Аргентина, разбогатевшая в конце XIX – начале ХХ веков на экспорте мяса и хлеба, имела все шансы стать одной из самых экономически развитых в мире. Грамотное население, прекрасный климат, развитая инфраструктура и разнообразные полезные ископаемые – все это позволяло провести индустриализацию быстрее и проще, чем в других странах. В начале ХХ века Аргентина стала страной с весьма высоким доходом на душу населения. «Богат, как аргентинец», - говорили тогда в Европе.
«В 1913 г. валовой продукт на душу населения в Аргентине был сопоставим со швейцарским, вдвое превышал итальянский и составлял половину от канадского. В 1978 г. ВВП на душу населения в Аргентине был в шесть раз меньше, чем в Швейцарии, в два раза меньше, чем в Италии, и в пять раз меньше, чем в Канаде. Особенно драматично сравнение с Японией: в годы Первой мировой войны душевой продукт в Аргентине в пять раз превышал японский, в конце 1950-х гг. Аргентина производила на душу населения в три раза больше, чем Япония, в то время как к началу 1980-х аргентинский душевой ВВП составлял только четверть от японского» (Carlos Nino, Un pais al margen de la ley. Estudio de la anomia como componente de un subdesarrollo argentino. Buenos Aires, Emece, 1992. Cit. en Antonio Camou, En busca de la gobernabilidad perdida.//Textos, Ano 1, N.1, 2002, p. 7).
Аргентина практически не производила промышленной продукции: почти все, исключая самую простую одежду и обувь для бедняков, примитивную мебель и продукты питания, завозилось из-за рубежа.
Нельзя сказать, что в Аргентине никто не понимал необходимости перехода к интенсивному, в том числе промышленному, развитию: уже в 1890 г. президент Карлос Пеллегрини высказывался за переход от агроэкспортной модели к развитию промышленного производства. Но он не был услышан обществом. Стихийная индустриализация в Аргентине началась в годы Первой Мировой войны: традиционные поставщики готовой продукции (в первую очередь Великобритания и США) сократили поставки, в стране возник товарный дефицит. В результате начала развиваться местная промышленность – химическая, стекольная, металлообрабатывающая, текстильная, швейная. Резко увеличился выпуск готовой продукции в пищевой отрасли.
В 1920-е годы в стране появились и довольно крупные национальные промышленные компании. Созданная в 1922 г. государственная нефтяная компания «Ясимьентос петролиферос фискалес» (ЯПФ) вступила в борьбу с иностранными нефтяными компаниями. В 1919 г. компания «Гурменди» занялась выплавкой чугуна и стали, в 1928 г. «СИАМ ди Телья» начала работать в области металлообработки и машиностроения, «Бунхе и Борн» занял ведущие позиции в производстве продуктов питания, «Гаровальо и Зорракин» - в сахарной промышленности, «Альпаргатас» - в текстильной. При этом национальные производители находились в сильной зависимости от иностранного банковского капитала, так как аргентинская банковская система была очень слабой.
Государство участвовало в процессе индустриализации, правда, его участие было ограниченным, фрагментарным и не имело программы. Тем не менее необходимость в получении некоторых видов промышленной продукции, которые было либо невозможно получить из-за рубежа, либо они были слишком дороги для обедневшей страны, вынудили власти принять участие в индустриализации. Инициаторами создания первых госпредприятий были военные – точнее, патриотическое крыло офицерского корпуса. Еще в 1927 г. они построили первый в Латинской Америке авиазавод. В 1935 г. был построен первый относительно крупный металлургический завод «Фабрика милитар де асерос», в 1937 г. - завод взрывчатых веществ «Фабрика милитар де армас», объединенные в 1941 г. в единый военно-промышленный комплекс - холдинг «Фабрикасьонес милитарес».
В 1920-е годы появились, в 1930-40-е – окрепли и усилились элитные группировки, требовавшие индустриализации и экономической независимости. Рука об руку с этими чаяниями шли требования улучшения жизни трудящихся и предоставления им политических прав и социальных гарантий.
