Тот случай, когда самые проникновенные слова тускнеют на фоне звуковой мозаики, как лампочка над подъездом в ночь полнолуния. Поэтому сегодняшний текст следует понимать, как распечатку случайно записанного, внутреннего монолога.
Имена на обложке напоминали название пароходной компании в английском романе – Эмерсон, Лейк и Палмер. В отказе от эффектных образов, столь милых сердцу любителей рока, было нечто добросовестно старообразное.
Впрочем, обложку видел не каждый, а музыку, исполняемую трио, могли описать единицы. «Сонни и Шер» виделись персонажами Джека Лондона или Марка Твена, «Саймон и Гарфанкель» – адвокатами из политического детектива, а малоизвестный дуэт Бивера и Краузе – четой врачей-садистов.
Uriah Heep заставил вспомнить про Диккенса, и, хотя наркоманский жаргон к тому времени еще не стал разговорной нормой, это был «облом». Ультрасовременная по виду и саунду группа – а к ней в нагрузку девятнадцатый век, тома подписного издания, над которым дрожат старики.
Кит Эмерсон возник как таинственный остров в море молодежного примитива, где, как детишки в лягушатнике, брежневский тинейдж резвился под Криденс, Кристи и Шокин Блу.
Никто не говорил, что он плох, никто не признавался, что его музыка вызывает страх и мысли, чреватые полным сумасшествием. Это была сенсация, которую мало кто осмеливался анализировать вслух, опасаясь наделать ошибок. Поэтому я не удивился, прочитав на красной майке у одного восьмиклассника Amerson, (sic!) Like and Palmer.
Юноша умудрился допустить две опечатки, не подозревая, что идет по стопам Slade, для пущей пролетарской простоты умышленно пишущих названия своих хитов «безграмотно».
И массовый Slade Alive, и культовая «Трилогия», будучи внешне полярно противоположны, служили фонограммой единой ролевой игры в «бунтарей» и «снобов».
В обе пластинки было заложено то, что наиболее привлекательно для молодого ума – эпатаж и эстетство. Как латынь и матерная брань в одном романе.
Чтобы уловить скрытые на них нюансы, оба диска следовало прослушивать громко. Громкость зависела от розеток. «В военное время такие группы надо ставить к стенке за перерасход электроэнергии» – мрачно острил обозреватель Лестер Бэнгс, расценивая излишества Эмерсона, как эксцессы бессодержательной мегаломании.
Позднее к «вредителю» добавился образ продавца-консультанта в отделе клавишных, маниакально демонстрирующего возможности электроинструментов. Но в советской торговле семидесятых не было такой должности, да и мало кто видел сценическое шоу великого пауэр-трио.
Зато, если не многие, то все, кому это надо, отметили, что у Швейцера в «Бегстве мистера МакКинли» Алла Демидова толкает речь на фоне пьесы из «Таркуса».
Саундтреки или, как их тогда называли, фильмовики, кто бы ни был в них задействован, вызывали досаду и недоверие. Лишенное видеоряда Inferno вызывало одно желание – поскорей от него избавиться, а процедура избавления сама по себе проходила по канонам кино-ужаса. Поскольку фильмы Дарио Ардженто – ни что иное, как тщательно продуманный музыкальный клип, в котором роль гитарных рифов выполняют самоцитаты, слушатель звуковой дорожки чувствовал себя инвалидом по зрению.
Восстань, сделай так, чтобы любые фильмы стали доступны всем желающим! – советовал внутренний голос, но сознательный гражданин, понимая, что заявлять куда следует на собственное alter ego, это уже слишком, отмахивался и шел за бутылкой.
Люди довольствовались малым. «Трилогия», «Таркус» и «Картинки с выставки» нормально играли в обычной комнате на обычном, купленном в рассрочку, магнитофоне, порождая в голове необычные образы, не хуже, чем в зале филармонии. Музыка Эмерсона, обильно приправленная фрагментами классики, которую в её чистом виде привыкли слушать из-под палки, возносила маленького человека к вершинам декораций из папье-маше. И, не зная имен Лигети и Бартока, он казался себе автором этих диковинных звуковых комбинаций, совсем не похожих на блюзовый «квадрат».
Дебютный альбом содержит в себе все основные ингредиенты дальнейших работ, которые, в силу, если не совершенства, то завершенности избранной формы, бессмысленно делить на «сильные» и «слабые». Строгое соответствие самых замысловатых эпизодов правилам композиции интуитивно чувствует даже не знакомый с музыкальной теорией дилетант.
