26 августа 1812 года корпус Раевского оборонял Курганную высоту, расположенную в центре позиции русских войск. Здесь расположилась батарея из 18 орудий, выполнявшая роль главного опорного пункта всей бородинской позиции. Её многократно атаковали пехота и кавалерия - несколько французских дивизий и почти 200 орудий! Её склоны были усеяны трупами: погибло более 3000 французских солдат и 5 генералов.
Курганная батарея вошла в историю как «батарея Раевского», а от французов получила прозвище «могила французской кавалерии». И, возможно, именно потери при штурме её не позволили французам решительно двинуться вперёд…
Сам генерал весь день был со своими солдатами.
А потом на совете в Филях Раевский, как и Кутузов, выскажется за оставление Москвы: «Я сказал, что… более всего нужно сберечь войска… и что мое мнение: оставить Москву без сражения, что я говорю как солдат».
А дальше будут сражения с отступающими французами под Малоярославцем и под Красным, награждение орденом Св. Георгия 3-й степени и – вынужденный отпуск для лечения.
Через полгода, вернувшись в строй, Раевский вновь отличится, теперь уже в заграничном походе. Сражения под Кёнигсвартой и Бауценом, при Дрездене и под Кульмом.
И крупнейшее сражение – «Битва народов» под Лейпцигом, когда именно гренадерский корпус Раевского, сдержав французскую кавалерию, позволил союзникам одержать победу. Но эта битва едва не стала роковой для генерала. Послушаем рассказ К.Батюшкова:
«Под Лейпцигом мы бились (4-го числа) у красного дома. Направо, налево все было опрокинуто. Одни гренадеры стояли грудью. Раевский стоял в цепи, мрачен, безмолвен. Дело шло не весьма хорошо… Французы усиливались. Мы слабели: но ни шагу вперед, ни шагу назад. Минута ужасная. Я заметил изменение в лице генерала и подумал: „Видно, дело идет дурно“. Он, оборотясь ко мне, сказал очень тихо, так, что я едва услышал: „Батюшков! посмотри, что у меня“. Взял меня за руку (мы были верхами), и руку мою положил себе под плащ, потом под мундир… Наконец, и свою руку освободя от поводов, положил за пазуху, вынул её и очень хладнокровно поглядел на капли крови. Я ахнул, побледнел. Он сказал мне довольно сухо: „Молчи!“ Ещё минута — ещё другая — пули летели беспрестанно, — наконец Раевский, наклонясь ко мне, прошептал: „Отъедем несколько шагов: я ранен жестоко!“ Отъехали. „Скачи за лекарем!“ Поскакал. Нашли двоих. Один решился ехать под пули, другой воротился. Но я не нашел генерала там, где его оставил. Казак указал мне на деревню пикою, проговоря: „Он там ожидает вас“. Мы прилетели. Раевский сходил с лошади, окружённый двумя или тремя офицерами… На лице его видна бледность и страдание, но беспокойство не о себе, о гренадерах. Он всё поглядывал за вороты на огни неприятельские и наши. Мы раздели его…— пуля раздробила кость грудную, но выпала сама собою. Мы суетились, как обыкновенно водится при таких случаях. Кровь меня пугала, ибо место было весьма важно: я сказал это на ухо хирургу. „Ничего, ничего“, — отвечал Раевский… и потом, оборотясь ко мне: „Чего бояться, господин Поэт“ (он так называл меня в шутку, когда был весел)».
Через месяц Раевский написал жене: «Я пренебрёг раной, был шесть дней при корпусе на лошади, наконец, под Веймаром лихорадка и жестокие боли положили меня в постелю… Здесь вынули из груди моей семь костей». Эти косточки, превращённые в медальоны, будут свято сохраняться в семье генерала… За этот подвиг Раевский был произведён в генералы от кавалерии, то есть стал полным генералом.
Зимой 1814 года, залечив рану, он вернётся в армию, будет участвовать во многих сражениях и, атаковав Бельвиль и захватив господствующие над городом высоты, немало поспособствует тому, что французы сложат оружие и начнут переговоры. За Париж он был награждён орденом Св. Георгия 2-й степени.
Да, недаром Наполеон говорил о Раевском: «Этот русский генерал сделан из материала, из которого делаются маршалы»!
Софья Алексеевна ещё в 1813 году за боевые заслуги супруга была удостоена ордена Святой Екатерины малого креста. А генерал так представлял себе окончание войны: «Вы приедете ко мне с нашими дорогими детьми, я выеду вам навстречу и буду докучать вам описанием своих подвигов, как это обычно делают старые воины»…
В мае 1814 года Раевский был уволен в отпуск для лечения, а позднее жил в Киеве, где находился 4-й пехотный корпус, которым он командовал. Здесь у него бывал даже сам император во время приездов в город в 1816 и 1817 году. По семейному преданию, он отказался от графского титула, пожалованного ему Александром I. В семье генерала было два сына и четыре дочери (иногда пишут ещё об одной дочери, умершей в младенчестве).
