О последнем Наследнике русского престола Цесаревиче Алексее последнее время пишут много. Даже иллюстрированный роман создали: «Спасти цесаревича Алексея». Вариация жизни. Вариант жизни. А был ли он у него, запасной вариант? Спорить с любителями альтернативной истории бесполезно. Они все равно всегда будут придумывать свои версии бегства и спасения для успокоения сердца. А нам остается лишь признать горькую истину: Россия, допустив возможность кровавой расправы над больным подростком, наследником Империи, подписала и себе тогда, в июле 1918 года, приговор, медленную агонию, растянувшуюся на семьдесят лет.
Вспоминается невольно Г. Гейне. «Возмездие ходит медленно и прихрамывая.»
Алексей Николаевич Романов был красив чрезвычайно. Любим в семье .Искренен, сдержан в манерах, по мере взросления. Одухотворенно, серьезно религиозен.
Его детская, солнечная вера шла от сердца и умягчала всякие же сердца.
У него было любящее мир и людей, глубокое одухотворенное понятие о Жизни. Вдумчиво и искренне относился Алексей Николаевич к людям, любил размышлять и мечтать.
Воспитатель и учитель Цесаревича Пьер Жильяр писал о нем с искреннею теплотою:
«Он вполне наслаждался жизнью, когда мог, как резвый и жизнерадостный мальчик. Вкусы его были очень скромны. Он совсем не кичился тем, что был наследником престола, об этом он всего меньше помышлял. Его самым большим счастьем было играть с двумя сыновьями матроса Деревенько, которые оба были несколько моложе его.
У него была большая живость ума и суждения и много вдумчивости. Он поражал иногда вопросами выше своего возраста, которые свидетельствовали о деликатной и чуткой душе. Я легко понимал, что те, которые не должны были, как я, внушать ему дисциплину, могли без задней мысли легко поддаваться его обаянию. В маленьком капризном существе, каким он казался вначале, я открыл ребенка с сердцем, от природы любящим и чувствительным к страданиям, потому что сам он уже много страдал».
Жильяру горячо вторили и другие мемуаристы, близкие Семье, может быть не такие искусные и беспристрастные, но вполне искренние: Софья Яковлевна Офросимова вспоминала, например:
«Живость его не могла умериться его болезнью, и, как только ему становилось лучше, как только утихали его страдания, он начинал безудержно шалить, он зарывался в подушки, сползал под кровать, чтобы напугать врачей мнимым исчезновением… Когда приходили Княжны, в особенности Великая Княжна Анастасия Николаевна, начинались страшная возня и шалости. Великая Княжна Анастасия Николаевна была отчаянной шалуньей и верным другом во всех проказах Цесаревича, но она была сильна и здорова, а Цесаревичу запрещались эти опасные для Него часы детских шалостей».
Согласно мнению многих людей, окружавших Алексея, он обладал сильной волей, которая была не просто наследным качеством, но развилась и окрепла из-за частых физических страданий, причиняемых ребенку страшной болезнью. Болезнь стала своеобразным воспитателем маленького стоика. По словам Анны Танеевой, «частые страдания и невольное самопожертвование развили в характере Алексея Николаевича жалость и сострадание ко всем, кто был болен, а также удивительное уважение к матери и всем старшим».
Мать свою, государыню Александру Феодоровну, он просто боготворил. С трепетом воспитанного юноши относился мальчик и к вдовствующей Государыне, бабушке Марии Феодоровне, ждал ее визитов, мечтал побывать на ее родине в Дании с нею вместе, и выучить датский язык, чтобы в подлиннике читать сказки и легенды Андерсена. Он очень их любил и жадно слушал волшебные пересказы из уст бабушки.
Едва научившись писать, наследник российского престола каллиграфически старательно выводил на почтовых карточках и бумаге с вензелями простодушное поздравление ко дню Ангела бабушке -– строгой и тонной только - внешне, с темными, теплыми очами ангела, девически подвижной и улыбавшейся ему всегда так, что в комнате, казалось, сияло солнце.
« Милая бабушка, скоро день твоего Ангела! Поздравляю тебя с наступающим праздником и от души желаю Тебе: будь здорова и пиши мне.
