1. То, во что никто не верил
В сентябре 1920-го года Антон Семенович Макаренко ввязался в авантюру, благодаря которой остался в веках - взялся за перевоспитание беспризорников, заодно перебивавшихся и мелкой уголовщиной - начал делать из них советских людей. Босяков было много, а денег, персонала, методик и, самое главное, авторитета персонала у этих самых босяков на начальном этапе не было. Несмотря на это, все удалось, и эта самая авантюра стала одним из немногих действительно удачных случаев перевоспитания тяжелых детей и подростков. Итак, ровно сто лет назад, 4 декабря 1920-го года Макаренко принял первую полдюжину подростков возрастом в 16-18 лет.
За восемь лет эта история разрослась с шести борзых переростков до четырех сотен разновозрастных воспитанников. Бывшая колония для малолетних преступников, затем поместье братьев Трепке, затем Куряжский монастырь - с каждым переездом на новую территорию коллектив, с определенного момента взявший себе имя Колонии имени Горького, разрастался, укреплялся, обрастал традициями и переживал различные стадии развития нормального живого организма. И на протяжении всего своего существования у него были как сторонники, так и ярые противники. И главной фигурой, считавшей, что Макаренко делает не то, что надо, в определенный момент оказалась вдова Ленина.
2. Как теория победила практику
Владимир Ильич на тот момент всего четыре года как лежал в Мавзолее, поэтому ко мнению Надежды Константиновны пока еще прислушивались. Главной ее претензией было оспаривание воспитательных методов Макаренко, причем критика была весьма резкой. Настолько резкой, что летом 1928-го года Антону Семеновичу пришлось в срочном порядке сдать управление колонией - к удивлению и печали воспитанников и остального персонала.
Надежда Константиновна, не имевшая педагогического образования, смело озвучивала свое мнение по поводу массы воспитательных моментов. Надо полагать, так мог бы рассуждать о живописи дальтоник. Именно с ее критики в адрес Корнея Чуковского в том же 1928-м году стартанула так называемая борьба с чуковщиной - в те годы на волне борьбы с мещанством возникла весьма странная идея о том, что сказки детям страшно вредны, поэтому их надо запретить, даже народные, а уж нездоровые фантазии о распивающих чаи мухах и курящих сигары крокодилах и вовсе предлагалось гнать поганой метлой.
Заметим в скобках, что Крупская не просто была всю жизнь бездетной. Она даже к преподаванию детям приступила очень поздно, а до того учила взрослых, и то весьма непродолжительными периодами. Воспитанием детей и подростков Крупская занялась только когда ей было уже за 50 и почти исключительно с формально-идеологической стороны - стояла у истоков комсомола и пионерии. То есть, представление о том, как управляться с босяками, были у нее, воспитанницы дореволюционной частной женской гимназии, весьма смутными и опирались на голую теорию о том, как, в ее представлении, не надо. Не надо, к примеру, держать в одном коллективе мальчиков и девочек вместе. Не надо оперировать понятием "честь" - это белогвардейщина. И вообще, предложенная Макаренко система воспитательного процесса "есть система не советская". И этого оказалось достаточно, чтобы угробить восемь продуктивнейших лет работы человека, признанного одним из четырех величайших педагогов планеты.
3. О чем кричат диванные войска
Но если уж тогда не разобрались, имея все возможности приехать на место и вживую понаблюдать за тем, что в Колонии на самом деле происходит, нечего удивляться тому, что сегодня Интернет полон запоздалой критики в адрес как системы воспитания Макаренко, так и самой его личности как человека.
Главным аргументом является факт наличия у Макаренко огнестрела. С наганом, мол, кто хочешь детей на подоконнике в три шеренги построит. Пригрозил - и все, конечно, стали шелковыми. Это мнение очень широко распространено, но не имеет под собой никаких оснований. Более того, те, кто его озвучивает, вероятнее всего, не читали ни "Педагогическую поэму", ни какие-то другие материалы по теме, а если и делали это, то давно и по диагонали.
4. Так что же там с наганом?
Начнем с того, что наган у Макаренко появился не сразу. С сентября и до самой зимы 1920-го - в первые месяцы существования будущей Колонии, когда воспитанники персонал ни в грош не ставили, то есть, именно что в самый тяжелый начальный период - педагог обходился без него, а обзавелся он им с трудом и, скорее, для самозащиты. На большой дороге поблизости грабили проезжих, причем чистые грабежи довольно быстро перешли в мокруху. Так что с этим самым огнестрелом Антон Семенович выходил встречать их собственную бричку, возвращавшуюся из города.
Кроме этого, наличие огнестрела ничего не гарантирует: шестеро молодых полууголовников, из которых один той же зимой сел-таки за убийство, с легкостью отобрали бы этот самый наган, тщедушный очкарик Макаренко и пикнуть бы не успел. И он это прекрасно понимал.
