5.
Когда у тебя муж известный, успешный и востребованный адвокат из семьи богатых, влиятельных ювелиров, когда твоя золовка, с виду бледная, вялая моль, но моль с золотыми руками и фантастическим воображением, творящая волшебство из золота и серебра, когда ты сама известный в городе гинеколог и если ты при все этом еще и немножечко понимаешь и знаешь людей, если ты хотя бы немножечко умна, то считай весь город лежит у твоих ног и стоит только щелкнуть пальцем... Жанна Валерьевна не стала этого делать, она просто сняла телефонную трубку и уже через час испуганную семью Чусовых милицейский УАЗик привез к дому номер 334, что по улице Гоголя. Андрей Андреевич, надломленный смертью любимой матери и почти уничтоженный откровениями жены и сына, медленно вышел на улицу и тихо сказал:
- Прошу нас простить за столь грубое вмешательство в ваш выходной день, но, видите ли..
- Зайдите в дом, мальчик путь побудет во дворе, - Жанна Валерьевна не собиралась нежничать с людьми, которые ее практически обокрали. Она неприязненно посмотрела на Сашку, который прыгал от радости (он все-таки сможет передать мячик!), глядя на гроб, наполненный, казалось, одними цветами, так мальчик подумал и только позже, подойдя поближе, он заметил длинный острый нос, торчащий из вороха роз и гвоздик.
- Шарик ошибся с номером дома, - успел сказать Сашка родителям до того, как их увели в незнакомый дом, а это значит, мальчик мог спокойно засунуть мячик в гроб.
- Отойди от покойницы, мальчик, это тебе не баловство, - строго сказала Сашке соседка Аделаиды Сергеевны баба Зоя и тут же схватилась за поясницу и охнула, - ох ты ж, в спину вступило.
Бабу Зою заботливо подхватили под руки соседки и сочувственно охая и ахая увели внезапно заболевшую бабку в дом, а Аделаида Сергеевна довольно улыбнулась. Ее странное, промежуточное состояние позволило ей сделать то, о чем в жизни она и не могла мечтать, а именно от души стукнуть бабу Зою по спине в отместку за постоянные жалобы на листву любимого клена Аделаиды Сергеевны, которая, о ужас, каждую осень нагло падала на тротуар и летела к воротам бабы Зои, создавая ужасный беспорядок.
- Спилить клен, одна грязь от него, - бесновалась баба Зоя и дополнительно вспоминала все смертные грехи семьи Кузнецовых, как то: лай собаки, злостный погрыз баб Зоиных огурцов кузнецовским котом, причем наглая тварь сгрызала огурчики самые красивые и вкусные, оставляя на плетях плохо опыленных уродцев, вспоминала каждый громкий звук, шум машин, крики детей... баба Зоя помнила так много, что всегда теряла голос задолго до того момента, когда можно было поставить точку на грехах Кузнецовых. Аделаида Сергеевна терпела все нападки стоически, как ее и учили, но всякому терпению приходит конец. Ее пришел уже в загробном мире и баба Зоя наконец-то получила то, что всегда заслуживала за свой слишком уж наблюдательный характер.
Соседки охали над внезапно заболевшей сплетницей, взрослые укрылись в доме и Сашка беспрепятственно подошел к Аделаидам Сергеевнам: одна лежала в гробу, вторая сидела около него и ласково улыбалась мальчику.
- Вот, это Шарик просил передать, - тихо сказал Сашка и задумался, куда сунуть мячик. В ноги или положить около головы?
"Положи около локтя, я поиграю с твоим Шариком," - беззвучно посоветовала мальчику Аделаида Сергеевна и тихонько подтолкнула его руку. Сашка послушно положил мячик под цветы и покрывало и задумался, что же делать дальше. Он сел на стул около гроба, не решаясь заходить в дом, хозяева показались ему слишком злыми, да он и не хотел лезть во взрослые дела. "Забирай, малыш, теперь это твое," - сказала ему Аделаида Сергеевна, вытащила из груди янтарный шар и аккуратно вложила в сердце мальчика. Сама она облегченно вздохнула, воспарила над двором и решила посмотреть, как в доме продвигается скандал. "Ах, да! Чуть не забыла," - сказала она Сашке, возвращаясь, зная, что хотя сейчас он ее не услышит, ее слова останутся в его памяти и в нужный момент он просто все поймет, "наши услуги никем не оплачиваются, мы работаем за выигрышный лотерейный билет, за клад, за наследство, за чаевые. Мне повезло, мой муж был очень состоятельным человеком и я могла разносить посылки в любое время (уже, когда бросила балет), но у тебя, мой мальчик, такой подмоги нет, поэтому я оставляю тебе свою коллекцию и немного денег, а моя дочь Кристина завещает тебе свой дом. До свидания, мой мальчик! Я буду навещать тебя!" Аделаида Сергеевна поцеловала Сашку в лоб и мальчик почувствовал, как что-то легкое и нежное, как перо, прикоснулось к его голове, оно растрепало его волосы и исчезло. Аделаида Сергеевна помахала ему рукой и улетела в дом. "Интересно получается," - думала Аделаида Сергеевна, вплывая в дом, глядя на него таким свежим, неожиданно острым взглядом, что заметила и пыль на зеркале (Маришенька уже тоже не девочка, с таким большим домом ей тяжело управляться в одиночку, а она, старая дура, даже не думала об этом) и