наш вопрос. Каждое поколение реагировало по-своему, в каждом были разные люди и разная степень участия. Сильное впечатление произвели на нас события 1960-х годов. Когда армянский народ смог отметить 50-летие Мец Егерна, о котором прежде при советской власти запрещалось говорить, ветер перемен вызвал очередной всплеск надежд, вылившийся в сбор подписей под обращением к Москве с просьбой присоединить Арцах к Армении.
Мы понимали несправедливость жизни. Некоторые из нас просто чувствовали это и болели душой, другие были готовы подпольно работать. Подпольная деятельность в Арцахе была всегда – в каждом поколении отдельные люди собирались и обсуждали арцахскую и армянскую проблемы. В результате проводился сбор подписей, слались обращения в Москву, оттуда в ответ проводили репрессии, которые ясно давали понять арцахскому армянству, что изменений не будет.
Но когда в жизнь вступило мое поколение – примерно в середине 1970-х (в 1975 году мне было 17 лет), – борьба поднялась на другой уровень. Опыт предыдущих поколений со всей очевидностью показывал: надо действовать. Только слова и только обращения в Москву недостаточны, нужны действия. Мы все были очень молоды, и наши представления о борьбе, методах борьбы сегодня назвали бы экстремистскими. Позже радикализм естественным образом ушел. Менялась атмосфера в ССР , в арцахском обществе, мы взрослели, набирались опыта и знаний, уходили одни, и на смену им приходили другие, и некоторые уже не понимали до конца, за чем все это нужно.
Ясное осознание того, что надо действовать, пришло где-то к концу 1970-х, когда мы уже сформировали свое подполье. Но все-таки мы были молоды, не хватало опыта и знаний. Главная особенность нашего поколения и его отличие от предыдущих заключались в том, что мы были готовы умереть. Не будем недооценивать перемены в ССР к 1988 году, но все же в основе успеха арцахского движения лежала вот эта готовность умереть. Причем не пойти на казнь, нет. Мы были готовы к войне и вооруженной борьбе, были готовы драться и умереть в борьбе, в бою. Никто не представлял, что это будут за бои и как они будут происходить, но готовность была. Ярким примером моего поколения и нашего подполья может служить Ашот Бекор, с которым мы были близки, как братья. Можно вспомнить также Артура Мкртчяна, Володю Арушаняна, Самвела Агаяна, Юрия Григоряна, Вигена Шириняна.
Когда пришло время для рывка, по воле Господа и вышних сил появилось соответствующее поколение, готовое пойти по пути самопожертвования и борьбы. Случайностей не бывает. Я не хочу принизить роль наших отцов, предыдущих поколений, которые боролись, где были репрессированные. Не будь их борьбы и сопротивления, не было бы и нас. Даже в нашем поколении руководители нашего этапа борьбы не до конца представляли границы дозволенного. Инерция и давление предыдущих лет, память о возможностях советского карательного аппарата играли свою роль. Многие не хотели верить, что можно вот так работать, боялись говорить. Затем постепенно становилось ясно, что можно говорить и не получать в ответ репрессии, что за слова не посадят и не убьют. Арцахское общество начало просыпаться, раскрываться, дойдя на этом пути до вооруженной борьбы. Такова природа человека и человеческого общества, и армянское в этом смысле ничем не лучше и не хуже. Осуждать или порицать того или иного «деятеля движения», выступающего сегодня с экрана, за нерешительность и трусость тех лет лишено смысла, тем более что отношения к подполью они не имеют.
Многие сегодня готовы представить народ недееспособным и даже облить его грязью, готовы воровать чужую доблесть, лишь бы войти в историю и утешить свое самолюбие с высоты мундиров и должностей. И больше всего стараются те, кто не воевал, не видел врага в бою. Наверное, это комплекс неполноценности, просто трусость, когда они заливают всех грязью, говорят, что «все одинаковы и все вели себя так», стараясь оправдаться в глазах народа. Порой входят в такой раж, что забывают о том, что еще живо поколение, которое помнит, как вели себя те или иные. И хотя их никто не обвиняет, они все оправдываются и подставляют грудь для очередной награды, которая должна подтвердить, оправдать, показать. Господь с ней, с историей, но такое поведение и награды, оказывается, призваны обосновать их право не только на славу армянского народа, но и на национальное богатство, что уже просто недопустимо и нетерпимо.
Наше подполье, и это очень важно, считало, что мы должны делать свое дело и не ввязываться в мелочные дискуссии – кто прав или не прав. Надо не кому-то что-то доказывать, а работать, и все увидят нашу правоту. Мы действовали, и действие повело народ, в том числе возражающих, за нами. Если бы мы влезли в дрязги и дискуссии, они поглотили бы всю нашу энергию. Это трясина, из которой мы никогда бы не выбрались, она бы всех нас затянула. Многие сегодня пишут статьи и даже книги, что-то там доказывают, возвеличивают себя. Я сторонюсь этого, так как очень легко потеряться в такой бурной и никчемной деятельности. Просто справедливости ради надо сказать, что ни один из нынешних власть предержащих или бывших директоров, областных партийных и государственных деятелей высокого ранга того времени не имеет отношения к подполью.
Если веришь в Господа и свой путь, ты идешь по кратчайшей дороге, но пытаться другим объяснить истинность и правильность твоего пути, объяснить, что они идут по длинному пути – это сложно и не всегда оправданно. У каждого свой путь. Если ввязываться в такие дискуссии, то ничего не успеешь сделать для своей Родины и растратишь энергию на мелкие склоки и амбиции мелких людей. И такое понимание ситуации было уже в самом начале нынешнего этапа арцахской национально-освободительной борьбы.
Как строилась подпольная сеть
К началу митингового этапа в 1988 году в Арцахе работали в подполье около 150 человек. Они готовились к будущим митингам, организовывали сбор подписей под воззваниями и обращениями в партийные органы и органы государственной власти. Занимались распространением листовок, работой с людьми, выявляли факты дискриминации и выступали в защиту национального достоинства. Как ни странно прозвучит это сегодня, но хотя люди и подписывались под обращениями, особой веры в успех, возможность воссоединения с Арменией не было. Внутри сидел большой страх, особенно у старшего поколения, но люди подписывались, в том числе из того чувства справедливости, о котором мы говорили. Люди верили в справедливость, хотя родились и выросли в СССР .
Мы все были связаны с подпольщиками в Армении, например, Игорем Мурадяном, Суреном Айвазяном. Движение в Армении состояло в большинстве своем из представителей академических кругов, людей культуры, интеллигенции, студенчества. Практически не было людей «со связями» или тех, кто «делал деньги», – происходящее их, по большому счету, не волновало.
Не понимая ситуации в Арцахе, которая к тому же быстро менялась, подполье в Армении зачастую давало оторванные от реальности рекомендации. Связи нет, пока съездишь и вернешься, многое изменялось – порой до неузнаваемости. Судьба Арцаха решалась здесь, на месте, а не в Ереване. И я предложил: чтобы справиться с такой неопределенностью, надо создать в Арцахе единую организацию. Только в этом случае у нас есть шанс овладеть ситуацией – не плестись за событиями, а вести и направлять их. Со мной согласились. Подпольные ячейки были во всех районах. В Гадруте была четверка – Манвел Саркисян, Эмиль Абрамян, Артур Мкртчян и Гагик Аванесян. В Мартуни – Володя Хачатрян, Камо Сафарян из Чартара, Григор Улубабян. В Аскеране – Славик Арушанян, в Мардакерте – Виген Ширинян. В Степанакерте существовало несколько групп, но они слушали нас и координировали свои действия. Руководителем одной из таких групп был Агаян Самвел – влиятельная и харизматичная личность, хоть и принадлежал, по сути, к криминальным авторитетам. Работали через непрямые контакты – курьеров, которые знали не более одного человека.
