Повезло с фамилией, которую в каталоге звучных сценических имен на англо-итальянский манер, мало кто воспримет всерьез с первого раза.
Повезло со статьей Феофанова в “Ровеснике” про “нахальные мелодии”, чьей язвительности мог бы поучиться Алберт Голдмен.
Повезло с подхваченной Дином Ридом “Элизабет”, которой он, как студент-диверсант, пытался заразить советских граждан, но эту нахальную мелодию подхватили единицы. К карибским ритмам у нас в ту пору еще силен был иммунитет.
Повезло с безотказной, казалось бы, You Are My Destiny в магомаевском перепеве, затерявшейся, увы, в черноте братской могилы на второй стороне диска, потому что народ жаждал “Свадьбы” и “ай-нэнэ”.
Повезло в смысле, что певец своевременно разделенной горячей любви молодой сделался символом аристократического одиночества для живущих по принципу “куда угодно – лишь бы из этого мира!”
Его культовый альбом с “по-новому”, а на самом деле в еще более консервативном ключе перепетым материалом пятидесятых, увидел свет на заре битломании, но символизм этих громоздких подробностей едва ли играет, едва ли доступен и т.д.
Мы не посетители, мы оформители музея, и наши размышления большей частью адресованы коллегам. Продолжим их.
She’s a Lady у Тома Джонса никто не связывал с автором, а My Way, записанный тем же Дином Ридом в Москве, камнем отправился ко дну вместе с бутылками с отбитым дном.
Наиболее четкий и продуманный в плане стиля, шикарно, с помпой исполненный еще одним гениальным нахалом по имени Гэри Глиттер, Lonely Boy тоже оказался не по зубам.
Точнее, пришелся не ко двору.
Наши студенты сетовали на одиночество иначе. И общество помогало им в решении этого вопроса, подкладывая в коечки общаг деревенских ведьм, подселяя в пенальчики хрущоб деревенскую родню, для которой, шо анка, шо хлиттер - однохуйственно.
Большой “лицензионный” диск мирно тлел, срастаясь с обложкой, на полках импортных стенок, откуда его никто не вынимал, несмотря на гитарный бой Розенбаума в песне с провокационным названием “Папа”.
Тлел сердешный, среди прочих “гигантов” и “миньонов”, хапнутых взмыленным обывателем в толкотне отдела грампластинок - вот отправлю свою ведьму к матери больной, приглашу двух знакомых проводниц... знакомый сценарий для сотен донжуанов-неудачников. Так и не пригодился. Реквием для неосуществленных оргий...
Надолго оторванный от действительности Айзеншпис пытался заставить петь Adam and Eve кого-то из своих фаворитов. Самая “нахальная мелодия” выглядела неуместно, именно выглядела, а не звучала, потому что её блатные аккорды неотличимы от шума и хаоса, который мы слушаем бесплатно.
Магическая притягательность классических “ранних” песен Пола Анки на две трети состоит из богатейших аранжировок сперва Сида Фуллера, а затем Джо Шермана.
Они давно уже не звучат в помещениях с торшером и чеканкой и в ушах с незатейливыми серьгами и клипсами из “Галантереи”, сами уши эти, сперва завяли, потом истлели, правда, мне кажется, если кому-то вздумается поднести к уху мой опустошенный череп, в нем, как в морской раковине, он сможет уловить первые такты Put Your Head On My Shoulder...
Paul Anka - Anka At The Copa
Далее:
* Первый тролль
* Пять минут полянкологии
* Хурда, Лулу и Осташвили
* Песни неведения
* Помада на камне
* Бобина мертвеца