замурованные в стену монеты, она увидела, как их засовывает в щели между кирпичами высокий, статный, красивый господин с руками такими ловкими и подвижными, что волей-неволей, залюбуешься. "На счастье!" - прошептал господин и перекрестился, обернулся и она удивленно узнала своего обожаемого Андрэ, Андрюшеньку, любимого мужа. Вот он каким был когда-то! Она позабыла уже его, совсем позабыла. Сейчас она вспомнила и его и детей и как разрывалась между театром и кладбищами, как она танцевала, парила на сцене и стертые в кровь ноги, пот катившейся по спине, измученное репетициями тело, касались ей такой малой платой за возможность вот так порхать, почти летать, что она оттягивала свое бегство из театра до последнего и родила детей поздно, тем самым поставив на карьере крест. Но была и другая жизнь! Та, ночная, интересная и необычная, о которой знали на этом свете только двое - покойный муж и любимая дочь - существо неземное, можно сказать блаженное, но такое талантливое, что, бывало, покойный Андрюшенька со страхом смотрел на красоту, выходящую из ее маленьких, ловких пальчиков. Красоту неземную, странную, животную и утонченную одновременно, подсмотренную где-то. Чья душа жила в Кристине? Ох, не совсем земная, боялась Аделаида Сергеевна и сравнивала дочь с талантливым кондитером, который крайне спокойно относится к сотворенным им тортам. Как могла талантливая мастерица быть равнодушной к своим творениям? Как она могла спокойно отдавать эти невесомые на вид цепочки и кольца, которые становились не просто украшением, а дополняли сам характер человека, делали его не то, чтобы лучше или сильнее, они его выделяли. Кристина словно вкладывала весь свой свет в серьги и браслеты, оставаясь при это блеклой, неинтересной дурнушкой с длинным носом и большими, оттопыренными ушами. "Как же все интересно получается," - повторила Аделаида Сергеевна и задержавшись лишь на несколько мгновений перед каминной полкой, на которой стояли фотографии самых любимых и дорогих ей людей, поспешила в кабинет, где кипели страсти и вот-вот могла пролиться чья-то кровь.
- Я ничего не понимаю, - говорил Алексей, глядя то на Анну, то на Андрея Андреевича, - мы не знаем вашу семью, не знаем вашу мать, какое наследство, что вы говорите?
Анна согласно кивала головой на каждое слово мужа.
- Вот и я о том же! - проворковала Жанна Валерьевна, убедившись, что растерянная молодая пара - не рвачи и не жаждут легкой наживы и даже откупаться от них не придется, сами все отдадут, лопухи эдакие. Ей стало даже чуточку неинтересна такая легкая победа. Она-то настраивалась на долгую, изнурительную битву, а выходило совсем легко.
- Просто славно! Подпишите отказ и милости просим помянуть уважаемую Аделаиду Сергеевну, - Жанна Валерьевна от счастья забыла, что свекровь еще не похоронена, что еще нужно будет изображать скорбь и тоску и принимать соболезнования.
- Да, конечно, где подписать? - Алексею было неловко, непонятно и тревожно. Этот большой дом, уставленный старинной мебелью, а перед этим позорная поездка в УАЗике, пересуды соседей, белые от волнения лица Аниных родителей, сама Аня на грани обморока. Алексей хотел одного - вернуться в привычный мир и забыть этот странный день.
- Это не законно, - тихо сказал Андрей Андреевич.
- Заткнись! - завизжала Жанна Валерьевна. Она слишком долго терпела мужа, его семейку, она терпела выходки свекрови, тыкавшей ее физиономией во все явные и мнимые грехи, она многое терпела и теперь, когда ее счастье и достаток лежат в двадцати минутах езды, в сейфе банка, она не собиралась останавливаться не перед чем. Ооо, как же долго она ждала! Как мало времени осталось! Нельзя терять ни минуты этого драгоценного времени, нужно спешить жить, напялить на себя весь ларец, ощутить власть золота, драгоценных камней и денег, а потом потихоньку, по-умному, распродать часть коллекции, Жанна Валерьевна была уверена, им с Коленькой хватит. Бабка упорно не желала давать ему деньги, врала, скряга, что он не сумеет ими грамотно распоряжаться! Держала ребенка на коротком поводке, обещая завещать многое. Не удивительно, что у мальчика в голове бардак. Вот они, деньги и немалые, а взять нельзя. Она упорно не замечала странного несоответствия, пугающего и настораживающего, того, что волновало покойную Аделаиду Сергеевну. Коленька бросил два института, нигде не работал, водился с сомнительными людьми, а самой Жанне Валерьевне не только приходилось оплачивать его жизнь и прихоти, но и выручать многочисленных его подружек, по его милости попавших в весьма серьезное положение. "Я пока не готова стать бабкой," - говорила сыну Жанна и назначала время приема очередной охмуренной девице. И вот теперь, когда свекровь уже ничего не может поделать, когда их счастье, их свобода ("Как же мне осточертел Андрей!") были рядом, одна единственная бумажка и омерзительное чистоплюйство барьером стали перед Жанной. Она глубоко вздохнула и приготовилась к бою.