В итоге к концу 1987 года в Арцахе появилась единая организация. Причем ячейки и группировки отличались друг от друга, так же как отличаются друг от друга регионы Арцаха. Гадрутцы были более образованны, интеллектуальны, но у них были слабы связи с народом. В Мартуни – обратная картина. Мартунинцы политикой не интересовались и не разбирались в ней, но отличались крепкими семейными и тайфовыми узами. И тот первый митинг в Гадруте 12 февраля 1988 года, с которого начался общенародный митинговый этап движения, состоялся только благодаря подоспевшей помощи из Мартуни. Один только Гадрут смог бы вывести на улицы несколько десятков людей, но этого было недостаточно. Нужна была массовость, которая стала возможна благодаря появлению мартунинцев – они помогли собрать критическую массу. У аскеранцев тогда была еще сильна вера в компартию, они были людьми государственными. Мардакертцы больше походили на гадрутцев – такие же интеллектуальные, но авторитарные, склонные к борьбе за власть. В отличие от Гадрута, где решения принимались через консенсус, в Мардакерте стоял вопрос, кто будет первым среди равных. Выделялся Виген Ширинян, который умел говорить с народом. А Степанакерт был плавильным котлом, и здесь было все: интеллект, страх, безразличие, приверженность уходящему СССР и готовность действовать решительно.
Решение о том, что надо начинать митинги именно в Гадруте, приняли руководители подполья города и районов. Так было запланировано. Однако где-то 11 февраля в Степанакерт приезжает второй секретарь ЦК компартии Азербайджана Василий Коновалов, который требует срочно созвать партийно-хозяйственный актив города. Мы быстро сорганизовались и подготовились к мероприятию, чтобы не нарушать наши планы. На собрании нескольких активистов обвинили в «сепаратизме» и они, защищаясь, выступили с «пламенными речами», что позволяет им сегодня писать статьи и даже книги, в которых начало арцахского движения отсчитывается с этого самого собрания.
Митинги
сле гадрутского толчка, когда 12 февраля состоялся первый митинг, движение покатилось, как лавина по Арцаху. Это было похоже на сказку – для всех, в том числе и для нас. Мы все же были советскими людьми и не ожидали, что события сразу наберут такой оборот, ситуация так резко изменится. Большинство из нас готовились к репрессиям, высылкам из Арцаха, даже расстрелам. «Нужно время, чтобы движение за Арцах приобрело зримые черты. Должны быть жертвы, мученики и герои, чтобы народ встал на ноги, взялся за оружие и начал оказывать сопротивление, бороться за свое будущее». Так думали мы и оказались не совсем готовы к тому, что весь народ сразу встанет на ноги. Проводя предварительную работу по организации митинга уже в Степанакерте, мы спрашивали активистов на местах, сколько народу они смогут вывести. Причем жестко требовали реальных цифр, и по нашим прикидкам получалось где-то 3-4 тысячи человек. А собралось 8-9 тысяч. Такое развитие событий стало неожиданностью, хотя мы к этому стремились и работали на это. И первый митинг стал поворотным днем, после которого все пошло легко и быстро. На наших глазах рождалась сказка, наша мечта воплощалась в жизнь, в нее вдруг поверил весь армянский народ.
Да, это выглядело как сказка, но такие сказки требуют подготовки. Чтобы поднять и выплеснуть на улицы деревень и городов 80 тысяч арцахцев и миллионы армян по всему миру, нужны большая организационная и техническая работа, серьезные усилия. Как я уже сказал, работа в Арцахе велась несколькими группами, которые появились независимо друг от друга и работали самостоятельно. К 1987 году мы смогли их объединить в единую сеть, главным координатором которой стал я. Идея была простой и вроде бы очевидной – нужно объединяться, чтобы суметь выдержать неизбежные ответные действия азербайджанских и союзных властей.
Без объединения, без создания единого фронта мы не сможем победить. Идея была проста в формулировке, но, как всегда и везде в мире в подобных случаях, сложность заключалась не в том, что делать, а каким образом. Каким образом объединить столь разные группы в одну сеть? Уже по прошествии стольких лет можно спокойно говорить, что на пути такого объединения было множество препятствий и мин.
Где-то за четыре месяца до декабря 1987 года для нас, реально организующих движение, большой проблемой стал рост количества «засланных». А ведь движение тогда еще не переросло во всенародное. В один из моментов «засланные» составляли чуть ли не большинство. Не надо забывать, что мы были молоды, неопытны и не до конца понимали, что происходит. Мы просто верили. Ведь «они» тоже были армянами и тоже говорили правильные слова, у них тоже горели глаза. Мы работали в тот период сердцем, а не холодной головой. И по-другому было просто нельзя. Работая головой, очень сложно, если вообще возможно, поднять общенародное движение. А когда работаешь сердцем, многого не видишь. Если он тоже армянин, если говорит такие правильные и горячие слова – как может он работать не на армянский народ?
До тех пор пока мы работали с народом, поднимали его и события не выплескивались на улицу, власть нас не очень дергала. Она никогда не теряла контроль и через «засланных» держала руку на пульсе. Был период, когда и меня обвиняли, говоря, что я тоже «засланный казачок», внедренный для того, чтобы разрушить движение. И обвиняли меня, как это часто бывает, люди, которые сами были «снаряжены» и засланы в движение. Вот так интересно получается, и слава Богу, что у нас сегодня есть победа и можно спокойно размышлять обо всем этом, наблюдая за карьерным и политическим ростом некоторых деятелей тех лет.
«Засланные»
Тема «засланных» для меня не теоретическая, она прошлась по мне в буквальном смысле слова. Дважды, благодаря доносам таких вот «засланных», я оказывался на волоске от гибели, и только чудо помогло выжить. Только присутствие духа под дулами автоматов и судьба помогали развернуть машину и уходить под огнем. Водитель и я выжили, сидевший сзади парень погиб. Тема лиц, которые работали во время движения со спецслужбами ССР , сложна и противоречива. Порой в армянском обществе даже поднимается вопрос о необходимости люстрации, которая запретила бы таким лицам принимать участие в общественно-политической и государственной жизни. Армения долго находилась в составе СССР, где карательная система была выстроена на спецотделах, доносительстве. Если ты хотел сделать карьеру и тем более карьеру управленца, то с некоторого уровня твой рост был невозможен без санкции КГБ, без взаимодействия с этой службой. Так был устроен Советский Союз, и в такой среде начинался наш этап арцахской борьбы. Советское армянское общество было пропитано связями с «конторой», мы понимали, что такова реальность, что среди нас обязательно будут «засланные». И продолжали работать. Среди людей от «конторы» и тех, кто сотрудничал с азербайджанскими властями, были разные личности с разной мотивировкой. Были «карьеристы», о которых я говорил чуть выше, были «шестерки», которые просто зарабатывали доносительством, были те, кто сломался, кого удалось запугать. Мы еще помним, что такое карательная система СССР , и те, кто гарантирует, что они ни за что бы не сломались, либо лукавят, либо просто не понимают, о чем говорят. Я не уверен на все сто, что не сломался бы, попав под пресс опытных мастеров «конторы», не выдал бы товарищей. Не знаю, насколько бы меня хватило. Бог миловал, помог избежать этой участи и этого выбора.