В 1939 г. началась Вторая Мировая война. «В связи с сокращением ввоза промышленных изделий извне, особенно из Англии, необходимо было налаживать их производство внутри страны. Возникла потребность замены импорта разнообразных промышленных изделий производством их в Аргентине. С этой целью министр финансов Ф.Пинедо предложил проект развития промышленности («план Пинедо»). В нем наряду с расширением уже существовавших предприятий предусматривалось создание различных новых промышленных объектов. План предлагал предоставить промышленности на льготных условиях долгосрочные кредиты, а также предусматривал проведение правительством протекционистской экономической политики. «План Пинедо» был встречен с энтузиазмом предпринимателями, объединенными в «Аргентинский промышленный союз». В 1940 г. план обсуждался в парламенте, но был отвергнут из-за упорного сопротивления представителей землевладельческой олигархии. Крупные землевладельцы рассматривали этот план как прямую и опаснейшую угрозу их господству, опиравшемуся на экономику, в которой ведущую роль играло земледелие, животноводство и внешняя торговля товарами этих отраслей хозяйства» (Очерки истории Аргентины, www.istmira.com/razlichnoe). Одновременно видный экономист Г.Бунге опубликовал книгу, ставшую невероятно популярной – о том, что стране необходима индустриализация.
В 1943 г. власть в стране захватили военные, начавшие крупномасштабный эксперимент по ускорению социально-экономического развития. Лидером движения стал Х.Д.Перон, выдвинувший программу социального развития, объединения трудящихся в вертикально интегрированные общественно-политические структуры, и индустриализации страны при опоре на госсектор.
«Национал-популистский перонистский проект был экономически ориентирован на импортозамещающую индустриализацию и защиту национальной промышленности и внутреннего рынка от конкуренции иностранного капитала и товаров. В социальном отношении этот проект был перераспределительным, включавшим рост реальной заработной платы и потребления, повышение жизненных стандартов большей части городского населения и усиление его вертикальной мобильности, активную социальную политику государства - государственное пенсионное обеспечение, обязательные оплачиваемые отпуска, бесплатную систему медицинского обслуживания и дешевое государственное жилье» (Т.Ворожейкина «Как стать гражданами: власть и общество в Аргентине», Отечественные записки, интернет-журнал, № 6 (27) 2005).
Правительство приняло участие в создании предприятий путем организации смешанных компаний. В 1943 г. была разработана специальная система их кредитования. В 1944 г. в ее рамках был основан Банк Промышленного Кредита и принят закон о защите и ускорении развития отраслей, представляющих национальный интерес. В подготовке закона активное участие принимало оборонное ведомство, которое стало использовать федеральные ресурсы для организации ряда полугосударственных компаний по производству стратегических материалов. В 1945 г. генерал Мануэль Савио, директор Управления военных предприятий и энтузиаст создания национальной металлургической отрасли (он повторял: «Самое дорогое железо – это импортное»), запустил первую в стране доменную печь «Сапла».
В 1946 г. Перон стал президентом и сразу же обнародовал Декларацию экономической независимости, провозгласившую создание «здоровой экономики, свободной от иностранного капитала». Он приступил к осуществлению первого пятилетнего плана, национализировал центральный банк, железные дороги, телефонную связь, газовую промышленность и городской транспорт. Было расширено производство товаров широкого потребления, заложены основы государственного пенсионного обеспечения и здравоохранения.
Таким образом, к власти пришла группировка, отвергнувшая прежнюю, либерально-компрадорскую и узко элитарную модель развития, при которой 80% населения фактически не имели возможности реализовать свои гражданские права, не говоря уже о том, чтобы хоть в какой-то мере влиять на принятие государственных решений. Военная группировка, стоявшая на национально-патриотических позициях, опиралась на предпринимателей-патриотов: ускоренное развитие Аргентины в конце 1930-х и 1940 гг. породило целую плеяду промышленников и экономистов нового типа. То есть перонизм (или хустисиализм – от испанского justicia - справедливость) был общественно востребован, и именно поэтому он победил, а не из-за наличия у перонистской военной группировки пушек и самолетов.
