Ехали мы больше суток без задержек на контрольных пунктах. А молва о том, что я еду, долетела до поселка раньше нас (уж очень хорошо работала селекторная связь). К нашему приезду была уже подготовлена большая, хорошо вымытая и с необходимой мебелью комната на втором этаже в доме для ИТР.
Дальстрой ценил свои кадры, но работы требовал безотказной. Работала с 9.00 до 13.00 часов, час на обед, далее до 18.00 часов, два часа на отдых, и с 20.00 часов до 24 часов и более. Отдых один день — воскресенье. Отпуск на шесть месяцев через три года с оплатой проезда на пароходе или самолете. А если приезжало начальство из Магадана или Москвы, то приходилось работать и по воскресеньям, и по ночам. Во время отпуска предоставлялась путевка в хороший санаторий.
Такая жизнь лично меня устраивала, только длинная зима, да суровые морозы очень уж надоедали. Оклад у меня был 2200 рублей, плюс каждые полгода 10% надбавка, так что к концу пятого года я получала по 4400 рублей в месяц. А в Москве, работая начальником отдела в Мосакадемстрое, я получала 1200 рублей в месяц, правда, рабочий день был только восемь часов.
В отделе у меня было девять человек. Специалисты хорошие. Среди них был один спецпоселенец по фамилии Гунько. Он раньше работал начальником планового отдела очень крупного завода. Он мне помогал, практически учил меня работать. Спасибо ему. Начальник автобазы — полковник Ицков встретил меня строго-приветливо. Но уже на второй день, повысив голос, стал что-то резко приказывать. Я ему сказала, чтобы он никогда не повышал на меня голос, и вышла из кабинета без разрешения. Он через каждые двадцать минут вызывал меня снова — раз пять или шесть. И каждый раз я, не дослушав его, выходила из кабинета, а он инстинктивно рукой брался за кобуру пистолета.
В дальнейшем, больше он на меня голос не повышал, внимательно следя за всеми моими делами. Спокойно дал разрешение иметь домработницу из заключенных, какую я подберу сама. Без помощи я не могла обходиться, ведь детский сад работал только днем. За содержание домработницы я вносила соответствующую сумму в кассу базы.
И только теперь я дала о себе знать в Москву. Написала письмо брату и подруге Тамаре. Я была уверена, что отношение с начальством у меня наладится, и в поселке Палатка я буду жить четыре года до окончания срока договора. Я была сильно засекречена, а в конце анкеты было написано, что в случае разглашения какой-нибудь тайны — высшая мера наказания. Под этими словами я и расписалась. Не буду врать, удовольствия не получила, но почему-то не было страшно. Практически я жила, можно сказать, свободно. Никого и ничего не боялась. Хорошо жила.
Работать было сложно. Мы внедряли хозрасчет. Отделу пришлось составить более сотни смет, разработать десятки маршрутных карт на прохождение деталей по цехам, заниматься то транспортом, то производством, то почти бюджетными организациями. Впервые я освоила сложности планирования в строительстве, составлении расчетов по технико-экономическим обоснованиям, титульных списков на проектно-изыскательные работы и просто титульных списков на строительство каких-нибудь объектов. Необходимую справочную литературу через плановый отдел главка заказывали в институты Москвы. Практически это был мой второй университет, даже еще, пожалуй, и получше.
20 век в воспоминаниях моей бабушки. Начало здесь.
© «Следы памяти», Рахманова С.А. Москва, 2020 г., автор: Рахманова Вера Михайловна