Были среди «засланных» и «политически грамотные». Последние, видя мощь СССР, который всем казался вечным, считали, что надо идти на сотрудничество с системой, стремиться во власть или хотя бы прилепиться к силе, чтобы затем получить возможность сделать что-то полезное и для своего народа. Время показало, что такой подход в большинстве случаев оказывался проигрышным и обреченным. Все начинается с принципа «цель оправдывает средства», а потом человек сам не замечает, как вхождение в систему, постоянные компромиссы, вкус власти, пусть даже маленькой, незаметно меняют, перерождают его. И те цели, которыми он оправдывал «средства», отходят на второй, потом на третий план. Только единицам дано годами и десятилетиями быть человеком с двойным дном и приносить в этом качестве пользу.
Здесь я не говорю о тех, кто был по разным обстоятельствам далек от нашей армянской реальности, вообще не придавал большого значения «национальному вопросу» и достиг больших высот в рамках тех или иных «центров силы», в том числе и в неармянских спецслужбах, дипломатии, военных ведомствах. Когда «в Карабахе и вокруг него» начала обостряться ситуация, кто-то из них осознал свою армянскую природу, кто-то, даже не будучи армянином, отчетливо ощутил, на чьей стороне справедливость, и захотел помочь советом правому делу, подсказать, поддержать. Я лично знал таких людей… Но ты должен быть готов получать от них помощь. Ведя борьбу, надо быть готовым работать с такими людьми, оценивать их по достоинству. Каким образом, через какие передаточные механизмы такая помощь может быть доведена до армянского народа – отдельная и большая тема. Она не имеет прямого отношения к нашему разговору – она касается состоявшихся личностей, которые стараются помочь со стороны, не делая тайны из того, кто они на самом деле. Их не назовешь «засланными». Что касается этих последних – в большинстве случаев людям можно оставить шанс на покаяние и возрождение. При этом и тогда, и сейчас важно обозначить четкие пределы, за которыми прощения нет и быть не может. К сожалению, сегодня дело порой доходит до абсурда, когда личности, которые в те годы вели себя, мягко говоря, неправильно и недостойно, с высоких трибун и экранов телевизора учат народ жизни, позволяют себе кого-то порицать, указывать пальцем, «делиться опытом». Общество не может себе позволить иметь такую короткую память.
От атмосферы в обществе, в народе многое зависит. Когда народ находится на подъеме и ярко сияет, как это было в начале движения и во время арцахской войны, такие личности с темной душой предпочитают не высовываться. Когда народ и общество гаснут, когда настоящие ценности выветриваются из жизни, эти люди вылезают на поверхность и поднимаются верх, делая темноту вокруг еще непроглядней. В такие годы природа «засланных» дает им безусловное преимущество. Это их времена, их бал.
Сегодня можно говорить об этом спокойно, но весной 1991 года, когда был поставлен вопрос на голосование – оставаться в составе Азербайджана или выходить, 18 человек высказались за то, чтобы оставаться, и только четверо проголосовали против. Сегодня те, кто голосовал в пользу Азербайджана, «уважаемые люди», при больших должностях, и даже герои. Не надо укорять их и тем более бить по голове, напоминать каждый день о прошлых грехах, однако славить таких личностей, давать им полномочия тоже нельзя.
Каким образом можно избавиться от «засланных» как явления, избавиться от такого наследия? Вирусы и болезни цепляются к ослабленным обществам, организмам. Общество и народ должны быть здоровыми, и тогда паразиты сами отпадут. Да, можно помыться и выбрать «вшей» – таковы функции спецслужб страны, – но если ты остаешься слабым и нездоровым, рано или поздно паразиты вновь вернутся. Надо помочь народу расправить крылья. Это просто сказать, но очень и очень сложно осуществить.
Политика Центра
Отрезвление и понимание происходящего, понимание того, что не все так просто, пришло в январе 1988 года, когда мы в составе делегации из 13 человек поехали в Москву. Причем я был уверен, что в Москве мы получим как минимум несколько лет срока. Была статья в УК – «разжигание межнациональной розни», по которой можно было получить не менее четырех лет. Однако нас не посадили. Более того, сам Демичев при нас позвонил в Степанакерт Кеворкову, первому секретарю обкома партии, и распорядился нас не трогать. «Вас не будут трогать», – сказал он нам, положив трубку. Мы были, мягко говоря, очень удивлены. Еще больше удивились, когда по возвращении нас в самом деле не стали трогать.
Почему люди не разбираются в политике? Потому что они большей частью адекватны, как подопытная лягушка. Если лягушку уколоть в лапку, она ее отдернет. Однако в жизни, и тем более в политике, «лапку» порой убирать нельзя, если хочешь выжить. В политике, а тем более во время кризиса, часто надо уметь идти против рефлексов и тенденций, в которые тебя пытаются встроить. Сегодня уже очевидно и ясно, что в Центре, во власти действовали две серьезные силы. Первая готовила крах советской системы, вторая – переход к прежнему ее варианту, жесткому и репрессивному. И той и другой силе нужно было дестабилизировать обстановку. С одной стороны, дать возможность открытого выступления с требованиями, с другой – не оставить ни малейшей возможности добиться своего мирным путем, в рамках действующего законодательства.
СССР в горбачевском варианте должен был рухнуть, и одним из главных детонаторов развала был «назначен» Арцах. Организаторы развала в Кремле хотели создать впечатление и мнение (и это им во многом удалось), что именно Арцах и армянский народ инициируют такой развал. Гнев миллионов людей должен был быть направлен против Арцаха, оставив нас под обломками. Такова была задумка, и соответствующие структуры, в первую очередь КГБ, обязанные отслеживать и контролировать такие движения и предпринимать меры, не репрессировали, а первое время где-то даже «помогали». Мы по молодости не понимали всего этого. Но империи и структуры предполагают, а Господь располагает. Арцах и весь армянский народ переросли определенную им функцию детонатора, смогли выйти из роли «пешки» в «большой игре», выйти из самой игры и одержать победу.
Посещение Демичева стало поворотным пунктом, когда мы начали понимать: происходит что-то не то. По идее и логике нас должны были репрессировать, а нас поддерживают. И тогда мы начали формировать ответ на эти сигналы и «несоответствия». Ведь «Ленин, Партия, Горбачев» и другие лозунги родились не просто так. Это была попытка отвести от нас энергию зла. Ты начинаешь прикрываться лозунгами, как щитом, посылая сигнал – я такой же, как вы, я советский человек и хочу того же, что провозглашается из Кремля, полностью поддерживаю все начинания «партии и правительства». И Кремль не может в открытую сказать, что ждет от нас совершенно другого поведения и другой реакции. Он планирует сделать из тебя козла отпущения, повесить на тебя развал страны, а ты говоришь: никакого развала, мы за СССР . Принимая эти решения, мы работали уже не интуицией и сердцем, но мозгами, которые начали включаться.
