Тюбке прощалось то, за что другим крепко досталось бы, конечно фигурально, в виде критических стрел. Благодаря мощной поддержке верхов он шагал все уверенней, в итоге получив, наверное, самый большой официальный монументальный заказ в истории живописи — на колоссальную панораму в память решающей битвы Великой крестьянской войны XVI века — сражения под Франкенхаузеном, где в мае 1525 года крестьянские войска под водительством Томаса Мюнцера потерпели сокрушительное поражение.
С 1974 года велась работа над картиной длиной 123 и высотой 13 метров. Отказавшись от традиционного типа исторической панорамы, Тюбке с самых первых шагов мыслил свой труд именно как картину, не столько широкообзорно воспроизводящую битву под Франкенхаузеном, сколько дающую всеохватный срез эпохи, когда в Западной Европе все перевернулось и даже еще не начало укладываться, обломки еще витали в воздухе, словно исчезла гравитация.
Переводя эскиз в реальный размер на гигантское полотно, специально вытканное в Советском Союзе, Тюбке создает символическую эпопею целой эпохи, открывшей новоевропейскую историю. В многосотенных толпах, пронизанных вихревым движением, исторические персонажи, Дюрер, Лютер, Мюнцер, Меланхтон, Франк и многие другие, соседствуют с ангелами и демонами, реальное поле битвы — с раем, нисходящим на землю, и адом, выплеснувшимся из глубин. Как в листовках (или, говоря на русский манер, массовых лубках) периода Реформации, над землей маячат небесные знамения — ярчайшая радуга или астрологические знаки, — предвещающие приближение «неслыханных рубежей».
На первый взгляд «Раннебуржуазная революция» может произвести впечатление разноликого, калейдоскопически искрящегося хаоса. Но на самом деле панорама построена по законам своей поэтической логики. Суть ее в том, что, по словам знатока творчества художника искусствоведа К.-М. Кобера,
«Тюбке воплощает события не с позиции человека, знающего весь дальнейший их ход, но с точки зрения самих действующих лиц, для которых будущее еще скрыто за горизонтом»
Тем более Крестьянская война, переданная в восприятии ее участников, тех ведомых Мюнцером народных масс, которым казалось, что на черном грозовом фоне они уже видят волшебную радугу победы, превращается в вечно длящийся буревой процесс, не разложимый по хронологическим полочкам.
Стихия восстания — тем более, если представить эту стихию внутри специально выстроенного для нее круглого павильона — вихрем охватывает современного зрителя, пронизывая его токами отдаленного, но внезапно приблизившегося недоброго времени, когда вдруг «стало далеко видно во все стороны света».
Официально в ГДР было принято считать Крестьянскую войну несостоявшейся раннебуржуазной революцией, поражение которой якобы свело Германию с магистрального пути общеевропейского прогресса.
Консервативно-охранительная историография, напротив, подчеркивала ранее экзальтированный утопизм революционных вождей, чьи диктаторские призывы, приведшие к многотысячным жертвам, в итоге обескровили страну, обусловив ее последующую раздробленность, долголетнюю экономическую отсталость. Тюбке, не следуя учебникам, старается избежать всякой идеализации.
В броуновском движении толп, их отчаянной решимости и в то же время фатальной беспомощности угадывается и бесконечная дерзость крестьян-заговорщиков, собиравшихся под знаменем Башмака, и горячечная демагогия Мюнцера, в часы поражения трусливо бросившего свои войска на кровавую расправу и пытавшегося укрыться в деревенском сарае, зарывшись в сено (хотя, конечно, невозможно, было бы реально изобразить в панораме этот эпизод, о котором не любят упоминать наши исторические трактаты, — у Тюбке Мюнцер застывает, охваченный странным оцепенением в самой схватки).
Странные и чудовищные видения лишают многотысячные сцены революционного брожения и взрыва всякого триумфального пафоса:
- заснеженная, зияющая жуткой пустотой Вавилонская башня;
- астрологический знак Рыбы, изливающий на землю голубое леденящее сияние;
- Икар, беспомощно кувыркающийся в приторном розовом ореоле;
- «корабль дураков» с мертвенно бледными пассажирами, застывший посреди бесплодного поля;
- треснувший прозрачный пузырь со всевидящим оком, вяло опустившийся на равнину...
Пустынная природа и беснующиеся толпы одинаково безблагодатны, абсурд громоздится на абсурде, превращая человеческую историю в нагромождение фатальных ошибок, в трагическую поэму регресса.
Вряд ли когда-нибудь официальное, да еще столь беспрецедентно масштабное задание было выполнено с такой неофициальной дерзостью.
Продолжение следует