Перонизм был реакцией на провальную политику либеральной олигархии, которая не обеспечивала ни прав, ни приемлемого уровня жизни трудящихся, а также не интересовавшейся экономическим развитием. Движение делилось на ультралевое, социал-демократическое и фашистское крылья, которые иногда (уже в 1970-е годы) изничтожали друг друга, а до этого, а частично и после, вполне мирно сотрудничали, вяло переругиваясь по идейным вопросам.
После Второй Мировой войны Перон буквально заполонил Аргентину беглыми немцами, итальянцами, венграми и хорватами. Было ли это симптомом его симпатий к фашизму всех видов? Отчасти, наверно. Но в большей степени это было еще принятой во многих странах региона практикой «расового отбеливания» - политикой привлечения грамотных и технически образованных эмигрантов из Европы, которые должны были создать новые, европейские по типу и внешнему облику общества.
Перонистская модернизация: успехи и провалы
Мотором индустриализации Аргентины стала многоотраслевая корпорация IAME, созданная на базе комплекса авиационных заводов. В 1952 г. в рамках IAME были построены и заработали автомобильный, тракторный, мотоциклетный, двигателестроительный, локомотиво-вагоностроительный и ракетостроительный заводы. Большая часть продукции производилась по лицензиям: так, автомашины делались по лицензиям Fiat и Kaiser, трактора – по лицензии Fiat.
Но это были аргентинские, национальные машины, полностью производимые в стране и сыгравшие решающую роль в превращении Аргентины из аграрной в индустриально-аграрную страну с относительно высоким научным (для государства «Третьего мира») и опытно-конструкторским потенциалом.
Вокруг Перона сгруппировались часть национальной буржуазии, большая часть рабочего класса, патриотически настроенная бюрократия и военные, часть крестьянства, получившая землю по аграрной реформе. Против него выступали сильные компрадорские группировки, связанный с ними многочисленный средний класс и католическая церковь, у которой он отобрал некоторые социальные функции – и ореол борца за права народа, а также значительная часть крестьянства, ничего не получившая от перонистского проекта.
Но главная беда перонизма была… в самом Пероне. Во главе перонистского движения стоял харизматичный, патриотически настроенный лидер, но он же - классический латиноамериканский каудильо. Капризный и властолюбивый, не считающийся с чьим-либо мнением, склонный к депрессии и зависимый от еще более властолюбивой и чудовищно алчной супруги Эвы, он оказался неспособным ни к принятию продуманных социально-экономических программ, ни к последовательному осуществлению начатых проектов.
Супруга Перона превратилась в существенный фактор политической и экономической жизни страны, тормозящий начинания ее мужа. «Эва в эти годы активно изымала деньги у бизнесменов и землевладельцев, вкладывая огромные средства в то, что было названо крупнейшим в истории "взяточным" фондом. Он использовался для подкупа влиятельных лиц и проведения широко разрекламированных благотворительных кампаний. Эва действительно помогала строить школы и обучать детей, кормила голодных и открывала убежища для бездомных. Подарила беднякам 2500 квартир. Однако огромное количество собранных денег распределялось людьми, которые отвечали только перед нею. Ее эмиссары разъезжали по всем фабрикам, цехам, строительным площадкам, чтобы собрать взносы, которые требовала новая Клеопатра.
Предприятия, не внесшие средства добровольно, немедленно закрывались как нерентабельные.
По оценкам экспертов, Эвита похитила из этого фонда 100 миллионов долларов и поместила их на секретные счета в швейцарских банках. Фонд, который создавался как общество, поддерживаемое добровольными взносами, вскоре стал напоминать мафиозную организацию. Эва решительно требовала платежей от каждого рабочего, который получал повышение, от каждого предпринимателя, который заявлял, что ему необходима государственная поддержка («Хуан Перон и Эва Дуарте», www.ugalovnik.ru/duarte.php).
«Несомненно, Перон чрезвычайно плохо управлял системой, - писал английский историк Фернс в своем фундаментальном исследовании «Аргентина». - Как капризный ребенок, он хотел иметь все сразу. Он показал себя неспособным делать выбор и устанавливать приоритеты, которые необходимы для функционирования любой экономической системы» (Бланделл Найджел. Хуан и Эвита: Утраченные иллюзии. Profilib – электронная библиотека).