Пришло понимание, что надо умно и спокойно работать со всеми, кто так или иначе втянут в движение, может быть полезен, независимо от ярлыков и обвинений. Наверное, те, кто пытался «курировать» движение извне, не могли предполагать, что здесь в Арцахе возможны такое мышление и такое поведение. Это уже потом, по прошествии лет, после наших побед, не скажу враги, но те, кто не ведает, что творит, стали говорить, что мы не самостоятельно пришли к таким заключениям и выводам.
Во-первых, мы все делали сами. Во-вторых, мне безразлично, кому будут приписывать выверенные шаги, стратегию и тактику того критически важного периода.
Поднявшие волну и оседлавшие волну
Мы не снимались на камеру, не фотографировались, как делали позже многие – те, кто понимал, что «реклама – двигатель торговли», и сознательно использовал этот момент.
Некоторые доходили до абсурда, организуя съемки своего участия в активных боевых действиях. Даже профессиональные военные журналисты и операторы, ведущие военную хронику, не могли снимать и передавать военную реальность, реальность боя такой, какая она есть на самом деле. Передать атмосферу и напряжение удавалось только большим художникам, которых можно пересчитать по пальцам. Но некоторые понимали, что будет день завтрашний, и готовились к нему.
Помню в 1991 году отряд Захара из Аревашата (Доланлара) Гадрутского района, который и сейчас, кстати, живет там. И вдруг новое, незнакомое лицо – человек моет посуду.
– Кто такой?
– На вертолете привезли из Армении.
Выясняется, что это проворовавшийся заведующий складом, которому сказали: отправляйся в Карабах на несколько месяцев, привези справку об участии в боях, и мы спишем недостачу. Я ему сказал, что он может хоть сейчас возвращаться, так как справки я не дам. Можно сказать и многие говорят, что я жесток, хотя выгляжу мягким. Это не жестокость, а принципиальность. Есть люди, для которых принципом стали власть или деньги, преследование людей из чувства мести и пр. Я живу по своим принципам и не мог позволить себе выдавать подобные справки.
Человек – существо коммуникативное, он хочет видеть и слышать. Сегодня, когда все снимается на телефон и мгновенно передается по всему миру, это уже очевидно для всех. Но мы в начале движения не задумывались о том, чтобы иметь на будущее фотографии и прочие свидетельства своего участия. Поэтому сегодня новое поколение смотрит телевизор и спрашивает: а где вы были, где воевали? Вас нет в кадре, на фотоснимках.
Когда движение только поднималось, лидеры, чьи имена сегодня на слуху, были в стороне. Как только оно стало разворачиваться и становиться общенародным, они появились и начали действовать. Скажем, через несколько дней после начала общеарцахской забастовки мы решили, что надо ее прекращать. Однако новоиспеченные «активисты» и «засланные» стали убеждать народ в необходимости бессрочной забастовки. Мы безрезультатно пытались объяснять, что это лишено смысла. Советской экономике безразлично – работаешь ли ты здесь или нет. Но сам ты очень быстро выдохнешься, так как не получаешь зарплаты, прекращается снабжение области. Тебе надо работать, чтобы получать ресурсы из Центра, которые позволят тебе сделать больше. А ты даже не выгружаешь вагоны с мукой. Как ты собираешься жить? В конце концов, надо кормить семьи.
Такое понимание и такая реакция возможны, если ты живешь в согласии с вышними силами. Когда в тебе нет ненависти и гнева. Когда человек гневается и ненавидит, его можно направить куда хочешь, в том числе и в пропасть. И он до последнего мгновенья так и не поймет, куда его ведут. Когда ты спокоен, у тебя есть шанс избежать таких сценариев. Народ впал в гнев, и четыре месяца его вели к пропасти. Порой человеку, народу невозможно объяснить, что он идет не по тому пути. И надо просто ждать, пока он получит то, что должен получить, и потом попытается выйти из ситуации, уже протрезвевшим.
На популистских лозунгах и крике новые «лидеры» четыре месяца продолжали забастовку. Потом народ стал приходить в себя, так как экономическая ситуация была очень тяжелой. Запасы закончились, Арцах оказался на грани голода, и смысл происходящего становился для народа совсем уж непонятным. А смысл был простым и к национальным интересам он отношения не имел. Это была борьба за власть и влияние, и дело было сделано – ребята, оседлавшие волну, прочно заняли место на трибуне, их уже было не стащить оттуда, не выковырять. Через таких людей и такие акции Москва контролировала наше движение. Не было периода, когда оттуда не держали бы руку на пульсе. Они не контролировали конкретно нас, но понимали, что мы пока ведем процессы в нужном для Центра направлении. Но на самом деле им только казалось, что все под контролем, так как единственный «контролер» – вышние силы. Трудно по-другому объяснить, как мы выжили и победили, когда Центр пришел к выводу, что движение выполнило свою задачу и должно быть свернуто. По сценарию Москвы мы должны были проиграть, но мы выиграли вопреки всем расчетам, так как Господь дал нам возможность выстоять и победить, потому что мы, как народ, в этой войне и движении были едины.
Вера
Господь дал каждому из народов язык и Родину, а армянам – Армянское Нагорье. Это был Его завет и Его дар, который мы должны были беречь, но не сберегли и почти полностью потеряли. Армянский народ избран – избран для Армянского Нагорья, хочет или не хочет этого признавать мир, хотим и признаем ли это мы, армяне уже XXI века, или нет.
В начале арцахской войны я видел своими глазами, насколько силен Азербайджан и как слабы мы. У нас практически не было вариантов выстоять и победить. Азербайджанцы сегодня сочиняют, что у нас была поддержка России. Какая поддержка? На нашей стороне солдат российской армии не воевал, чего не скажешь об азербайджанской стороне. Боеприпасы поступали по капле, мы все время находились на голодном пайке. В начале движения их не было вообще, приходилось покупать на «черных рынках». Но армянин победил, несмотря ни на что, так как оказался достойным победы перед лицом Господа.
Я отдаю себе отчет, что многие люди будут смеяться над моими словами. «Он стал верующим», – скажут они. Причем в последние годы слово «верующий» приобрело в армянском обществе негативный оттенок, связывается со свидетелями Иеговы, прочими сектантами, что само по себе показатель нашего падения.
Надо жить в соответствии со словом Божьим, как жили наши предки. Всегда и везде, когда мы отходили от Его слова, мы проигрывали. Вера наделяет нас крепостью духа и достоинством, убежденностью в конечной победе правого дела. В армянской истории политические расчеты и интриги, попытки идти по пути наименьшего сопротивления всегда заканчивались поражением. Самые тяжелые человеческие потери мы несли тогда, когда стремились избежать риска, избежать потерь. Главное – осознавать и понимать, что ты стоишь на родной земле и живешь по своим законам, по которым жили твои предки и которые богоугодны. Все... Надо стоять на этих позициях и говорить с этих позиций со всеми. И никто не сможет подойти к тебе. А ты вместо этого играешь в какие-то игры, поверив почему-то, что в состоянии тягаться с мастерами дипломатических комбинаций. Кто ты такой, армянин XXI века, государственность которого была восстановлена пару десятилетий назад, чтобы пытаться на этом поле сыграть с теми, у кого за спиной вековой опыт?
Это касается и идеи двух армянских государств. Реальность, которая разделена внутри себя, уже проиграла. Да, реализуется и разворачивается только то, что уже присутствует в народе, и разделение на два государства – наша реальность. Но с этой проблемой можно легко справиться. Все, что нужно сделать – обратиться лицом к Господу и идти по праведному пути, по узкой горной тропе, которая поведет тебя к единству, новым победам. Нельзя разделять армянскую землю в угоду конъюнктурным соображениям.
