Персидское войско во главе с Царем царей встретило Александра на берегу речки Пинар, неширокой, но обрывистой. Одним флангом оно упиралось в горы Аман, другим -- в Исский залив.
Александр мчался навстречу Дарию форсированным маршем, похоже, серьезно опасаясь, что персы одумаются и все-таки решат выбраться из этих теснин на простор. Военачальники базилевса, включая Пармениона, успели весь ум ему проесть насчет того, что на равнине огромная персидская армия (превосходящая македонскую примерно в пять раз) окружит их со всех сторон, заставив биться на два фронта. Судя по спокойствию Александра, у него были какие-то идеи и на этот счет. Но вражеское войско, зажатое как в тисках на полосе в два с половиной километра между горами и заливом -- это же просто подарок судьбы! Впрочем, в данном случае не все было так лучезарно...
Персы вновь (как при Гранике) стояли на обрывистом берегу реки, укрепив кольями пологие участки, но на этот раз Премудрый Господь Ахурамазда вспомнил Дария, послав тому мысль поставить в центре греческих гоплитов, дабы именно они приняли на себя удар фаланги. Предполагалось, что пока наемники будут удерживать вражескую пехоту, персидская конница прорвет македонцам левый фланг (там командовал Парменион) и совершит обход. Для этого Дарий сосредоточил на берегу залива всю конницу, что у него была (благо с противоположной стороны она все равно оказалась бы практически бесполезна). План, в сущности, был неплох. Против кого другого, возможно, и сработало бы.
Александр, увидев все эти маневры, мгновенно сообразил, к чему они, и спешно отправил к Пармениону фессалийцев, приказав им не лететь на виду, а объехать фалангу с тыла, чтобы персы до времени не поняли, что их намерения разгаданы. Сам он нацелился на левое крыло вражеского войска, случайно или нет, но практически отзеркалив намерения Дария.
Персы стояли, вновь предоставив врагу честь и риск первого удара. Дарий действительно находился в центре на роскошной колеснице, но никакого высокопарного трепа между царственными противниками, разумеется, не было: Царь царей увидел македонского базилевса вблизи только когда тот прорвался к нему в состоянии берсеркерской ярости. Как помним, этого зрелища Дарий не вынес...
Трубы с обеих сторон подали сигнал к бою; македонцы первые согласно и оглушительно закричали, им ответили варвары, и соседние горы откликнулись эхом более громким, чем самый крик: казалось, 500 тысяч человек одновременно издали вопль. Александр оглядывался во все стороны, стремясь увидеть Дария. Узнав его, он сразу же со своими всадниками понесся на него, стремясь не столько одолеть перса, сколько своей рукой обеспечить победу.
(с) Диодор Сицилийский
Поначалу Александр повел армию шагом, чтобы сохранить строй фаланги. Это, впрочем, не особо помогло: на расстоянии выстрела фаланга перешла на бег, берег был обрывист и неудобен -- строй все-таки начал рваться...
Македонское войско, находившееся в центре, не так поспешно вступило в дело; солдаты часто оказывались на обрывистых местах, не могли держать прямую линию фронта; образовался прорыв – и эллинские наемники Дария бросились на македонцев как раз там, где они видели, что строй наиболее разорван
(с) Арриан
Резня между столкнувшимися отрядами тяжелой пехоты началась лютая. Основные потери македоняне понесли именно здесь. На счастье фалангитов, Александр с гетайрами и царской агемой быстро прорвал правый фланг персидской армии, разогнал уступавшую гоплитам персидскую пехоту и ударил гоплитов во фланг. Это дало фалангитам возможность выбраться из реки, и теперь кисло пришлось уже наемникам. При этом царь не оставлял идеи добраться до Дария, одним ударом покончив и с ним, и со всей войной. Не надо думать, что это было так просто:
Оксафр, брат Дария, восхваляемый за мужество, увидав Александра, неудержимо несущегося на Дария, поторопился разделить судьбу брата. Взяв из своего отряда лучших всадников, он пробился с ними к Александру и, считая, что любовь к брату доставит ему громкую славу у персов, завязал, бой перед Дариевой колесницей: сражаясь умело и храбро, он убил многих.
(с) Диодор Сицилийский
Доблестного брата Дария мы, к сожалению, в фильме не увидели. В это время на левом фланге было тоже интересно: там Набарзан сцепился с Парменионом. Соратник Филиппа опасался обхода, поэтому слишком растянул построение, стремясь полностью перекрыть берег. Набарзан едва не повторил подвиг Александра -- еще немного, и мог бы прорваться. В этом случае фаланга оказалась бы в том же положении, что и гоплиты-наемники. Или в худшем. Тяжелые персидские всадники в доспехах, не уступавших вооружению рыцарей Третьего Крестового похода, валили более легких фессалийцев вместе с конями. Парменион, в свою очередь, держался изо всех сил. Из последних. Положение вновь спас Александр. Тем, что дорвался-таки до Царя царей и спугнул его.