Так, в 1948 г. Перон национализировал железные дороги, принадлежавшие английскому капиталу. Цель – использовать доходы от их эксплуатации для финансирования экономического роста. При этом президент согласился на невероятную по размерам компенсацию англичанам; в Аргентине справедливо говорили, что он «купил ржавое железо по цене золота». В результате была потрачена львиная доля средств, накопленных бюджетом страны от экспорта во время войны. Вместо того, что этой национализацией обогатить страну, Перон ее разорил, подорвав финансовую основу собственных планов индустриализации.
В 1947 г. авиазавод под личным патронажем Перона построил первый в Латинской Америке реактивный истребитель IAe.27 Pulqui («копье» на языке индейцев-гуарани), сконструированный французским авиаконструктором Э.Девуатином. В те годы реактивные самолеты проектировали только в США, Англии и СССР, так что Аргентина оказалась в четверке мировых пионеров. Самолет показал неутешительные результаты при испытаниях, и его дальнейшая разработка была прекращена. Но ведь и первые американские, английские и советские самолеты были такими же несовершенными, но работы над ними продолжались – и в результате эти страны стали великими авиационными державами!
Вторую попытку произвел известный немецкий конструктор К.Танк: в 1950 г. тот же завод выпустил второй реактивный истребитель - IAe.33 Pulqui II. По своим характеристикам он был близок к лучшим истребителям того периода – советскому МиГ-15 и американскому F-86 «Сейбр». Правда, из-за отсутствия современного оборудования на авиазаводе и недостаточной квалификации рабочих самолет страдал многими дефектами, связанными с его полукустарным производством. Из-за дефектов погиб летчик-испытатель капитан Мануэль Веданья, а другой испытатель, Беренс, после полета на Pulqui II сказал, что «ничего хуже как тест-пилот он никогда не испытывал». Впоследствии он тоже погиб.
Но ведь испытания новой реактивной техники были трудными во всех странах, и летчики-испытатели гибли и в Германии, и в Англии, США и СССР. И все самолеты, в конце концов «доведенные до ума», дорабатывались после первых полетов по нескольку лет. Чего не хватило аргентинским самолетостроителям – денег, умения эффективно работать в многонациональной команде (она состояла из аргентинцев, немцев, итальянцев и поляков) или простого упорства? Очевидно, и того, и другого, и третьего. Как бы то ни было, но этот проект Перон угробил: в 1954 г. во время парада в честь президента из-за ошибки пилота произошла авария, после чего производство весьма перспективного самолета, который были готовы закупать зарубежные ВВС, было свернуто.
Выдающийся авиаконструктор, К.Танк все-таки обеспечил Аргентине серийное производство – но не реактивной машины, а легкого учебно-транспортного самолета IA.35 Huanquero: произведенный в количестве 60 штук (большая серия для страны Третьего мира!) он долго служил аргентинским ВВС. Но потенциал конструктора все же не был раскрыт: К.Танк, перед выездом из Аргентины разработал проект двухдвигательного истребителя-бомбардировщика Pulqui III. Его он продал Индии, производившей самолет под названием HF-24 Marut.
Не пошел в серию и поршневой истребитель FMA I.Ae. 30 Ñancú, разработанный итальянцем Чезаре Паллавичино, развивавший уникальную для самолетов такого типа скорость – 780 км/ч. Итальянец сделал предсерийный экземпляр, продемонстрировавший замечательные летные качества, но Перон вдруг решил, что, поскольку Аргентина вот-вот начнет производить реактивные машины, поршневой самолет ей не нужен. Проект закрыли, хотя Nancu мог бы прослужить Аргентине много лет.
