Автобиография Баранова Анатолия Никитича; рассказ о жизни, обучении на химика-технолога в Ленинградскиом химико-фармацевтическом институте, работе на Акрихине, Щелковском витаминном заводе, в фирме Абрамовича Часть 3.
---> Первая часть
1957 год
Приближалось время начала занятий в институте. Встал вопрос о жилье. Институт тогда не имел своего общежития, было несколько квартир в доме на проспекте Майорова, да несколько съемных комнат на окраинах города в частных домах, но и они все были уже укомплектованы.
Короче, мне приходилось искать частную квартиру. Не помню, кто мне подсказал адрес одной женщины, которая сдавала жилплощадь. Она жила на улице Опочинина, в самом конце города, почти у гавани. Другого варианта у меня не было, и я поселился по указанному адресу в одной комнате с хозяйкой. Другой угол снимал еще один студент моего возраста. Хозяйку звали Шушарина Александра Александровна – женщина примерно сорока лет. Платили мы за угол триста рублей. Это было материально тяжело, так как легло на плечи родителей. Но делать было нечего, надо было учиться.
Занятия в институте начались, как водится, первого сентября. Добираться до института мне приходилось более часа, сначала на шестом трамвае, затем на десятом автобусе.
Что представляла собой наша группа? Это примерно семьдесят процентов девушек, остальное – ребята, в основном местные, в большинстве своем евреи. Из русских помню только Вальку Налетова и Леню Селезнева. Надо сказать, что институт был исключительно женским, если взять оба факультета, технологический (наш) и фармацевтический, то это более девяноста процентов женского пола.
Итак, сформировалась наша группа в указанном составе, не ведаю, по какому принципу (были и другие группы).
Собственно, первый семестр запомнился мне весьма смутно, запомнился первый урок математики, начинавшийся с освоения счета на логарифмической линейке. Да, в то время других счетных приборов не было, по крайней мере, в нашем ВУЗе. Правда, вскоре появились примитивные арифмометры, на которых цифры надо было набирать рычажками, а результат - крутить ручкой. В использовании эта чудо-техника была довольно долго.
Следует сказать, что у института был филиал, расположенный на Охте, на самом краю города, на востоке. Назывался этот филиал почему-то Казачкой. Добираться приходилось полтора часа, на двух трамваях с пересадкой, да еще минут пятнадцать-двадцать пешком. Там был большой лекционный зал, в котором читались практически все лекции. Особенно запомнились мне лекции по физике, которые читал профессор из Электротехнического института. Это был своеобразный человек, с огромной лысоватой головой. Как правило, он всегда опаздывал к началу, мы всем потоком его терпеливо ждали. Наконец с треском распахивалась дверь в аудиторию, влетал профессор, за ним неслась лаборантка, которой он на ходу швырял свое пальто и потом важно шел к доске и начинал читать свою лекцию, которая сопровождалась написанием фактического материала на доске. (Доска состояла из двух половинок, одна поднималась по мере заполнения, другая опускалась). Вот тут начинался настоящий кошмар. У профессора была своеобразная манера письма, написав правой рукой фразу или формулу, он тут же стирал ее левой и продолжал писать дальше, так что записать за ним не было никакой возможности. А то еще чуднее: он мог исписать обе доски, студенты, особенно девчонки, тщательно все переписывали, а он, постояв минуту и почесав огромную башку, заявлял: «Вы знаете, я вам дал не тот материал», все стирал и начинал сначала. Еще с шутками читал лекции по математике профессор Коротков, крупный, высокого роста мужчина. Поскольку лекции начинались рано, а ехать до Казачки было далеко, большинство девиц к середине лекции засыпало. Заметив это, Коротков издавал чих, по громкости сравнимый с выстрелом Петропавловской пушки в адмиральский час. В аудитории сначала появлялась ошалелая тишина, затем - громкий хохот. «Ну вот», говорил тогда лектор, «больному человеку и чихнуть нельзя». Так незаметно протекал первый семестр: лекции, практические занятия, коллоквиумы, зачеты по предметам с проставлением оценок в зачетные книжки.