- Брат прав, не законно, - прервала ее мысли Кристина Андреевна. Она, как оказалась, сидела тут же, просто эту моль замечали только тогда, когда в ее руках сверкал ею же сотворенный ювелирный шедевр.
- Мама так пожелала, мы должны уважать ее волю.
- Сууука, - взревел Николенька на чью долю сегодня тоже выпало слишком много переживаний, - ты вообще заткнись, тебе разве что зад золотой бумагой не подтирали или подтирали? Все тебе, все, тебе и твоим тварям, - Николенька подскочил к тетке и плюнул ей на руки.
- Молчать! - заорал Андрей Андреевич и влепил сыну вторую пощечину.
- Не бей ребенка, - почему-то прошептала Жанна Валерьевна и, вспомнив свое любимое увлечение - карате - сломала мужу нос одним ударом. Николенька радостно заржал, смехом эти звуки никто бы не назвал. Андрей Андреевич стонал, закрывая лицо ладонями, Жанна Валерьевна, словно обезумев, вцепилась в его огромные, так нестерпимо раздражавшие ее уши, жалея в очередной раз, что профессия и работа не позволяют ей отрастить острые ногти, она бы тогда вонзила их ненавистное лицо, расцарапала его в лохмотья, но ногти были острижены коротко, не ухватишь, не поцарапаешь, поэтому она всего лишь кричала, как она измучилась за все эти годы супружеской жизни, как сладки были ее измены и как она с ним разведется и отсудит половину имущества, не даром же она уже целых десять лет спит с партнером Андрея Андреевича.
Кристина Андреевна спокойно встала с кресла, вытерла руки о свое черное платье и подтолкнула ошеломленных Алексея и Анну к выходу.
- Вы идите, все будет хорошо, я к вам завтра приеду, мы поговорим, а сегодня, видите, что тут. Пляски на костях ради наследства. Мерзко.
Она проводила из до входной двери и остановилась в холле, желая мгновенно перенестись в свой дом, принять теплую ванну и забыть этот дурной сон. Кристина поежилась, словно от холода и почувствовала подкатывающую рвоту. Ей было невыносимо противно присутствовать при всем этом, но она обещала матери. Кристина думала, она раздаст мамины посмертные подарки в траурной и торжественной обстановке, например на 9 или 40 дней, после поминок. Она представляла, как удивятся и растрогаются Андрюшенька, Жанна и Николенька и заплачут так же, как и она несколько дней назад, когда получила мамину посылку.
- Мама, ты простишь меня, если я им ничего не отдам? - спросила она у портрета матери - парадного, красивого, на котором юная Аделаида Громкая (сценический псевдоним) парила в воздухе - невесомая и хрупкая, словно цветок подснежника.
"Отдай, Тиночка," - неслышно ответила ей мать и обняла дочь за худые плечи.
- Твоя воля, мама, - ответила ей Кристина Андреевна, почувствовав легкое прикосновение и верно поняв его, - пойду их успокаивать, - она тяжело вздохнула и открыла дверь в кабинет, из которого все неслись громкие крики Жанны и странное ржание-смех Николеньки.
Алексей и Анна выскочили из дома, схватили Сашку за руку и побежали прочь.
- Да, что же это такое, второй раз за день по этой улице бежим, а день еще и не закончился, - стонала Анна, - я больше не могу.
- Я где-то читал, - слегка запыхавшись сказал Алексей, - что если что-то случилось один раз, это может и не повториться, но если случилось два раза, то и третий обязательно будет.
- А я читала, если сказать "типун тебе на зык", зуб разболится и щеку раздует, - злобно парировала Анна.
- Зато я мячик Шарику передал! - обрадовал родителей Сашка и напомнил, что он ошибся всего лишь на одну цифру! Да и то, не он, а Шарик, что там с собаки возьмешь! Родители помрачнели, переглянулись и поймали такси, только чтобы поскорее вернуться в привычный мир, где нет наследства, нежданно свалившегося на голову, мальчиков-экстрасенсов и собак, заказывающих себе подарки на тот свет.
Они приехали домой измученные, уставшие, позвонили родителям, успокоили их, поужинали, а вечером у Алексея действительно заболел зуб.
- Не знал, что живу с ведьмой, - сказал он жене. Аделаида Сергеевна, в свою очередь, могла бы указать ему на то, что как это не банально звучит, но за все в жизни надо платить и больной зуб вместо визита ее не угомонившийся родни - это очень выгодный обмен. Но Аделаида Сергеевна скучала на кладбище, да и услышать ее слова Алексей бы не смог. Он порадовался, что жена не пожелала ему чего-нибудь похуже больного зуба и лег спать, как и Анна, проклявшая свой не в меру предсказательный язык. Заснул и Сашка, не подозревая, что с этого самого дня началась у него новая жизнь.