Частному капиталу Перон не доверял, не понимая, что нет разницы, кто поднимает экономику – государство или частник. Еще в 1925 г. К.Баллестер и Е.Молино - энтузиасты индустриального развития Аргентины - основали компанию Hispano-Argentina Fabrica de Automoviles SA (HAFDASA): она приступила к выпуску легковых и грузовых автомобилей, автобусов, тракторов, тягачей и огнестрельного оружия. HAFDASA сумела пережить тяжелый период власти компрадоров 1930-43 гг.: продукция компании была высококачественной и недорогой, а иностранные компании просили за свою военную продукцию такие высокие цены, которые аргентинское правительство заплатить не могло. Помог фирме и английский заказ: в 1940 г. британское правительство заказало у HAFDASA для своей армии крупную партию пистолетов. Но перонистам компания, уже ставшая к тому времени легендарной, оказалась не нужна. В результате HAFDASA, сделавшая очень многое для развития Аргентины, обанкротилась и закрылась в 1953 году.
А слабый госсектор был недостаточно эффективен. Например, с 1945 г. FMA выпускала легкий бомбардировщик IAe.24 Calquin. Его двигатели оказались гораздо слабее, чем необходимо, в результате чего скорость самолета была недостаточной, а сам он был неустойчив в полете. Однако эти недостатки устранены не были, хотя решение лежит на поверхности: усилить мощность двигателя. В результате из 100 произведенных самолетов к 1957 г. разбилось более половины, после чего уцелевшие были списаны. Следовало бы привлечь к производству частные компании, которые более ответственно подошли бы к делу – в случае таких неполадок они лишились бы госзаказа. А госкомпании это было безразлично – она все равно работала за бюджетные деньги.
Аналогичная история – в то время, когда Перон был еще не президентом, но всесильным министром труда и фактическим лидером страны - произошла и с первым аргентинским (и латиноамериканским) танком. В 1944 г. по распоряжению армейского командования компания Arsenal Esteban de Luca в Буэнос-Айресе приступила к выпуску танка DL 43 Nahuel. Он был разработан подполковником А.Баизи на базе американского M4 «Шерман».
Перипетии создания первого аргентинского танка наглядно свидетельствуют о том, как обстояли дела в машиностроении самой развитой страны Латинской Америки до начала индустриализации Перона. Двигатели в стране не производились, и полковник Баизи решил поставить на танки авиамоторы от устаревших французских истребителей «Девуатин» D 21, которые имелись на складе ВВС (двигателей было всего два десятка). Похоже обстояли дела и с танковым орудием: на складах имелись германские полевые орудия Круппа L/30 образца 1909 г., и их решили поставить на танки. Их опять же было немного, но выбора у аргентинских танкостроителей опять же не было. Более того: в Аргентине тогда только строился первый крупный сталелитейный завод, и броневую сталь для танка тоже достать было невозможно! Но Баизи нашел выход: армия выкупила списанные баржи, и их переплавили на броневую сталь. Поэтому аргентинский танк просто не мог быть выпущен более или менее крупной серией: было изготовлено всего 16 машин. После окончания войны американцы начали задешево распродавать свои «Шерманы», и Аргентина, отказавшись от выпуска собственных танков, начала закупать американские – они были гораздо дешевле и лучше качеством.
Тут возникает ряд вопросов. Почему, собственно, в качестве образца был выбран именно «Шерман» - неплохой, но отнюдь не лучший средний танк того времени? Аргентина в годы войны поддерживала нормальные отношения со всеми воюющими странами (кроме СССР) и вполне могла купить лицензию или образец хоть немецкого Pz-III или Pz-IV (мощные «Пантеры» и «Тигры» были для Аргентины слишком сложными), хоть английского Comet, которые были лучше «Шермана» во всех отношениях. И вообще: зачем производить танк массой в 36 тонн, если мосты в Аргентине рассчитаны только на 30-тонную нагрузку? Не лучше ли было для начала делать легкие, простые и дешевые танки, такие как английский «Валентайн», чешский Pz-38 (собственно, в конце 1930-х их и собирались закупить, но Чехословакия была захвачена немцами, а те отказались продавать танки Аргентине) или шведский Strv-42?