Приближалась первая сессия, к ней надо было серьезно готовиться. Бывали случаи, когда студент дважды не сдавал один и тот же предмет и вылетал из института. Так произошло с моим соседом по комнате. Я же сдал сессию успешно, получив отличные отметки.
Запомнилось, что в то время, перед Новым годом, на экраны вышел фильм Эльдара Рязанова Карнавальная ночь. Успех был необыкновенный. Кинотеатры ломились от зрителей, не доставшие билетов толпами осаждали кинотеатры в надежде схватить лишний билетик, что мало кому удавалось.
В конце года, сдав семестр, я написал в дирекцию института заявление, с просьбой предоставить мне какое-либо общежитие, так как не имею возможности платить за снимаемую жилплощадь и, скорее всего, вынужден буду уйти из института. Просьбу мою удовлетворили и дали мне койку в загородном поселке Парголово на севере от города. Туда я и поселился. Это был крестьянский дом средних размеров. Хозяин сдавал институту довольно большую комнату, в которой разместились шесть человек ребят, все из нашей группы. Жили мы довольно дружно, ссор не было, днем все уезжали на занятия и встречались только вечером. Плохо было то, что комната отапливалась дровяной печкой, которую хозяин-скобарь из экономии закрывал раньше времени, отчего мы часто по утрам просыпались с головной болью от угарного газа. По этому поводу мы часто ругались с хозяином, и только тогда, когда мы пригрозили ему, что напишем руководству ВУЗа о его безобразиях, или отдубасим его как следует, он успокоился и разрешил нам самим следить за печкой.
Но дожить в своей хибаре до конца семестра старый хрыч не разрешил, порвав договор с институтом (видимо, нашел более выгодных клиентов). Тогда институт принял мудрое решение, переселив нас на Казачку, где находилась кафедра теории машин и механизмов, которая в то время пустовала, и теперь нам приходилось мотаться на занятия в основное здание на ул. Профессора Попова. Семестр подходил к концу, лекций уже не было, оставались практические занятия и подготовка к экзаменам. Надо сказать, что в дальнейшем курс теории машин и механизмов стоял в нашей программе. Сокращенно он именовался ТММ, что студенты с глубоким смыслом трактовали эту аббревиатуру как «тут моя могила». А пока после занятий мы жили в пустующей кафедре, спали на столах в обнимку с какими-то железяками.
В это время я близко познакомился с одним студентом нашей группы, ленинградцем. Звали его Найдис Феликс Борисович. Это был еврей, на десять лет старше нас, успевший отслужить в военной авиации. И, конечно, он был значительно опытнее и умнее нас, учеба давалась ему легче легкого, ибо он и ранее, наверное, где-то учился. Не знаю почему, но Феликс именно ко мне проникся дружеским чувством, познакомил со своей матерью Ревекой Григорьевной, и я частенько бывал у них в гостях. А жили они во дворе института во флигеле. Феликс был упорный в занятиях и всегда заставлял меня готовиться вместе с ним к досрочной сдаче зачетов и экзаменов, ведь досрочная сдача предметов тогда ценилась высоко всеми преподавателями. Я, в общем, не сопротивлялся, так как с его знаниями подготовка и мне давались легче. Похоже, он был мне что-то вроде бесплатного репетитора. Наша дружба продолжалась всю жизнь, до самой его смерти уже в солидном возрасте (рак). Бывали у нас и неприятные моменты, но мы их переживали, и они никогда не переходили в ссоры.