Любящий тебя Алексей.
10 июля 1914 года. Александрия.»
Подпись Алексея Николаевича, каллиграфически оформленная росчерком – парафом располагается точно в середине письма, как на дворцовом рескрипте. Слово «Александрия», обозначающее местность, где находился Александровский дворец - большой парк в Царском селе, немного заросший – написано с «ижицею» и чуть изысканно растянуто.
Вся нежность и ласковость к бабушке, сердечная распахнутость ребенка прячется, с очаровательным смущением, в словах обращения: «Милая бабушка», все остальные предложения кажутся шутливыми приказаниями : «будь здорова и пиши мне!» - между бабушкой и внуком установлена как раз та дистанция, которая предполагает мягкую и ненавязчивую короткость истинной и нежной заботливости. Заботливости искренней и теплой, очень принятой в царственной Семье.
Вверху открытка - письмо оформлена графически шутливым рисунком: мальчик паж подает чернильницу своей хозяйке. Простой образчик почтовой бумаги для детского письма, без всяких вычурных императорских вензелей. Рисунок цветной.
Последние же записочка Алексея, предназначенная Коле Деревенько, написаны на обычной бумаге, сероватого оттенка в одном их них есть знак того, что Цесаревич глубоко и ясно понимал свою обреченность: В конце шутливого письма к закадычному дружочку, Алексей Николаевич неожиданно приписывает странное на первый взгляд и ненужное слово «конец»......
Конец записки. Жизни. Эпохи. Мальчик пытается шутить, передает приветы, но. Впрочем, вот подлинный текст записки:
"Дорогой Коля,
Всѣ сестры Тебѣ, Мамѣ и бабушкѣ кланяются. Я чувствую себя хорошо. Какъ здоровье бабушкѣ? Что дѣлаетъ Феферъ. Днем болѣла голова, а теперь совсѣм прошла. Крѣпко обнимаю Тебя и давлю ногами. Кланяйся Боткинымъ отъ насъ всех.
Всегда Твой
Алексѣй."
Подпись начертана спиралью во всю ширину листа: "Конецъ".
На обороте в левом верхнем квадрате надпись красными чернилами: «Разрешено Хохряковъ 1), 2).»
Из ссылки Алексей Николаевич написал немного писем. Уцелело всего четыре. Дневник тоже пропал, ему «повезло» в том плане, что были под него и подделки, и попытки продажи на аукционах и спекуляции якобы последними записями
Лишь немногие из исследователей решились заниматься судьбою маленького наследника погибшей Атлантиды всерьез. Среди них - Ольга Барковец. С помощью ее небольшой книги о Цесаревиче - еще несколько цитат из его дневника:
Поздняя осень 1916 года. Ставка. Могилев.
9 ноября.
Наконец-то мне разрешено встать. Поднялся рано и пил кофе ячменный за общим столом. Написал письмо mama. Катался на моторе до вокзала и обратно, захватив с собой Джоя и в первый раз Котьку. Тает, и гололедица такая, что все падают наземь. Завтракал со всеми. Узнал, что скончался император Франц-Иосиф. После завтрака отдыхал, играл и занимался. За обедом в первый раз ел борщ, приготовленный по образцу конвойного. В семь с половиной часов был уже в постели и слушал чтение "Сига". Papa велел выдать пособие одной бедной учительнице - 300 рублей".
"10 ноября.
Встал сегодня немного попозже, утренний кофе пил за общим столом. Написал письмо mama и Макарову. Катался на моторе до старой Ставки и обратно. Оттепель и гололедица. Были уроки французского и английского языка, а также географии. За обедом опять наслаждался борщом. Вечером был в синема. Драма "Исповедь заключенного" очень интересна, а шарж Брея "Рассказ охотника" - забавный и смешной".
В последних записях цесаревича из Екатеринбурга нет прежних примет обстоятельности.
Лишь фразы « День провел, как всегда. И также скучно."
И лишь одна из записей, диссонансом: «Если будут убивать, лишь бы недолго мучили.»
И не хочется давать к ней, записи, никаких, комментов. Думаю, понимаете, почему.....
______________________
Авторский текст эссе - Лана Астрикова.