Ответы простые. Министр приказал подполковнику делать танки – и тот приказ выполнил, как умел. Нравился ли ему именно «Шерман», или он просто не знал о других моделях танков того времени – неизвестно. Никакого обсуждения проблем танкостроения с военными, инженерами, конструкторами и промышленниками не было, ибо начальник лучше всех все знает и ни с кем советоваться не намерен. Вот и остался первый латиноамериканский танк только в музеях.
Тут стоит вновь вспомнить о неудачном проекте реактивного IAe.27 Pulqui. Почему, собственно, делать реактивный самолет пригласили француза Э.Девуатина, который никогда такими машинами не занимался? В результате он сделал что-похожее на свои довоенные самолеты, поставив на него английский реактивный двигатель, о качествах которого имел довольно смутные представления. То есть кто-то из окружения Перона вспомнил о том, что есть такой французский авиаконструктор – Э.Девуатин, а о том, что в Испании укрылись такие маститые специалисты по реактивной технике, как В.Мессершмитт и К.Танк - вспомнили не сразу. Итог известен.
В 1947 г. в Аргентине началась разработка управляемой ракеты: ею занялся польский эмигрант Рышард Дургал. Его детище, ракета AM-1 "Tabano", отличалась простотой и надежностью (опять же оружие подобного типа в то время имелось только у США, СССР и Великобритании). Однако против поляка дружно выступили немецкие конструкторы: свою роль сыграл тот факт, что Дургал воевал в польских ВВС против Германии. Немцы убедили Перона, что сделают крылатую ракету лучше, чем поляк. Дургал был отстранен от работ, его проект закрыт, но немецкий тоже не дошел до серийного производства: в 1955 г. при испытании ракеты PAT-2 (проект инспектировал сам Вернер фон Браун) на полигоне произошел сильный взрыв, после чего испытания прекратили.
Еще более нелепая история произошла с аргентинским ядерным проектом. «В феврале 1951-го президент Аргентины Хуан Доминго Перон выступил с сенсационной новостью: «Наши учёные, используя только местные материалы, осуществили управляемое высвобождение атомной энергии, то есть атомный взрыв. (…) Он не потребовал ни урана, ни плутония»…» (Горбатых С.А. Как Аргентина чуть не стала ядерной державой, pikabu.ru). Упоминавшийся К.Танк представил Перону инженера-австрийца Рональда Рихтера, некогда работавшего в его команде, как крупного физика-ядерщика. Тот пообещал Перону создать аргентинскую атомную бомбу, получил колоссальные финансовые ресурсы и всяческую помощь людьми и материалами. В Патагонии, в районе Науэль-Уапи, был построен ядерный центр, ставший подобием нацистского концлагеря-завода, которые производили оружие для Третьего рейха. В 1951 г. Рихтер доложил об успешном осуществлении термоядерной реакции. Однако комиссия, сформированная аргентинскими физиками и прибывшая в Науэль-Уапи для проверки результатов работы, обнаружила, что вся ядерная программа Рихтера – чистой воды мистификация. «Реактор» представлял собой совершенно бессмысленную конструкцию. Огромные деньги, отпущенные Пероном на ядерную программу, оказались выброшенными на ветер…
И автомобили, и трактора, производимые на заводах IAME, были посредственного качества и довольно дороги. Но переводить предприятия на коммерческую основу и работать в кооперации с частниками чиновники-перонисты не желали. В результате недоверие аргентинцев к отечественным товарам только подогревалось.
Не думали перонистские чиновники и об экспорте отечественного оружия, авиатехники, автомобилей и тракторов за рубеж, хотя это обеспечило бы аргентинское машиностроение валютой. Так, истребители IAe.33 Pulqui II хотели закупить Нидерланды и Египет, но аргентинские власти даже не могли толком ответить потенциальным покупателям, будет самолет производиться или нет, а также когда, в каких количествах и по какой цене. То есть государство, взяв на себя развитие национальной экономики, не обладало необходимыми средствами и элементарным опытом.
В 1952 г. Перон был переизбран на президентский пост, но его режим стагнировал. С начала своего правления он ограничивал экспорт сельхозпродукции, облагая его запретительными налогами – так он добивался низких цен на продовольствие для бедных слоев населения. Идея благородная, но от нее страдали не только оппозиционеры-компрадоры, но и все сельские жители, а страна теряла экспортные доходы: хлеб и мясо продавать стало трудно, а больше ничего на экспорт не предлагалось. Массы обнищавших крестьян подались в города, но пятилетка Перона создала недостаточно рабочих мест для того, чтобы обеспечить их всех работой.