Окончив первый курс, я позволил себе поехать на каникулы к родителям. Деньги на поездку скопил жесточайшей экономией. Во время каникул частенько наведывался в Москву, общался со своими родственниками по материной линии. Таковых было множество, двоюродные братья: Сергей Халомеев, Алик и Игорь Смирновы, их сестра Инга, Женя Давиденков (с ним я встречался всего один раз), а так же родные матери: дядя Иван, тетки Валя, Лида, Зина (все, конечно, Ивановичи).
Незаметно пролетело лето, в конце которого меня опять проводили в Ленинград продолжать получать образование.
Однако вместо начала занятий наш факультет в полном составе направили в колхоз на сельхозработы; тогда это была модная обязаловка. Колхоз назывался Оредеж, по имени реки, от которой он недалеко расположился. Собственно, колхоз состоял из трех деревень, соединенных проселочной дорогой. В средней из них, со странным названием Клуколово, разместили нашу группу.
Выполняли мы самые разные работы вместо колхозников, которых на полях практически не видели. Убирали капусту, свеклу, вешали горох, да и много еще чего. Самой объемной и тяжелой работой была уборка картофеля: нам предстояло убрать два громадных поля. Здесь отличился наш студент - белорус Игорь Сплендер, умеющий управлять лошадью Пулей и плугом. Этой техникой он выворачивал пласт, подымая картошку наверх (называлось «наезжал» картошку), а мы, кто был в это время на поле, подбирали ее, складывали в мешки и тащили к краю поля, где грузили в подъезжающие телеги и отвозили в специальный амбар сушилку. Конюхом у нас служил Леня Селезнев, двигателем была кобыла по имени Верба.
Руководил нами старичок бригадир – старшой всей деревни. Он особенно любил Игорька Сплендера и на прощальном вечере, поддавши, все целовался с ним своим беззубым ртом.
Немного о быте. Спали мы в избе на чердаке на сеновале с женщинами, естественно, в разных избах. Пищу готовили на небольшой печурке на улице. У печурки был большой недостаток – не было трубы, что очень осложняло процесс. И вот однажды гуляя вдоль деревни, я вдруг увидел кусок трубы, валявшейся у забора. Я немедленно конфисковал его и пристроил к нашей печурке. Какое-то время все шло хорошо, но однажды хозяйка заметила отсутствие куска трубы, быстро определила его новое местоположение, после чего произошел инцидент, названый нами по-революционному: стычка города с деревней. Момент был не из приятных, но вмешался бригадир, успокоил деревню, объяснив временный характер разбоя спасителей урожая. Конфликт погас, настал период смычки города с деревней, и нам на радостях разрешили пользоваться банькой, привалившейся к огромной иве на берегу маленькой речушки. Днем помывки была определена пятница, а я назначен истопником и банщиком. Банька топилась по-черному, но меня это не пугало.
Что касается питания, то сначала мы ликвидировали все припасы, привезенные с собой, а затем снаряжали двоих добровольцев в головную деревню за харчем, пока были деньги. Немного подкармливал нас и колхоз, однажды даже выдали приличного поросенка, которого нам хватило почти на неделю. Само собой, картошку, капусту, свеклу мы брали, сколько надо было. Готовили мы по очереди, и когда подходила моя очередь, я отправлялся в лес за грибами.
Время шло, и через полтора месяца мы покинули порядком надоевший колхоз, устроив прощальный вечер, о котором я уже упоминал.
В середине октября весь факультет собрался в полном составе, и, согласно вывешенному расписанию, приступил к занятиям.
Вот здесь меня ждала большая неприятность. Дело в том, что к этому времени институт ввел в эксплуатацию пятиэтажный дом-общежитие, что, в общем-то, решало вопрос устройства всех студентов. В коридоре второго этажа вывесили списки студентов с расселением по комнатам. Обрадованный, я стал искать свою фамилию, мне было безразлично, на каком этаже жить и с кем. Однако себя я не нашел, хотя прочитал десяток раз…
Продолжение следует
#мемуары #архив #архивы #архивы россии #история #советская история #вуз #первый курс #воспоминания #колхоз