Главный враг Армянства – мы сами, наше неверие в Бога и свои силы. Когда-нибудь армянский народ это поймет и, изменившись, получит надежду вернуть Армянское Нагорье, если только на самом деле мы захотим измениться, исправиться. Это не оптимизм и тем более не романтизм…
Строительство армии
Понимание того, что нужно строить армию, пришло в 1988 году. Точнее необходимость армии осознавалась и раньше, но именно в 1988 году пришло понимание, что уже можно начать строить. Армия Обороны начиналась с отдельных отрядов. Часть из них создавалась через ополчение, когда односельчане собирались вместе, чтобы защитить свои дома. Большей частью это происходило в рамках фидаинского движения и несло с собой большую опасность. Нужно было бороться против фидаинства – того самого, которое привело нас к Геноциду начала XX века.
Многие в те годы не понимали, что фидаинское движение обречено и опасно, если не перерастет в армию. Например, Мурад Петросян очень долго не хотел расставаться с фидаинством и не понимал, что нам нужны армия и солдаты, а не фидаины. А вот Ашот Бекор, Ашот Саркисян, Самвел Бабаян с самого начала хорошо это понимали. И если в 1988-м необходимость армии осознавалась узким кругом активистов, то где-то к 1990-му это уже стало фактом общественной жизни. То есть потребовалось два года, чтобы народ и движение созрели, пришли к осознанию необходимости армии. Попытки ускорить процесс были все же обречены.
Например, в 1988 году комитетом «Крунк» на основе оперативного штаба дружинников был создан штаб во главе с Размиком Петросяном, но я очень быстро ушел из него, так как это был неработоспособный советский орган. Они записали всех мужчин в отряды самообороны. Каждый колхоз –отдельный отряд. Председатель колхоза – командир отряда, бухгалтер – зам по тылу, парторг – политрук. Получался абсурд, так как начальник штаба становился руководителем сельхозуправления, а не военной организации. Когда это стало очевидно, мы параллельно начали создавать другой координационный центр, который располагался в дорожном строительно-ремонтном управлении (ДРСУ -20), возглавляемом Ролесом Агаджаняном. И мы начали работать, помогая существующим отрядам, создавая новые. Шел уже 1989 год…
В 1990 году мы достигли уже качественно другого уровня. Если до этого отряды создавались по принципу «дружбы», то есть в них входили ребята, которые давно знали друг друга, то теперь это выглядело уже по-другому. Агаян Самвел, Мурад Петросян и я собирались и решали, кто из добровольцев в какой отряд пойдет. Тем самым у ребят постепенно вырабатывалась привычка кого-то слушать, а координационный совет во главе с Мурадом Петросяном становился прообразом штаба армии. Мурад был чересчур амбициозным, и чтобы дело не развалилось, не успев начаться, мы поставили его «главным».
Когда привычка укоренилась, и совет прочно стал на ноги, во главе стал уже я. Вначале должность называлась «главный координатор», а затем уже – «командующий Армией Обороны». Так или иначе, большой и даже огромной заслугой совета стало добровольное вхождение всех отрядов в Армию Обороны.
Самвел Бабаян
Создавая армию, нужно было быть очень аккуратным, использовать адекватные методы работы. Ведь поначалу не все были готовы находиться в рамках единой военной структуры, подчиняться вышестоящим. Скажем, если бы Самвел Бабаян с его жестким и авторитарным стилем работы появился бы тогда, на первом этапе, его просто бы убили. Армянской государственности пока не было, и мы работали большей частью через убеждение. А Самвел Бабаян тогда был чересчур молод и не имел авторитета, чтобы кого-то убеждать. Он был одним из многих, равным среди равных, бойцом в строю, но не командиром и тем более не тем «Командующим», как его называют до сих пор в Арцахе. Общеармянским государственным деятелем, который по праву подписал договор о перемирии, он стал к 1994 году. Я помогал ему подняться и окрепнуть, дал оружие, не позволил его задавить. Кроме того, видя как командные высоты в движении берут бывшие советские чиновники и карьеристы, я понял, что надо протолкнуть наверх кого-то из простого народа, чтобы он мог уравновесить это «коммунистическое братство». В противном случае движение пойдет на дно. Понимая, что мне рано или поздно придется уйти, так как игра пошла уже по совершенно другим правилам, я поставил его своим замом. К тому же мои ребята тяготились постами, должностями. Они хотели воевать. Тот же Бекор говорил:
– Я не готов к такому посту. Я должен воевать.
– А что – я готов к такому посту?
– Да нет. Но это твоя головная боль – делай что хочешь.
Мои ребята не захотели, а Самвел Бабаян захотел. Он очень хорошо знал жизнь, и я был уверен, что он «съест» всех тех, кто тогда находился выше. Самвел Бабаян не был выходцем из советской элиты, не знал и не был испорчен нравами, которые в ней царили. Да и, честно говоря, просто не было других, более образованных и подготовленных кандидатов, которые могли бы потянуть такую нагрузку. Эти недостатки впоследствии сыграли свою отрицательную роль. У тебя нет образования, кругозора, а ты попадаешь в большие города и столицы, тебя приводят в большие здания, во дворцы. Ты поднимаешь голову – папаха с головы слетает, и голова следом за ней. Ноги начинают дрожать. Не избежал этого и Самвел Бабаян.
– Ах, Париж, Париж... Там делаются история и политика.
– Послушай, когда твои французы еще дерьмо не умели за собой убирать, у нас был стотысячный Ани.
– Это было давно. Сейчас все по-другому, и власть находится там – в больших столицах.
И стоит в боевой стойке – что ему объяснишь в такой ситуации? Остается махнуть рукой и ждать, пока протрезвеет. Или не протрезвеет и поплатится головой.
Ведь проблема не в Самвеле Бабаяне. Я много раз говорил с людьми, которые хотели его скинуть, занять его место, но говорили и мыслили теми же категориями – зажать, проутюжить... Потом, когда Самвела скинули, многие приходили и соглашались: ты был прав, когда советовал его не убирать. Вместо одного «Большого Самвела», диктатора, наступило время множества «мелких самвелов» и «диктаторчиков», стремящихся к безграничной власти над несколькими десятками людей. Но было уже поздно... Период военной диктатуры был резко и жестко прерван. Хотя уход военных из политической сферы, смена диктатуры – закономерный процесс, переход мог бы быть другим, с меньшими потерями для армянского народа и государственности. Тем не менее началось другое время, и надо учиться жить по его законам.
Леонид Азгалдян был воином
Об Азгалдяне рассказала мне Жанна Галстян. В первый раз у него не сложилось в Арцахе, и он уехал, но я успел его увидеть. На фоне разношерстной и малообученной военному делу кучи людей и командиров, он был действительно грамотным военным специалистом. Поэтому я подумал, что именно этот человек поможет нам создать из вооруженных людей боеспособные отряды и армию, и поехал за ним. Поговорили, я предложил ему приехать создать тренировочный лагерь для моих ребят. Условия простые: я посылаю ребят, а он их готовит. Основной лагерь располагался в Мардакерте, Даграре, – подальше от любопытных глаз. Второй – в Мсмна. Был еще один такой специалист – Душман Вартан (Степанян Вартан). Он воевал в Афганистане и стал высокопрофессиональным спецназовцем и разведчиком, в одиночку ходил в разведку в Пакистан.