У нас нет желания анализировать достоинства и нестыковки таких эпических опусов, как 1983… Хендрикса, Moonchild «Кинг Кримзон» или Three Fates Эмерсона. История рок-музыки давно перешагнула возрастную грань, за которой развенчание или обожествление играют существенную роль. В голове современного человека оба процесса занимают несколько секунд, никак не отражаясь на качестве объекта его ревизионистских капризов.
Ознакомление с материалом, записанным сорок восемь лет назад, напоминает разговор со взрослым незнакомцем в пивной, который успел вас заинтересовать, но куда-то скрылся, не оставив координат. Возможно, это был ваш двойник из прошлого, который когда-то выглядел посланцем из будущего. На каком-то этапе интуитивное понимание игры становится аналогом владения инструментом. С этого момента мы, отбросив амбиции, понимаем, как прекрасен возврат к временам, когда в течении года слушали и обсуждали один и тот же альбом, с восторгом дикарей, знающих своё место во вселенной. Верхом конструктивной критики «Картинок с выставки» казался вопрос, почему именно среди них есть «Баба Яга», но отсутствуют «Два еврея».
Последнее время стало модно благодарить арт-музыкантов за приобщение лоботрясов к классике и джазу. На самом деле, потребность в материале повышенной сложности диктуют возраст и сумма несбывшихся надежд. Лично мне Эмерсон так и не привил интереса к серьезной музыке, чьи элементы я воспринимаю только как украшение стереотипных роковых клише, которые устраивают меня своим однообразием.
Чем дольше длится жизнь, тем больше кажется, что ты находишься на необитаемом острове, и пьеса Barbarian – единственный доступный тебе продукт цивилизации. В ней есть всё, что нужно знать о фобиях людей двадцатого века. Всё, кроме вокала. Но, при желании, слова может придумать и спеть сам «робинзон». Главное, не прозевать время эфира.
Честно говоря, достаточно одного вступления – ведь остальное давно известно. Так же, как, вместо овации, хватит и одного хлопка в ладоши.
Основой одного из наиболее впечатляющих прологов программы в стиле рок послужило Allegro Barbaro, сочиненное Бартоком накануне Первой Мировой Войны. Вдова композитора прожила достаточно долго, чтобы обвинить Эмерсона в присвоении.
То есть, и в данном случае образ грядущего оказался сделан из того, что похищено в прошлом.
Жить не замечая перемен – уже преступление, внушают агенты мафиозного кейтеринга, то и дело подталкивая нас к принудительной дегустации подозрительных блюд.
Джон Фэи рисковал репутацией, играя насколько можно монотоннее и проще, когда в моде были сложность и пестрота. Сегодня его акустический аскетизм не противоречит помпезности Эмерсона. Реакцией на обе крайности все равно будет единственный хлопок «робинзона», похожий на выстрел из детской игрушки.
Надо ли быть образованным, чтобы понимать? И стоит ли понимать то, что само по себе загадочно и бесконечно. Ведь разобраться означает – покончить с энигмой навсегда. Помните, как Никулин, уже готовый к героической смерти, узнаёт, что рапира Шурика пронзила всего лишь украденную им поллитру?..
Мне кажется, музыку прошлых лет нужно слушать, как дети, переболев научной фантастикой, смотрят мультфильмы для самых маленьких.
Многое теряет популярность просто потому что прошло какое-то количество лет и пришла пора чем-то пожертвовать, кроме себя. Но – устаревая, вещь созревает для повторного рассмотрения. А мы, отставая от времени, медлим в готовности к переосмыслению того, что казалось нам бессмысленным, будучи на устах у всех.
Я слушал первый альбом ELP всю прошедшую неделю. Поднимал архивы рецензий – многое совпадает, кое-что помню с тех времен, хотя доходило оно, конечно, не сразу.
В основном громят – сначала музыкантов, а потом и тех, кто громил и высмеивал их за гигантоманию и китч.
Арт и прог – жанры уязвимые со всех сторон, но меня интересует впечатление школьника начала 70-х, который понятия не имеет о том, что пишут, тем более, что будут писать о том, что в данный момент играет у него на магнитной ленте.
А в музыке первых альбомов весьма привлекательно просматривается shape of things to come – тематика и образность картин, созданных в седьмой декаде прошлого века, у которого впереди было еще целые тридцать лет бурной жизни, насыщенной в основном катастрофами.
Страсть Кита Эмерсона к максимальной громкости отчасти можно объяснить желанием заранее заглушить звук последнего выстрела, который оборвал его жизнь в стиле итальянского «джалло».
Маэстро умер – да здравствует маэстро!
👉 Бесполезные Ископаемые Графа Хортицы
Telegram I Дзен I «Бесполезные ископаемые» VK
Читайте далее:
* The Supremes and The Four Tops. Вершины и Женщины
* Знаменитые обложки пластинок. Фрески аббатства Чефалу