"До тех пор исход сражения был сомнителен, пока Дарий не обратился в бегство" -- пишет Юстин. Услышав о бегстве верховного командира и разгроме гоплитов, Набарзан пришел к выводу, что бой проигран, и пора спасать то, что можно спасти. Персидская конница сдала назад и начала отходить. На счастье в это время сгустились сумерки. Большей частью им удалось уйти в Каппадокию, откуда они потом продолжили партизанские набеги на обозы. Гоплитам тоже отчасти повезло: около десяти тысяч сумел вытащить уже упоминавшийся Аминта. Прочая армия обратилась в повальное бегство, понеся тяжелейшие потери как от преследователей, так и по причине темноты и местности:
Так как бежать приходилось по крутизнам и сквозь теснины, то люди, сталкиваясь, падали и топтали друг друга; многие погибли, хотя и не от вражеской руки. Грудами лежали тела; одни совсем безоружные, другие во всеоружии. Некоторые, держа в руках обнаженный меч, пронзали им и убивали пытавшихся его отнять. Большинство, вырвавшись на равнину и гоня во всю прыть лошадей, добралось до союзных городов. Македонская фаланга и персидская пехота продолжали еще некоторое время сражаться, но поражение всадников было как бы вступлением к полной победе македонцев.
(с) Диодор Сицилийский
Относительно полученного Александром ранения в ногу, что интересно, индийские сценаристы нам не солгали. Ну... художественно приукрасили, скажем так. Базилевс действительно получил удар в бедро, но обстоятельства этого неизвестны, а сам Александр никогда не утверждал, что лично дрался с Дарием, хотя слух об их поединке действительно ходил.
Сражаясь в первых рядах, Александр был ранен мечом в бедро, как сообщает Харет, самим Дарием, ибо дело дошло до рукопашной схватки между ними. Но Александр, рассказывая об этой битве в письме к Антипатру, не называет того, кто нанес ему рану. Он пишет, что был ранен в бедро кинжалом, но что ранение не было опасным.
(с) Плутарх
Здесь можно разве что задаться вопросом, почему Дарий, бывший в реальности (как арийскому кшатрию и положено) отличным стрелком, и впрямь не взялся за лук. Авось и получилось бы. Кстати, Александр вовсе не забыл себя в атаке на вражеского царя. Дарий успел оторваться на полмили, прежде чем его начали преследовать. Рассеять царскую гвардию и гоплитов и напугать Набарзана было важнее. Только когда персидская кавалерия покинула поле боя, устранив опасность для Пармениона и фаланги, Александр счел возможным попытаться поймать своего главного противника, но из-за спустившихся сумерек не догнал, хотя гнался за ним не менее двадцати пяти миль. В конце концов Дарий пересел на верхового коня, бросив колесницу, которая досталась Александру в качестве слабого утешения.
О дальнейшем индийские сценаристы опять же почти не солгали: пока базилевс гонялся за вражеским предводителем, в персидском лагере (не в Дамаске) началась настоящая вакханалия. Победители дорвались до персидских богатств (ими изобиловали шатры царских военачальников и прочей знати) и женщин, которых оказалось очень много: и знатных дам, и служанок.
По древнему персидскому обычаю, за армией на колесницах, обитых золотыми пластинками, следовали женщины не только из царской семьи, но из семей родственных и дружественных царю… Одни солдаты тащили несчастных за волосы; другие, сорвав одежды, хватали обнаженных, ударяли их тупым концом копья и, пользуясь случаем, попирали то, что составляло их честь и славу.
(с) Диодор
Только возвращение Александра уняло погром: солдаты знали, что их царь мог отдать город "на поток и разграбление" в целях устрашения, как Фивы, но здесь никакой стратегической необходимости в экстремальных видах торжества победителей не было, так что базилевс мог серьезно возмутиться. Семья Дария уцелела -- лишь потому, что царский шатер и все сопутствующее, согласно македонской традиции, по умолчанию считались долей базилевса (хотя походную сокровищницу Дария все-таки растащили). Так что к возвращению Александра царское жилье уже приводили в порядок слуги.
По преданию, войдя в шатер, изумленный Александр оглядел окружающую роскошь, сел в кресло и изрек: "Вот, видимо, что означает -- царствовать...". О родичах Дария он поначалу не знал вообще. Ему как раз принесли обед, когда базилевса внезапно потревожили вопли и рыдания: из соседнего шатра семейство Дария углядело трофейную царскую колесницу и решило, что Царь царей погиб. Как я упоминала, при Дарии находились мать, супруга, сын и две дочери.
Первая [Сизигамбис] внушала уважение не только своей судьбой, но и возрастом, вторая [царица Статира] – своей красотой, не помраченной даже в ее положении. Она держала на руках сына, еще не достигшего 6 лет, рожденного для столь же счастливой судьбы, как та, которую только что потерял его отец. А к груди старой бабушки прильнули две взрослые девушки, ее внучки, подавленные скорбью не столько за себя, сколько за нее. Вокруг них стояла большая толпа знатных женщин, с распущенными волосами, в разорванных одеждах, забывших о своем прежнем достоинстве, величавших своих цариц и владычиц их истинными титулами, утратившими теперь свое значение.
(с) Курций Руф
Что произошло дальше с семьей побежденного царя -- в следующий раз. Забегая вперед: все было не так, как поведал нам мистер Тэвари.
