В случае с тыгыдыками ещё можно поспорить, кто кого научил: то ли Мотя юность вспомнил и дал Пуньке пару мастер-классов по курсу «Задрав хвост. Десять шагов на пути к слоновьему топоту». То ли наоборот, Пунька, ввиду своего нежного возраста и вследствие этого – почти полного отсутствия мозгов – внесла в дом какую-то заразу, которая эти мозги разжижает.
Но вот то, что именно Мотя научил Пуньку правилам поведения в нашей квартире и – главное! – своему фирменному выкрику, нет никакого сомнения. Ниже на фото - идёт воспитательный процесс. Успехи налицо, как видим.
Изначально Пунька вела себя, как среднестатистическая кошка: требуя еду, орала, как потерпевшая, попыталась оторвать кусок занавески и внимательно обследовала стоящие на пороге ботинки мужа. Очевидно, прикидывала, насколько хорошо они подходят для одного очень важного дела.
А мы, конечно, очень отвыкли от «среднестатистической кошки»: наполнитель в лотке меня раздражает, писклявые клянчинья – сердят, подвёрнутые занавески – это некрасиво, а ботинки муж надел и уехал в командировку.
Но я – это ещё ничего. Я всё-таки морально была готова к чему-то подобному и даже машинально прикрываю почки даже в полусне. А вот Мотю морально никто не подготовил, представляете?! И поэтому Мотя крайне был удручён и наполнителем, и бескультурным, как он считал, вяканьем перед мисками.
Не говоря уж о том, что ему вдруг пришлось начать безобразно бегать, задрав хвост. Да! На примере обновлённого Моти я убедилась, что фраза «носиться, задрав хвост» – вовсе не фигуральная.
А самое ужасное (!) – Пуня укусила Зёму! За попу! За тощий Зёмин окорочок. Представляете, до чего дошло?! И ведь не то чтобы она за ним специально охотилась. Нет. Просто лежала на кровати и что-то там себе намывала (очень грязная кошка, кстати, моется и моется каждую свободную минуту, просто безобразие!).
Зёма в задумчивости брёл мимо с намерением притулиться где-нибудь на самом краешке, чтобы не выходить из амплуа сиротинушки. И невзначай прошёл слишком близко тот Пуньки. Ну кто мог ожидать, а? И Зёма – меньше всех.
Пуня же, узрев в непосредственной близости от морды чей-то пушистый зад, незамедлительно воткнула в него мелкие острые зубки.
- Мм-м-м-яа-а-а! – тоненько выкрикнул Зёма.
Но даже не сделал попытки дать сдачи или хотя бы вырваться. Пуня, в свою очередь, зубы разжимать не собиралась.
- Мм-м-м-я-а-а-а! – надрывался Зёма, продолжая стоять на одном месте.
- Пуня! – крикнула я, кидаясь к кровати. – Отпусти!
Пуня стиснула челюсти сильнее.
- Мм-м-м-я-а-а-а!
Я, наконец, добежала до кровати и щёлкнула кошку по ушам:
- Безобразница! Как не стыдно тебе!
Пуня разжала зубы и обиженно прижала уши. Зёма торопливо подтянул пострадавшую конечность и упал ближе, чем планировал. Пришлось его долго утешать.
На крики пришёл Мотя, сходу оценил обстановку и… тоже щёлкнул Пуню по уху.
«Ого! – подумала я. – Воспитатель?!»
«Никто не смеет обижать Зёму в обход его главного обидчика. Это – прерогатива самого Моти, заслуженная по праву долгосожительства и вообще» – примерно так в моей интерпретации звучала первая Мотина воспитательная мысль.
Пуня обиделась всерьёз. Ушла на кухню, вскарабкалась на диван и два часа смотрела на меня так:
Я, конечно, должна была проникнуться угрызениями и попросить прощения, но я, честно говоря, забыла. А через пару часов забыла и Пунька, тем более, уже пора было попросить покушать. Что она и начала делать писклявыми выкриками.
И вот этот момент Мотя тоже не одобрил. Исключительно молчаливый, он с неприятным удивлением узнал, что дети орут. Он с немым вопросом и претензией долго смотрел мне в глаза.
- Ну да, Мотя, ну орёт. Ну что я могу сделать? Она маленькая, не ругать же! – оправдывалась я.
Если вы считаете, что перед котами оправдываться глупо – вы просто не видели Мотин взгляд. Мотю с таким взглядом нужно отправлять в зал суда обвинителем, честно. Это сработает.
Вызвав во мне все мыслимые и немыслимые муки совести, Мотя взял воспитание в собственные лапы. Понял, что с меня ждать этого бесполезно и ввязался сам.
Как идёт воспитательный процесс, каким образом происходит передача накопленных данных – я не в курсе. Но вижу определённый результат.
Так, Пунька орёт в строго отведённые для этого часы. До моего пробуждения вся троица молчит. Опустим, конечно, тот факт, что пробуждение моё – это тщательно спланированная акция.
На мне устраиваются баталии и бьющиеся в агонии клубки из Моти-и-хвоста и Пуни-и-хвоста.
На мне проводятся эксперименты по воздействию Зёминого немигающего взгляда: сколько я могу пролежать, не открывая глаз, если он лупится мне прямо в лицо?
А сколько я пролежу, если кто-то мелкий будет тщательно нюхать моё ухо и щекотать его усами?
Но все действия происходят исключительно молча. Звук включается только после того, как я спускаю ноги с кровати и старчески шаркаю в ванну.
- Сволочи вы, - с упрёком говорю. – Опять не дали поспать!
«Сволочи» в три пары глаз с восторгом смотрят на меня, а кое-кто мелкий начинает голосить.
Но самое главное… Если поначалу Пунька носилась с визгами, неподобающими кошке из культурного дома (по мнению Моти, разумеется), то с недавних пор мы услышали знакомое «Мр-р-р-у!», но на пару октав выше.
- Ого! – сказал сын, прислушиваясь. – Это Мотя её научил?!
Так у меня не осталось сомнений, что мне не послышалось. Теперь двухголосое «Мр-р-р-у!» сопровождает нас с утра до вечера.
И только Зёма тоскует по прежным спокойным дням. Утешается он только тем, что теперь внеочередной приём пищи не нужно просить самому: для этого есть кое-кто мелкий. И он прекрасно справляется.
