Одна из страшных и кровавых страниц царствования Анны Иоанновны связана с именем замечательного русского человека — Петра Михайловича Еропкина.
После двух больших пожаров 1736 и 1737 годов, когда выгорел весь центр города, решено было строить столицу по новым планам. И руководил их созданием Еропкин — человек образованный и поистине гениальный градостроитель. Его план центральной части Петербурга ни разу не пришлось менять: он не мешал городу развиваться. И заблудиться у нас в центре невозможно: проспекты прямые, широкие, шпили дорогу указывают.
Идём ли с мы по Невскому, по Гороховой улице или по Вознесенскому проспекту, — всегда впереди башня Адмиралтейства.
Посмотрите на план: три проспекта, как три луча, сходятся к Адмиралтейству, подобно трезубцу, что держит в руках морской бог Нептун. Вот так оказался в план города вписан символ морской столицы.
В конце каждой из трёх широких прямых улиц, проложенных по плану Еропкина, располагался гвардейский полк. Память об этом сохранилась в названиях улиц и проспектов.
Роты Измайловского полка упираются в Измайловский проспект, в который переходит Вознесенский проспект. И стоит на Измайловском проспекте красивый Измайловский собор Пресвятой Троицы.
Роты Семёновского полка — это Семенцы, неширокие улицы, идущие от Загородного проспекта к Обводному каналу. Их названия запоминают при помощи волшебной фразы: РАЗВЕ МОЖНО ВЕРИТЬ ПУСТЫМ СЛОВАМ БАЛЕРИНЫ? Если считать от Витебского вокзала, то получится:
РАЗВЕ — Рузовская
МОЖНО — Можайская
ВЕРИТЬ — Верейская
ПУСТЫМ — Подольская
СЛОВАМ — Серпуховская
БАЛЕРИНЫ — Бронницкая
А ещё был Преображенский полк. Его улицы-роты отходили от Литейного. О нём напоминает Спасо-Преображенский собор, у него ещё ограда в виде пушек. Так вот, были и между этими тремя полками проложены улицы: Литейный проспект переходит во Владимирский проспект, Владимирский — в Загородный, а Загородный соединяется с Измайловским проспектом Первой Красноармейской улицей. В считанные минуты один вестовой мог передать приказ всем гвардейским полкам собраться ко дворцу.
Императрице Анне Иоанновне план сей весьма по душе пришёлся! Ведь жила она всегда с опаской и полагала, что ей очень даже могут понадобиться полки для обороны дворца от недовольных.
Вокруг неё роились иностранцы, командовали да грабили страну без стыда и совести. И сама царица не чувствовала себя в России хозяйкой, ощущала себя временным человеком, будто её вот-вот прогонят.
В плане Еропкина многое было предусмотрено. К примеру, «лёгкие» города — несколько зелёных зон в центре и на окраинах: в Коломне, на Охте. Петербургская — Петроградская сторона до середины XIX века была застроена домиками, окружёнными садами и огородами. А Охта застраивалась ещё позже. До Второй мировой войны с Охты молочницы носили ленинградцам молоко, которое хранили между входными дверьми — никаких холодильников тогда не было, — и оно не кисло по 4—5 дней.
А уж как «наградила» Анна Иоанновна Еропкина за такой замечательный план Петербурга! Господин Еропкин был арестован вместе с Артемием Петровичем Волынским, вельможей весьма знатным.
Говорят, они составили заговор против любимца царицына — жадного и жестокого немца Бирона. Заговорщиков пытали, осудили, вырезали им языки и потом казнили. Похоронили страдальцев на кладбище возле Сампсониевской церкви. Там была богадельня, и отставные солдатики-инвалиды хоронили казнённых.
Нонна Яковлева