Раевский бывал в Петербурге, где познакомился с приятелем младшего сына А.С.Пушкиным. Об этом ясно говорят строки шуточного послания Пушкина В.А.Жуковскому, написанного в 1819 году:
На всякий случай — ожидаю,
Тронися просьбою моей,
Тебя зовет на чашку чаю
Раевский — слава наших дней.
Когда поэта отправляют в ссылку на юг, дочь генерала Екатерина пишет брату, что «мама забыла послать это письмо с Пушкиным» и потому она отправляет его по почте. А летом 1820 года вместе с семьёй Раевского Пушкин путешествовал по Кавказу и Крыму. Он так рассказал об этом в письме брату: «Приехав в Екатеринославль, я соскучился, поехал кататься по Днепру, выкупался и схватил горячку, по моему обыкновенью. Генерал Раевский, который ехал на Кавказ с сыном и двумя дочерьми, нашёл меня... Сын его… предложил мне путешествие к Кавказским водам, лекарь, который с ним ехал, обещал меня в дороге не уморить». И дальше идёт пушкинская характеристика генерала: «Я не видел в нем героя, славу русского войска, я в нем любил человека с ясным умом, с простой, прекрасной душою; снисходительного, попечительного друга, всегда милого, ласкового хозяина. Свидетель Екатерининского века, памятник 12 года; человек без предрассудков, с сильным характером и чувствительный, он невольно привяжет к себе всякого, кто только достоин понимать и ценить его высокие качества». Любовная семейная атмосфера (то, чего не было в доме Пушкиных) явно навеяла признание: «Мой друг, счастливейшие минуты жизни моей провел я посереди семейства почтенного Раевского».
О судьбах младших Раевских и отношениях Пушкина с ними я ещё буду писать подробно, а пока заканчиваю рассказ о генерале.
В конце 1824 года Раевский по собственной просьбе был уволен из армии «до излечения болезни», но насладиться мирной семейной жизнью ему было не суждено. 1825 год принёс ему много горя. Сначала умерла его мать, а после рокового 14 декабря были арестованы оба сына Раевского (правда, они вскоре были освобождены с «оправдательными аттестатами»), оба зятя и брат по матери В.Л.Давыдов (не говоря уже о многих родственниках и знакомых!). Тяжёлым испытанием стал отъезд в Сибирь к мужу любимой дочери Марии, которую он, практически не спросив о её чувствах, сам выдал за генерала С.Г.Волконского. Назначение новым императором в члены Государственного совета (в начале 1826 года) не улучшило состояния генерала…
Он ещё попытается вернуться на службу, рассчитывая, что его опыт пригодится русской армии в новой войне с Турцией (его зять М.Ф.Орлов напишет старику: «Что вы мне писали о ваших приготовлениях к войне, меня радует... Никто лучше вас не знает, как турок бить»), но Николай I не захочет увидеть его во главе войск, и в январе 1828 года Раевский получит вежливый отказ. И в это же время умирает его внук, двухлетний Николай Волконский. От этого удара Раевский, видимо, уже не оправился. В феврале 1829 года, приехав в Петербург и встретившись с А.С.Пушкиным, генерал заказал ему стихотворную эпитафию в память умершего внука…
16 сентября 1829 года Раевский скончался в селе Болтышка Чигиринского уезда Киевской губернии и был похоронен в фамильной усыпальнице в селе Разумовка. М.Н.Волкнская прислала из Сибири вышитое бисером изображение «Сикстинской мадонны» Рафаэля, которое повесили над могилой её отца.
После смерти мужа С.А.Раевская оказалась в трудном материальном положении и обратилась к Пушкину с просьбой «похлопотать» об увеличении пенсии. В январе 1830 года поэт писал А. Х. Бенкендорфу: «Вдова генерала Раевского обратилась ко мне с просьбой замолвить за неё слово… То, что выбор её пал на меня, само по себе уже свидетельствует, до какой степени она лишена друзей, всяких надежд и помощи. Половина семейства находится в изгнании, другая — накануне полного разорения. Доходов едва хватает на уплату процентов по громадному долгу. Госпожа Раевская ходатайствует о назначении ей пенсии в размере полного жалования покойного мужа, с тем, чтобы пенсия эта перешла дочерям в случае её смерти. Этого будет достаточно, чтобы спасти её от нищеты». Пенсию повысили до 12 тысяч рублей.
Впоследствии Софья Алексеевна уехала с двумя незамужними дочерьми в Италию для лечения и умерла 16 декабря 1844 года в Риме, где и была похоронена.
В следующей статье – о дочери генерала Марии Раевской (Волконской). Голосуйте и подписывайтесь на мой канал!
Начало читайте здесь
Здесь карта всего цикла о Каменке
Навигатор по всему каналу здесь