Однажды ко мне приходит Владимир Балаян, начальник мардакертского лагеря, и говорит:
– Командир, я что-то не пойму. Леонид нас вербует в свою армию.
– Ну, значит, вербуйся.
– Да ты мне как брат, что ты предлагаешь? (А мы – Бекор, Владимир и я – были очень близки.)
– Я тебе говорю: вербуйся. От того, что ты завербован, ты не перестаешь быть моим братом.
– Да нет, неправильно это.
– Он дает оружие, готовит твоих ребят?
– Да.
– Ну вот, значит, обучайтесь, получайте оружие, а там со временем Леонид поймет, кто кого на самом деле завербовал и что на самом деле происходит.
Леонид нам оружие не давал, только своим, и его понять можно. У него были своя хорошая налаженная сеть и каналы поставки оружия. Первые «фаготы» в Арцахе появились у него. Но он не совсем доверял нам. Человеку со стороны, не из Арцаха, было практически невозможно понять, кто мы, с кем связаны на самом деле. На первых порах он был очень осторожен. И вот в следующий раз я вижу Владимира уже «завербованного» – вооружен и экипирован так, что даже завидно. Даже у меня не было такого оружия и экипировки.
Когда со временем Дашнакцутюн устроила «утечку» той «вербовочной истории», Леонид был удивлен, что арцахцы его переиграли.
Политические партии и борьба за власть во время войны
Поток отрядов из Республики Армения стал нарастать к 1990 году и набрал силу уже в 1991 году. Причем мы сразу же поставили условие: как только они появляются в Арцахе, они поступают в наше распоряжение. Других вариантов быть не может, никакой самостийности. Договоренность об этом была достигнута с Вазгеном Саркисяном и выполнялась.
Способность держать слово, устойчивость наших отношений помогли ему в 1991 году в Ереване. Тогда будущие «асфальтные фидаины» во главе с Смбатом Акопяном попробовали сместить Вазгена с поста Председателя комитета обороны, руководящего вооруженной борьбой. Смбат и его «сподвижники» начали устраивать в Ереване хаос, заявив, что больше не подчиняются распоряжениям Вазгена и уходят со своими отрядами. Я сорвался в Ереван и сказал, что так не дела не делаются. Вазген никуда не уходит, и не он тут решает, а народ. Если вы будете продолжать в том же духе, устраивать «разброд и шатания» во время войны, я еду в Арцах, возвращаюсь с 60 автоматчиками и устанавливаю в Ереване комендантский час. Все отряды и «фидаины» будут беспощадно задавлены.
Намечавшийся раскол среди вооруженных отрядов был преодолен. Получается, что первое вовлечение Арцаха в борьбу за власть в Ереване произошло уже в 1991 году. А по-другому в те дни было просто нельзя. Мы же один народ, и у нас одна Родина. Чтобы воевать в Арцахе, нужны были стабильность и предсказуемость в Ереване.
Зарождение новой реальности – Армии Обороны – не могло не привлечь внимания армянских политиков и партий. И традиционных, таких как Дашнакцутюн, и формирующейся партии власти, каковой становилось Армянское общенациональное движение (АОД ). Хотя на самом деле «партии» и все, что с ними связано, – это пена на поверхности истории, и тем, кто сегодня занимается партийной жизнью, перед смертью будет стыдно. Партия – это орган, который позволяет человеку претендовать на власть. И очень сложно не заразиться гордыней, а она – первый смертный грех. Партия создает у человека ощущение и даже уверенность в том, что он как «член партии» и, тем более, как «партийный руководитель» стал гораздо весомее, важнее.
Между партиями развернулась ожесточенная борьба за власть и влияние, она проходила как в Арцахе, так и в Ереване. В Арцахе во время движения была только одна партия – Дашнакцутюн, но не было партийного духа. Мы были там, внутри, и ни разу, ни при каких обстоятельствах эти отношения невозможно назвать партийными. Дашнакцутюн рассматривалась как возможность получить доступ к ресурсам, в первую очередь оружию. И когда мы вышли из Дашнакцутюн в конце 1991-го – начале 1992-го, из свыше 600 членов партии в Арцахе осталось около 25 человек. Причем многие из оставшихся тоже хотели уйти, но я возражал, объясняя тому же Ашоту Бекору, что надо оставаться, чтобы иметь доступ к боеприпасам и пр. «Мотоцикл и бензин дают, патроны и паек – тоже. Если выйдешь, все это достанется кому-то другому. Оставайся...». И Самвел Бабаян успел побывать дашнаком – я ему посоветовал вступить. Он стал размахивать руками: «Зачем мне это надо, какой из меня дашнак?» Но аргумент насчет оружия его убедил.
Так рождались мифы и легенды, которые сегодня работают на Дашнакцутюн. На самом деле Ашот Бекор и многие другие были не дашнаками, а патриотами и воинами Армении. Всевышний дал нам победу, потому что в те годы мы любили друг друга и никогда ни при каких обстоятельствах не помышляли, что можно оставить своего товарища в бою. Каждый знал, что если его ранят, товарищи вытащат.
Все сказанное выше – точка зрения человека верующего. Конечно же, партийную жизнь и все, что ей сопутствует, можно объяснить и с точки зрения политика, государственного деятеля и пр. Однако это будут сложные и запутанные объяснения и обоснования, которые ненадежны, шатки и обходят суть. Если убрать из общества, из общественной жизни веру, то политика и партии становятся математикой и рассуждениями, выстроенными вокруг гипотез и допущений. «Допустим, что…» – так начинается строительство теории, политики. Мы формируем условия, ограничения, позволяющие подогнать жизнь под теорию. Потом вся эта конструкция, на которую было затрачено столько сил и энергии, в один прекрасный день обрушивается.
Но есть другая жизнь, другой взгляд на место и судьбу человека, народа, страны. В армянской реальности тех лет были Левон Тер-Петросян и партия власти в Республике Армения, контролирующие поступление ресурсов в Арцах. Они начали активно вовлекать Армию и «человека с ружьем» в политику, переманивая на свою сторону бойцов и отряды. К 1991 году отношения между Ереваном, где у власти был АОД , и Арцахом, где был Дашнакцутюн, дошли до критичной точки. Все материальные ресурсы – ГСМ , боеприпасы и оружие, продовольствие – шли через Ереван, который не хотел видеть меня во главе Армии Обороны.
Мои портящиеся отношения с Левоном ТерПетросяном к 1991 году достигли критического предела. Противоборство с Азербайджаном переходило на другой уровень, и нужно было определяться. Я, конечно же, мог остаться, если бы согласился выполнять все указания из Еревана. Думаю, тогда Левон Тер-Петросян с удовольствием бы работал со мной, о чем он в узких кругах говорил не раз. Однако, помимо полного и безусловного подчинения, необходимо было бы согласиться физически убрать с политической арены некоторых деятелей в Арцахе, тем самым сосредоточив в своих руках всю власть, как военную, так и политическую. Я не мог пойти на такой шаг. В силу своих убеждений я не могу убивать ради власти. Да, я воевал и убивал турок – в бою. Это было моей святой обязанностью – защищать свою Отчизну, свой дом, семью, веру от вторгшегося врага. Но убивать армянина, такого же, как я, – для меня невозможно.
