Она всегда казалась мне красавицей. Из какого то романа или волшебной повести. Ее стихи на вкус были похожи на снежное "клафутти"... На осенний ликер из кленовых листьев. Я грущу о ней. Я впитываю ее. Она есть во мне.. Я повторяю строфы, я учу мелодию посмертия.. Нет, бессмертия. Что выйдет и выучится - не знаю... Просто, буквами записываю рисунок, как привыкла всегда... Буквы они же мне подчиняются. Только смерть - не подчиняется... Она растворяется в любви...
Но. Стоп, стоп. Забыть про смерть. Хоть на секунду - забыть! Писать о Лене Касьян надо также летяще, так же легко и просто, как это она делала сама: в непринуждённо насмешливой манере художника, который посмеивается и над своими строчками, и над мелодиями, и над погодой, и над любимым городом, и над потерянным зонтом, и над непрочитанной книгой. И над летящим над головою облаком.
Стоп. Еще раз стоп! Писать портрет Елены Касьян, пани из Львова, феи по фамилии: «Снежная нежность», словами, мне невыносимо больно. Она как будто все еще где – то рядом, вышла. Ушла. Меняет перчатки, ерошит и сушит волосы, дразнит розы, наклоняясь к ним, вдыхая их. Или может, она больше любила хризантемы? Ей часто на концертах дарили их. Я не спросила. Я многого не спросила. О её любимом аромате. Она была непостоянна в аромате, меняла его. День, два, и - другой. Свежайший и горьковатый, как срезанная хризантема, как только что выпавший из облака снег. Я и сама такая же. В ароматах путаюсь, непостоянна. На том мы и сошлись. И еще - над восприятием мира, красоты, городов, закатов, мгновений, звездных провалов, парковых аллей, книжных страниц.
Я расспрашивала её о Львове, о Риме, о Варшаве, о Венеции. И она так щедро всегда, безмерно, одним тонким штрихом своего божественного, волшебно – поэтического пера, рассыпала передо мною все эти краски городов и мира, звуки, штрихи, черточки его, и я все представляла моментально, мигом, чётко, объемно, как в 3 – D. Это же сейчас - авангард, новый формат. А ей было в нем легко. Как и любому истинному художнику.
Стоп. Так Лена всегда была как раз - не - формат, она свою жизнь всегда создавала сама, по своему сценарию, тщательно выстраивала, выписывала расцвечивала, растрачивала перед нами всеми. Училась на режиссерских курсах, занималась в литстудии, покоряла Эвересты бардовских фестивалей, потом сама возглавляла в них жюри. Не могу, кстати, представить её строгой. Всегда только улыбающейся, светло и как то иронично, что ли.
Она не обременяла нас слишком болезнью и размышлениями о ней. Хотя ничего не скрывала. Она обратила смерть в поэзию и прозу. В «Письма к Тейми и Кате», в маленькие концерты. Едва оправившись от очередного курса химии или операции, она брала в руки гитару, микрофон. Её песни об ангелах, райских садах над радугами и под радугами были полны яблок, кошек и хрупких очертаний какой то самой заветной мечты, неуловимой, заштрихованной дождями. смелой. Её было не остановить, эту мечту, не угнаться было за ней. Она была красива и тонка, как и сама Леночка. Пани Елена из Львова, снежная замять. Нежность нараспев. Иногда, забыв о болезни напрочь или бросая ей вызов, она срывалась, уезжала в Венецию, например, во Львов и оттуда появлялись дивные совершенно, зачарованные стихи, строфы « нутряки», письма.
Такие строки, как эти, например:
«Очевидные вещи, легче всего упустить из виду. Я всё ещё учусь обходиться без слов, но тишина внутри меня по-прежнему пугает, и буквы проступают на каждой плоскости, стоит лишь на мгновение потерять бдительность.
До недавнего времени мне казалось, что из меня уходит музыка, а это просто освобождалось место для тишины. Нельзя удержать ничего из того, что тебе не принадлежит. Праччет писал, что бывают моменты в жизни, когда люди должны держать, и моменты, когда они должны отпускать. Воздушные шары предназначены для обучения маленьких детей пониманию разницы.
