История юродства в Византии.
Юродивый - это русское слово, соответствующий феномен в Византии обозначался словом "салос". Происхождение этого термина остается неясным для современных ученых. По одной из гипотиз, его корни следует искать в Сирии. Другой точки зрения придерживается профессор Л. Райден, считая, что этимология слова "салос" довольно сомнительна. Действительно, если исключить вариант его происхождения от сирийского слова "Sachla", то тогда это слово уходит корнями в историю Египта (8). Такое происхождение слова подтверждает информация Дж. Ставарда: "Пустыня Египта в IV веке была родиной традиции, которая воспринимала безумие как определённый призыв и дар Святого Духа" (10). Говорить о зарождении традиции "священного безумия" в Египте IV века, я думаю, некорректно, так как родилась она задолго до появления христианства. Можно сказать скорее о её продолжении и соответствующем наполнении особым христианским смыслом и символизмом. Считается, что юродство было характерно исключительно для Византийской и Русской духовной культуры. В других православных странах, например Болгарии, Сербии и Грузии, мистическая традиция юродства не прижилась. Возможно и другое обьяснение — в вышеназванных странах юродство не получило одобрения среди духовенства и осталось за пределами литературных произведений, хотя и бытовало среди маргинальных христианских сект гностического толка. Для того, чтобы проверить эту гипотезу, нужны дальнейшие исследования, выходящие за рамки данной работы.
Необходимо отметить, что среди юродивых, действительно, встречались душевно больные люди и некоторый процент самозванцев. Таким образом юродство является крайне редким призванием, в котором нелегко отличить ложное от истинного, святость безгрешного духовного делания от нечестивого притворства, ради стяжания материальных благ или похвалы.Нам, в первую очередь, интересны люди которые находясь в полном рассудке, сознательно решились на этот, воистину страшный, подвиг мистического служения. Многие юродивые, мало того что были психически здоровыми людьми, но и имели превосходное классическое образование. В греческой церкви особого почитания удостоились два юродивых: святой Симеон Эмесский(VIвек) и святой Андрей Константинопольский (IXвек). Симеон — личность вполне историческая. Он жил в середине или конце VI века, и о нём, в частности упоминает его современник, церковный историк Евагрий.(11). Житие Симеона, составленое примерно в сороковые годы VII века святителем Леонтием, епископом Неаполя на Кипре, отчасти основывается на более раннем, ныне утраченном письменном источнике. Важно что Симеон был образованным юношей и прежде чем избрать путь юродства, он вместе со своим сотаинником Иоаном, прожили 30 лет в пустыне, достигнув полного бесстрастия и высшей степени духовности. Длительная и суровая аскеза и интимное мистическое общение с Богом стали подготовкой для Симеона к его дальнейшему служению. В какой -то момент он почувствовал, что призван вернуться в город. Пережив " полет одного к Единственному", Симеон возвращается, чтобы " глумясь над миром", спасать людские души, неся сострадание бродягам, блудницам и попрошайкам. Юродивый ищет путь смирения и унижения, совершая провакационные поступки ради сокрытия своего духовного подвига. Симеон похож на бодхисатву, достигшего просветления, но добровольно отказавшегося уйти в нирвану с целью спасения простых людей от страдания. Можно сколько угодно спорить о разных религиозных наполнениях подобных действий в христианстве и буддизме, но если отбросить сложные богословские трактовки, то останутся два человеческих существа достигшие духовного совершенства и несущие людям благо. Симеон находится в полном рассудке, вступая на путь юродства и остается психически здоровым человеком, продолжая "глумиться над миром". Всем своим образом жизни он свидетельствует о фундаментальном противоречии высшей Божественной реальности и человеческого способа существования, показывая пропость между царствами мира сего и Царством Небесным. Обретя полное бесстрастие и достигнув смиренного самоуничижения, сравнимого, пожалуй, только с идеальным кенозисом Христа, Симеон , как и другие истинные юродивые, приблизился к цели христианского мистицизма — к обожению, так желанному для исихиастов. Таким образом, даже пользуясь агиографической литературой в качестве источника информации, нам несложно увидеть в образе Симеона Эмесского, прежде всего описание мистика, достигшего теснейшего соприкосновения с Высшей Реальностью. Это не отменяет его служения обществу, оно является частью избраноого Симеоном пути, на котором он становится проводником Божьего промысла к погрязшим во грехе людям. Симеон играет и смеется, но шутки его далеко не смешные, некоторые деяния юродивого кажутся негуманными и даже жестокими, но " пути Господни не есть пути чельвеческие" и дело спасения есть тяжкий духовный труд.