Думаю, теперь должно быть очевидно, почему Левон Тер-Петросян и АОД не могли дать оружие «Дашнаку Аго», у которого такие вот взгляды на войну и мир. Они тогда провели меня и показали 11 000 автоматов, закупленных армянином из Спюрка для Арцаха. Я встречался с ним позднее. Мне сказали, что оружие поступит в Арцах, если я уйду или соглашусь с их взглядом на будущее Армении и армянского государства. И дело тут даже не в Дашнакцутюн, политических пристрастиях и пр. К тому времени, когда я подал в отставку, я уже подал заявление на выход из Дашнакцутюн. Проблема заключалась в более глубоких смыслах и мировоззрении.
Первую партию оружия АОД переслал через Роберта Кочаряна. Наверное, Роберт и те, кто был рядом с ним, там, в Ереване, били себя в грудь, утверждая, что они контролируют ситуацию и пр. Чтобы показать, что это не так, я забрал у них оружие сразу же у вертолета. Другой раз они переслали партию уже через Леонарда Петросяна, и я вновь ее забрал. Во время одного из таких случаев в вертолете сидел и Сейран Оганян. Мне надо было показать Еревану, что в Арцахе власть находится в одних руках и не стоит пытаться создавать разногласия внутри Арцаха и пользоваться ими, создавая соперничающие за власть партии. Тогда они перестали посылать оружие. До моей отставки они передали в Арцах всего 300 автоматов и ждали, пока я не уйду. В этих условиях я принял решение уйти, так как в противном случае под удар ставились бы вся борьба и судьба Арцаха. Шел февраль 1992 года, начинался уже другой период арцахской истории и войны. Обещание продолжить поставки они не выполнили – обманули.
Каковы были намерения АОД и Тер-Петросяна – просто сменить меня, как личность, и поставить своего человека, который беспрекословно слушался бы их? Или более глубинная политика, результатом которой должна была стать сдача Арцаха? С возрастом и со временем я все больше склоняюсь к выводу, что верхушка АОД , взяв власть в Республике Армения, хотела все сдать, но не знала, как это сделать и при этом остаться в живых. Ведь к этому времени они имели дело уже с другой реальностью – вооруженным, а не митинговым народом. Как его контролировать? Никакой спецназ и карательные меры не могли гарантировать, что ты останешься в живых.
В таком случае тот факт, что мы смогли в кратчайший срок создать армянскую армию, наладить устойчивое взаимодействие, приобретает уже другой смысл. Без такой армии, без такого взаимодействия внутри руководства армянских вооруженных сил армянские политики во главе с Тер-Петросяном, думаю, сдали бы Арцах. Человек с ружьем, которого они привели в политику, в критический момент армянской истории сыграл не так, как планировалось, и встал на сторону народа, а не политиканов и предателей. Инстинкт или мудрость народа, назовите, как хотите, помогли военным и патриотам остановить и преодолеть пораженческий сценарий, реализуемый Тер-Петросяном и верхушкой АОД . То есть политика Левона Тер-Петросяна и АОД , а теперь уже Армянского национального конгресса, которую мы видим сегодня, последовательно проводится как минимум с 1991 года.
Мы все-таки уникальный народ, так как сумели одержать победу в условиях, когда твой Президент, глава твоего народа искренне и настойчиво старался привести его к поражению. Очень мало народов, которые способны на такое. Можно вспомнить много случаев в истории, когда президент (царь) - предатель приводил свой народ к поражению, хотя была возможность сражаться и побеждать, но обратное я припомнить не могу.
Порой можно услышать, что если я и такие, как я, согласились бы физически убрать ряд политиков, возможно, страна пошла бы по другому пути, и из Армении не уехали бы свыше миллиона армян. Тебя ставят, на первый взгляд, перед очень неприятным выбором: или ликвидация нескольких, или потеря для Армении свыше миллиона армян. Выбор, который не может быть сделан и согласован, в рамках как политической логики, так и морали, совести. Думаю, тут не все так просто, и выбора как такового на самом деле нет. Такое состояние армянской власти – глубокая проблема. Каков народ, такова и его власть. Переменить в народе отношение к власти и саму власть очень и очень сложно.
Да, власть несет большую ответственность и обязана готовить страну к будущим сражениям и испытаниям. А если она не выполняет своего предназначения, не находится на должной высоте? Что ж, если народ принимает такую власть, значит, он ее достоин. Здесь нет места для случайностей или волюнтаризма. Только силой и тем более через убийства невозможно влиять на глубинные процессы и пути народа. Власть и судьбы народа связаны более глубокими связями и закономерностями. Тут нет простых решений, и через разрубание «гордиевых узлов» власти, через желание достичь власти и удержать ее судьбу народа не изменить.
По прошествии лет, оглядываясь назад и знакомясь с опытом других народов, можно сказать, что в те годы за кратчайший срок была проделана огромная работа и пройден путь, который некоторые народы оказались не в состоянии пройти в течение десятилетий, несмотря на все усилия и помощь внешних сил. Появление единой армянской армии и военно-политического руководства сыграло важнейшую, если не решающую, роль в победе.
Служение и наемничество
Меня многие не могли понять – тогда и сейчас. Не соглашались, шли против меня, когда, например, я не разрешал им оставаться фидаинами. Они хотели власти. Ведь что такое фидаин – это человек с оружием в руках, и через оружие он держит власть, принимает решения. И это опьяняет. Того же Самвела Бабаяна можно считать «главным фидаином» и выразителем этого нерва военной власти, который, в конечном счете, его доконал. История любит преподносить уроки и даже поиздеваться над людьми. Понимая в начале движения пагубность фидаинства, железной рукой искореняя его, Самвел Бабаян к 1994 году стал «Главным фидаином» Арцаха и выразителем идеи: «Я воевал, я отстоял, защитил. Почему вы мне не даете то, что я считаю нужным?»
Произошла подмена, когда главным и решающим моментом становится не служба Отчизне, а обыкновенный торг. Вчерашние воины и освободители армянских земель взамен своих военных услуг начинают требовать материальные и нематериальные блага – себе, своей семье, близким, клану. Из армянских воинов они превращаются в наемников. Такая духовная болезнь сегодня широко распространена в армянской армии. Можно назвать не одну и не один десяток фамилий военачальников, офицеров, просто рядовых, которые так смотрят на свое служение Отчизне, ношение военной формы и оружия. Многие из боевых друзей, соратников за эти годы из воинов превратились в «торгашей от войны», наемников. Бросая взгляд на пройденный путь, понимаешь, как будет сложно искоренять эту болезнь. Нужны большое мужество, духовная и политическая воля, чтобы поставить и решить задачу очищения армянской армии от этой заразы. Снова повторю: такие задачи невозможно поставить и решить, если народ не готов.
Если бы народ встал на ноги и сказал, что такое поведение и такое отношение к войне и оружию недопустимы, мы имели бы другую страну. Но он не встал, согласился – значит, достоин именно таких отношений и такой власти. И вышние силы не могут помимо народа, поверх и вопреки его воле сформировать другую власть. Такое невозможно даже в сказке, в этом суть психологии несвободного человека, раба, ждущего свыше, с небес разнообразных благ и главного блага – справедливой власти. Такое отношение к власти и судьбе недостойно потомков hАйка. Все, что остается – работать и ждать, пока народ начнет меняться и нынешнее положение дел станет невозможным. Я говорил не раз, что являюсь верующим человеком и не хочу силой направлять народ и события в то русло, в которое он не готов идти.