Использовать оружие против воспитанников Макаренко вовсе не собирался, он лихорадочно искал педагогические подходы к своей первой полудюжине подростков. Цитирую его самого: "Я во всю жизнь не прочитал столько педагогической литературы, сколько зимою 1920 года. ...У меня главным результатом этого чтения была крепкая и почему-то вдруг основательная уверенность, что в моих руках никакой науки нет и никакой теории нет, что теорию нужно извлечь из всей суммы реальных явлений, происходящих на моих глазах. Я сначала даже не понял, а просто увидел, что мне нужны не книжные формулы, которые я все равно не мог привязать к делу, а немедленный анализ и немедленное действие."
Собственно, первым поворотным моментом стал вовсе не наган, а мордобой. Педагог, сорвавшись (и не нам, сидящим в теплых квартирах, его за это упрекать), влепил пощечину одному из окончательно зарвавшихся воспитанников: "В состоянии гнева и обиды, доведенный до отчаяния и остервенения всеми предшествующими месяцами, я размахнулся и ударил Задорова по щеке. Ударил сильно, он не удержался на ногах и повалился на печку. Я ударил второй раз, схватил его за шиворот, приподнял и ударил третий раз."
И здесь нужно отметить одну очень важную вещь: сработало вовсе не насилие. Дело в том, что персонажу, выведенному в книге под фамилией Задоров, ничего не стоило в ответ так отметелить Макаренко, что тот и подняться бы не смог. Вместо этого случилось совсем другое: Антона, как звали его воспитанники, внезапно зауважали.
5. В чем сила, брат?
Во-первых, как ни верти, всплеск чистой ярости - это очень сильный энергетический удар, перед которым мало кто устоит. Задоров был просто смят им, физическое превосходство в подобные моменты даже на ум не приходит. "Во всей этой истории они не видят побоев, они видят только гнев, человеческий взрыв. Они же прекрасно понимают, что я мог бы и не бить, мог бы возвратить Задорова, как неисправимого, в комиссию, мог причинить им много важных неприятностей. Но я этого не делаю, я пошел на опасный для себя, но человеческий, а не формальный поступок."
Во-вторых, сыграл тот факт, что Задоров не был тупым уголовником, он "...был из интеллигентной семьи -- это было видно сразу. Он правильно говорил, лицо его отличалось той молодой холеностью, какая бывает только у хорошо кормленых детей." До такого человека есть шанс достучаться и велика вероятность перетащить его на сторону своих убеждений, после чего он уже по своей воле становится соратником в деле очеловечивания менее цивилизованных персонажей. Ну а дальше коллектив уже идет по накатанной, главное держать руку на пульсе - а Макаренко знал в лицо и по характерам всех до единого своих воспитанников.
Далее события представляют собой цепь счастливых обстоятельств, в которую вплелся талант Макаренко как педагога, помноженный на его неформальность, чуткость, понимание важности дисциплины, равноправия и собственного примера в работе со сложными и запущенными детьми и подростками.
Думаю, если бы первый персонал будущей Колонии Горького полным составом посиживал в уютных кабинетах и спал на мягких перинах, ничего бы не вышло. Малолетки, пережившие невзгоды беспризорщины, очень тонко чувствуют малейшую фальшь, так что педагогов приняли в итоге за своих еще и потому, что те ели то же, что и колонисты, спали на том же, на чем и колонисты, и работали на износ физически ничуть не меньше колонистов, а то и больше.
6. Почему у других так не получается?
Самое главное: Макаренко не боялся импровизировать в меру разумного. Он трезво оценивал каждую конкретную ситуацию и действовал по обстоятельствам - как на войне - а не упирался в книги по педагогике. Ведь в теории можно расписать все на свете, но практика непременно внесет свои коррективы.
Очень мало удачных воплощений методов, наработанных в Колонии имени Горького обусловлено тем, что не все так гибки и одновременно стойки, как был Макаренко. Использовать "Педагогическую поэму" как простую инструкцию нельзя, каждая ситуация и каждый коллектив уникальны, тем более на разных исторических отрезках.
Ну и фактор удачи все-таки тоже нельзя отбрасывать, ведь в том ходе событий замена одного-единственного участника на начальном этапе могла привести совсем к другим результатам.
Представим, что впервые "тыкнул" бы Макаренко не Задоров, а тот самый уехавший за мокруху Бендюк. Подозреваю, что писать сейчас мне было бы не о чем и не о ком - нагана на тот момент у Макаренко еще не было, обороняться было нечем. Или во время инцидента с первой кражей денег Таранец бы промолчал, не сдал Буруна. Вполне возможно, что действительно вскоре все окончательно раскрали бы и разбежались.
В любом случае, наличие оружия панацеей не является и никак не влияет на процесс налаживания цивилизованных контактов с кем бы то ни было, даже с босяками 20-х годов ХХ века. "Самые правильные, разумные, продуманные педагогические методы не принесут никакой пользы, если общий тон вашей жизни плох. И, наоборот, только правильный общий тон подскажет вам и правильные методы обращения с ребенком и прежде всего правильные формы дисциплины, труда, свободы игры и авторитета.