Властная вертикаль, замкнутая на личности Перона, давала сбои: после смерти жены президент часто пребывал в депрессии, забросив все дела. В условиях автократического режима это неизбежно привело к управленческим проблемам на всех уровнях. Моральный авторитет национального лидера был серьезно подорван любовной связью с 14-летней Нелли Ривас: (за педофильскую связь уже после свержения Перона заочно лишили воинского звания). К этому добавился конфликт Перона с католической церковью: после смерти Эвы Перон епископы потребовали передать ее фонд церкви, справедливо указывая на то, что его средства тратились как попало, в частности, переводились на ее личные счета за границей. Перон отказал - и церковь его отлучила, а он не придумал ничего лучше, чем объявить о создании национальной церкви, да еще спровоцировал нападения «патриотических» погромщиков на церкви. Для аргентинцев, абсолютное большинство которых было в то время глубоко верующими католиками, это стало последней каплей. Армия восстала против Перона и была поддержана достаточно широкими массами населения.
Итоги
При Пероне строились заводы, продукция которых была востребована аргентинской экономикой и населением. Номенклатура и технический уровень аргентинских товаров, несмотря на недостатки в качественных, количественных и ценовых показателях, с 1943 по 1955 г. значительно возросли. Уровень жизни аргентинцев по сравнению с довоенными годами вырос; поддержка частью населения переворота 1955 г. была связана не столько с ухудшением условий жизни, сколько с несбывшимися надеждами на еще более быстрое их улучшение.
Но самое главное достижение эпохи Перона – это вовлечение самых широких слоев населения в активную общественную жизнь. Объединенные в профессиональные и общественные организации, аргентинцы создали гражданское общество, отстаивающее права различных групп населения. Часто социальные требования аргентинских трудящихся были чрезмерными, иногда даже опасными для устойчивого развития страны, но в целом то, чего добилась страна при первом перонистском правительстве – это колоссальный шаг вперед по сравнению с доперонистским периодом и сравнительно с другими странами Латинской Америки, где основная масса населения включилась в общественную жизнь либо гораздо позже, либо выключена из нее до настоящего времени.
Пятилетка Перона навсегда изменила лицо страны: она из аграрной превратилась в индустриальную. Однако грубые социальные, экономические, финансовые и управленческие ошибки, волюнтаризм и непрозрачность при принятии решений, отталкивание национальной буржуазии от участия в индустриализации, популистское заигрывание с трудящимися, что привело к завышенным требованиям и ожиданиям с их стороны – все это привело к переходу экономического развития Аргентины в инерционную фазу.
Построенные при Пероне автомобильные и тракторостроительные предприятия постепенно были проданы иностранным компаниям, но они работают до сих пор. Авиазавод так и не превратился в предприятие мирового уровня, но тоже продолжает работу, производя по лицензиям иностранную технику. Ракетостроение, пережив взлеты (самым громким успехом стал запуск в космос в 1969 г. обезьяны Хуана) и падения, продолжает существовать, обеспечивая запуск спутников Земли – тоже национального производства. В Аргентине еще в 1974 г. была построена первая на континенте атомная электростанция, причем собственной разработки. Аргентинские ядерные технологии, отличающиеся надежностью и безопасностью, использованы при строительстве АЭС в Перу, Египте, Австралии и Алжире.
Экономический рывок Аргентины при Пероне нельзя назвать удачным: страна так и не вошла в ряд индустриально развитых. Тем не менее она получила довольно мощный импульс для развития, и навсегда перестала быть чисто сельскохозяйственной. В настоящее время Аргентина – среднеразвитая индустриально-аграрная страна с довольно развитой, диверсифицированной экономикой. И стартовой точкой в ее развитии были полторы (вторая не была закончена) пятилетки Перона – со всеми ее неудачами и провалами.