Когда ты не веришь в Господа – силы иссякают. Он нам дал возможность, надежду, но мы устали и ушли из Северного Арцаха, не захотели выйти к Куре и Араксу. Очень многим, даже большинству захотелось наслаждаться плодами «побед», жизнь и судьба воина были разменяны на власть, богатство, пиры и распущенность. Так что пусть не болтают нынешние с высоких трибун. Многие, если не все, кто сегодня при власти, имеют в своей биографии неприглядные факты. У каждого из них есть эпизоды, когда они вели себя как трусы, бежали. Многие из них не участвовали в боях, хотя любят хвастаться наградами и поучать молодых. Наверное, искренне позабыли, как вели себя во время войны, на поле боя, и почему-то вообразили, что и народ, не говоря уж о Всевышнем, забыл об этом. Пусть Господь простит меня – лично я воевал как воин, солдат. Во время взятия Карвачара был даже вынужден подавать личный пример, попросившись на передовую, так как в один момент все вдруг заделались командирами. Самвел Бабаян, тогда уже Командующий Армией Обороны, опешил:
– Ты что творишь, какой солдат?
– Надо показать бойцам, что быть солдатом, идти в атаку – это честь. Надо лично постоять на посту.
Подошел к Аво.
– Куда пойти, на какой пост?
Он машет рукой.
– Ты наш командир, о чем ты говоришь, как я могу тебя куда-то посылать. Не позорь меня.
Подхожу к Марату, командиру с. Гиши:
– Куда пойти?
– Командир, ты издеваешься надо мной?
– Послушай, я должен на твоем направлении встать на пост. Куда встать?
И встал – с винтовкой Мосина в руках, чтобы окопный народ увидел, что быть солдатом – это честь.
Где-то в 2002 году меня пригласили на показ нового фильма про взятие Шуши, просили оценить. Сидели генералы, полковники и такие, как я. В конце спросили мое мнение. Я сказал, что если считать фильм воспоминаниями ряда людей о тех днях, то фильм как фильм – не первый и не последний, если же считать его хроникой реальных событий, то он вызывает улыбку. Чтобы понять, что происходило на самом деле, надо знать всю картину.
Солдаты и командиры нижнего и среднего звеньев не могли знать и не знали, что происходит на самом деле. Знает очень ограниченный круг людей, который предпочитает сегодня молчать.
Были ли поражения? Конечно. На войне невозможно выигрывать все сражения. Порой ты проигрываешь и даже бежишь. В арцахскую войну мы порой бежали – от Мардакерта до Дрмбона только пятки сверкали. В начале азербайджанского наступления обороной руководил я. Все уже шло нормально, мы справились с ситуацией, и искусственно организованная паника была преодолена. Но паника была большой, надо признать. Я начал выравнивать линию фронта, а в Чайлу «первая рота» (рота Ашота Бекора) устроила просто бойню.
Мой замысел заключался в том, чтобы зацепиться за верхнекарабахский канал, который становился противотанковым рвом. При этом я понимал, что мы и здесь не сможем удержать азеров, которых поддерживала российская 23-я дивизия. Однако рядом с Мартакертом, в ущелье «Пушкин ял» – горловине, где противнику деваться некуда, мы всех перемелем, будь то азеры, которые не вояки, или русские. Будет общая могила для всех. И тогда на окраинах Мардакерта мы врага остановим точно, измотаем окончательно и погоним обратно. Тем более что количество вооружения и техники с нашей стороны было по тем временам просто фантастичным – три установки «Град» с 3-4 пакетами, три гаубицы, шесть танков, много БМП и БТР , личного состава хватало.
Тут подъезжает высокая комиссия из Еревана. Собрали всех командиров. Я знакомлю их с обстановкой, предлагаю план обороны, который отвергается. Был принят популистский план, по которому нам следовало наступать, хотя мне было ясно, что он провалится, так как состояние войск этого не позволяло. Но громкие слова затмили всем глаза. И я подал в отставку, не стал брать на себя ответственность за будущее развитие событий. Через несколько дней Мардакерт был сдан. Ну, сдали Мардакерт – остановились бы хотя бы в Чапаре, так ведь нет, драпали аж до Дрмбона. Наверное, они не читали Сунь-цзы, которого я проштудировал еще в советские годы. У меня был томик «Искусство войны», и я вступал в движение уже с прочитанным трактатом.
Многие из бойцов шли на войну не освобождать Отчизну, но убивать турок. Это две большие разницы. Когда мы еще находилась в подполье, а Армия Обороны только формировалась, я прививал бойцам дух и понимание, что наша цель не убийство турка, а освобождение Отчизны. Если есть возможность, надо дать ему бежать – пусть бежит, куда хочет – за Куру, за Каспий, туда, где его Родина. Главное – чтобы они убрались с Нагорья. Те, кто пошел воевать с мыслью убить турка, по большей части погибли. Некоторые погибли как герои, большая часть просто погибли.
Армянская армия сегодня
Современное военное строительство армянской армии вызывает у меня озабоченность. Арцахская война показала, что в наших условиях, при таком численно превосходящем противнике, мы не можем выстоять, если считаем боевые действия противоборством равных по возможностям, боевой мощи противников. Нам надо учитывать тот факт, что довольно долго, в течение десятилетий, Азербайджан будет иметь численное превосходство и преимущество в вооружении и военной технике. В этих условиях понятия «линия фронта» для Армии Обороны не должно существовать. Ты должен быть готов воевать в условиях полного окружения, уметь наносить удары и выходить из окружения, прорываться вглубь, дезорганизуя оборону противника.
Это скорее тактика войск специального назначения. Большая часть армянской армии, ее ударные части должны быть выстроены как спецназ. Нельзя армянского солдата привязывать к окопу, как это происходит сегодня. Нас приучили к укрепленным позициям, «окопной войне», хотя будущая война не будет таковой. Армянская армия сегодня не отвечает армянской действительности и реальностям будущей войны.
Порой можно услышать аргументы, что боевая подготовка и оснащение войск специального назначения это совершенно другие усилия и затраты, и армянская государственность не в состоянии их потянуть. Думаю, это лукавый аргумент, и проблемы не в затратах, а в способности высшего военного и политического руководства строить сильную армию. И если ресурсов не хватает, то не правильнее ли будет направить их в нужное русло, нежели тратить на обреченную структуру малоподвижной, позиционной армии времен первой мировой войны.
Но такой взгляд на армию потребует военных реформ, которые неизбежно ударят по власти армянского генералитета, не желающего что-либо менять. Армянской власти сегодня выгодно иметь неправомерно затратную и неэффективную армию. В результате с началом новой войны вновь, как в конце 1993-го и начале 1994-го, будут неоправданные потери, и вновь армянскому народу придется в условиях войны решать те задачи, которые должны были быть решены во время мира.
Строительство Армии Обороны сегодня происходит в рамках советской военной школы, которая уже стала частью истории. В XXI веке уже есть новый опыт, который надо изучать и использовать для нужд армянской армии. А это требует уже других кадров, других генералов – молодых, энергичных, которые были бы способны готовить армянскую армию к будущим войнам.
Беседовал Рачья Арзуманян
