...Дорога жизни. Так называли ленинградцы ледовую трассу, проложенную по Ладожскому озеру. Здесь-то, под ежедневным артиллерийским обстрелом и довелось трудиться Василию Иванову после тяжелого ранения. В походной мастерской он ремонтировал поврежденные машины, водил «ЗиСы» и «ГАЗики» по ледовой трассе, доставлял блокированному Ленинграду и армии боеприпасы, продукты питания. А когда загрохотали наши орудия на прорыве блокады, Иванов вместе со своими товарищами ударил по врагу, отбросил его и погнал с родной земли.
Окреп солдат. В одном из боев смертью храбрых пал командир взвода. Иванов не растерялся, поднял в атаку товарищей и отбил тело командира.
— Заменишь взводного,
— решил командир полка.
И Василий повел взвод на север.
Враг, ощетинившись на сопках и оседлав дороги, яростно сопротивлялся. Приходилось заходить в тыл, стремительно атаковать с фланга и гнать, гнать, гнать. И это в полярную ночь, когда кругом ни зги не видно.
Словно сказочные богатыри набросились на окопавшихся немцев советские солдаты, смяли передний край и отбросили врага с исконной русской земли. А дальше незнакомая Норвегия. И снова сопки, усеянные прожекторами, сторожевыми постами, огневыми точками...
Роте младшего лейтенанта Василия Иванова дали приказ: сбить немцев с командной высоты, открыть дорогу через границу. Рота накапливалась около подножия сопки. Кругом гнетущая тишина. И вдруг послышался отдаленный гул моторов. Над сопкой появились немецкие бомбардировщики. Вот они развернулись и закружились в смертельном хороводе. С вершины сопки полетели немецкие опознавательные ракеты.
Командир роты бросился наверх. Он спрятался за валуном, зарядил ракетницу опознавательными ракетами немцев и, когда самолеты пошли на второй круг, выпустил их в сторону окопавшихся фашистов.
Самолеты, развернувшись в боевой порядок, ударили всем бомбовым запасом по сопке. Десятки оглушительных взрывов потрясли воздух. И когда, отбомбившись, немцы ушли, на сопке долго раздавались стоны и проклятья.
Воспользовавшись замешательством врагов, солдаты ринулись на вершину, и высота была взята.
Немцы неистовствовали: они не могли смириться с потерей сопки, которая открывала дорогу в Норвегию. Контратаки следовали одна за другой, не смолкали орудия, и под огнем прикрытия враги лезли на высоту.
Но рота держалась. Держалась до тех пор, пока главные силы прорыва не влились в образовавшуюся брешь и не смяли противника. Граница была открыта.
Под утро, когда чуть заалел восток, роту выдвинули в походную головную заставу. Немцев не было слышно. Где же они? Иванов решил разведать местность. Взяв с собой старшего сержанта Алексея Компанейца, он начал осторожно продвигаться к валунам. И вдруг, точно из-под земли, выросли немцы. Старший сержант не успел отскочить, как был окружен врагом. Завязалась неравная схватка. А к ротному во весь рост шел с поднятым пистолетом офицер.
— Рус, сдавайсь!..
— Тебе? На, подавись!
И лейтенант выстрелил. Немец упал, потом быстро вскочил и ответил из своего пистолета. Иванова точно молотком ударили по руке.
— Нет, не возьмешь,
— зло прохрипел лейтенант.
Он подхватил пистолет здоровой рукой и наотмашь ударил врага в висок. Тот, как подкошенный, упал около ног Василия.
Когда на выстрелы подоспели солдаты, почти все было кончено. Командир роты стоял над распростертым Компанейцем, а вокруг лежали тела врагов.
Рота ушла дальше, а ее командира вместе с не приходившим в сознание старшим сержантом отправили залечивать раны. Это было за несколько месяцев до победы.
Отгремели залпы орудий, Василий с победой возвратился домой.
Е. Зайцев (1963)