Разница существует во всём, на что бы мы ни обратили взор, . Хитрость в том, чтобы принимать её как обычный порядок вещей. Наверное, это снова к вопросу о смирении…»
Или вот эти: «Казалось, любовь – это светящаяся субстанция, яркая звезда в центре космоса. И когда она, наконец, засияет для тебя, ты будешь спасён. Ты станешь сильным, бесстрашным и неуязвимым. Ты будешь великаном, Гулливером, ты поднимешься над всей этой суетой, и маетой, и неустроенностью… И будешь думать только о высоком и прекрасном.
Но получается как раз наоборот.
Потому что любовь несоизмеримо больше и волшебнее, чем центр нашего космоса. Она и есть этот самый космос. Бесконечный, прекрасный и пугающий. И когда он случается с тобой, ты зависаешь в невесомости – маленький, удивлённый, беспомощный. А потом тебя протаскивает по всем камням, и ухабам, и неровностям, словно штормовая волна сходит обратно в море и тащит по гальке всё, что попалось на пути. И первое, о чём ты думаешь, это не вопрос собственного спасения. Ты думаешь, уцелел ли тот, кто рядом.»
Любовь неизмеримо больше и волшебнее, чем космос. И многое говорит о себе и за себя – сама.
Так же вот и поэт, и бард, «снежная пани» из Львова - Елена Касьян, все могла бы сказать о себе и сказала все и давно - сама.
И я только пытаюсь что то беспомощно добавить, досказать, дополнить, дорисовать. В творчестве, «снежной замети», вьюге стихов Елены Касьян постоянно, как на космической оси, по спирали рождается, возникает, живёт, творит, как пена морская, бурлит глубинный вихрь слов, фраз, догадок, смыслов. Ее диалог со своим внутренним «я».
Со своим зеркальным двойником, с глубинною « самою собою», с отражением своей души. В её строфах, в оттенках снежно – тонкой акварели нарисовано словно бы снежною крупой, прерывистыми штрихами, как на водной глади, на мокрой бумаге, обвороженную миром душу!
Душу, безумно влюбленную в этот мир, знающую все о нем, о его райских садах и лунных дождях, римских империях и духах из египетских пирамид.
Душу, горько обожжённую слезами и предательствами, промахами и неудачами на виражах своего пути.
Душу, прочно обветренную одиночеством. Путешествующую неизменно в боли мыслей и кружащуюся в вихре впечатлений. Мне кажется, что даже в своей замечательной детской книге «Фея по фамилии Дура» Касьян больше писала не о душе и мире девочки Полины, а о себе самой, держащей в ладонях свою собственную душу. Душу завороженной миром маленькой феи. Навсегда крошечного ребёнка. Леночки Касьян. И в этом – главная магия этой книги, её волшебство, её неповторимость. И её, книги, - « всегдашность», потому что захочется же непременно все – перечитать! И создать ощущение то самое, настоящее, живое, что Лена просто вышла в другую комнату. И скоро вернётся. И улыбнется, увидев, что захотелось перелистать. Перечитать. Засмеяться в голос. И не поверить в смерть. Никогда не поверить. Может быть, для этого она и пришла сюда, Елена Касьян, снежная пани из Львова, чтобы мы не верили? Как то так.
_____
***
И еще... Я это вставляю как дополнение к образу Елены. Прислано сегодня утром мне, после прочтения, видимо, моего эссе.
"Её любимые цветы были каллы. А хризантемы (миниатюрные) она любила выращивать. Во время лечения она жила в Харькове, в комнате подруги Кати. И хризантемы были наиболее подходящими для небольшого пространства.
Ещё об открытости. На самом деле Лена многое скрывала. Например, три года скрывала от Интернет-друзей и даже от мамы с сестрами свой диагноз. Знали только несколько человек. И ещё она никогда не писала и не говорила о своей личной жизни.
Предельная исповедальность в стихах, эссе - это переживания её лирической героини, иногда даже литературный приём. Реальная Лена существенно отличалась от образа своей ЛГ. Хотя, конечно, это лишь впечатление. В любом случае, свет от внутренней и внешней красоты Лены будет греть людей ещё долго."
Иван К. __________
@ Лана Астрикова. Авторское эссе.