Андрей Цареградский жил несколько позже Симеона, но его житие, так же, есть выражение пути смирения и отречения от собственного разума и достоинства ради созерцания Царствия Божьего. Святой Андрей — скиф, купленный византийским вельможей на рынке рабов, показал себя в работе умным и книжным человеком, ревностным христианином. Это еще раз подтверждает, что юродивые Византии, по преимуществу, не маргиналы, ищущие наживы и не городские сумасшедшие, а образованные люди осознанно выбравшие путь мистического служения.
Житие Андрея Юродивого написано в том же ключе что и описание жизни Симеона Эмесского, но развернуто в целый агиографический роман, наполненый множеством мистических аллюзий, отсылающих нас к гностическому символизму и идеям не характерным для ортодоксальной церкви. Чего только стоит видение борьбы Андрея с демоном, принявшим вид огромного черного эфиопа. Ристание, проходившее на виду сонма праведников и армии ада, может напомнить о дуализме, предполагающем борьбу между сынами света и воинами тьмы. Намек достаточно прозрачен, но дальнейшее повествование снова и снова открывает нам мистические символы, зашифрованные в житии. Видение райского сада, замерзающим юродивым, его путешествие через семь небес рая к Божественному престолу и своеобразная эсхатология, использованная в произведении, наполнены глбоким скрытым смыслом. Для нас же важно, что в житии юродивого, наполненном множеством чудес, автор раскрывает образ Андрея, как мистика предельно близкого к Небесным высям. Вместе с тем многие ученые сомневаются в историческом существованиии Андрея Цареградского и поэтому нам придется обратиться к описанию ещё одного христианского мистика Византии, связанного с феноменом юродством, чья историчность ни у кого не вызывает сомнений. Савва Новый жил в четырнадцатом веке и был учителем Константинопольского патриарха Филофея Коккина. Будучи уже в преклонном возрасте Савва собрал вокруг себя общнство просвещенных исихастов, среди которых был и Филофей, составивший впоследствии житие учителя. Савва в своё время " имел в намерении, как он сам потом разъяснил… пройти через все пути жизни, ничего из этого не оставив, сколько это от него зависело, неизведанным и неиспытанным.(12). Решив посвятить себя на время подвигу юродства, который он почитал одним из высших, заключающих "сокровенную мудрость", Савва вёл типичную для юродивого скитальчесскую жизнь. Подвиг Саввы осложнялся и тем, что он оставался исихастом и, юродствуя, хранил ещё и обет молчания.
" Не как попало и необдуманно мудрый прикидывался дураком, подобно некоторым, которые не знаю каким образом, обманывали себя, не прикидываясь только дураками, но будучи ими на самом деле…низвергались легко в страсти, бесстыдно поступая и говоря словно безумные. Не так великий Савва (13)"— пишет, с большой теплотой к учителю, Филофей. Доведя до предела опыт смирения и аскезы, Савва в итоге вернулся к иноческой жизни, став значительным деятелем церкви. Следовательно, опыт юродства может быть временным мистическим упражнением. Такой вывод тем более указывает на то, что юродство являлось мистической традицией, включавшей в себя определенные техники достижения состояния святости, хорошо известные в средние века.
