Глава 5. Часть 1.
Если бы тогда я знал, что слово биопсия происходит от древнегреческого βίος — жизнь и ὄψις — внешний вид, то, конечно, вопросов бы не было, но когда я увидел своего врача в дверях палаты и услышал:
— Добрый день, Дмитрий Сергеевич, меня зовут Ярослав Александрович и я буду сегодня вашим официантом, шучу, я буду вашим лечащим врачом.
Я захотел встать и сказать режиссеру моей жизни, что это перебор. Ну, что так не бывает. Передо мной стоял молодой симпатичный парень, младше меня, выше меня, что хуже всего, худее меня и с надписью на лбу «будущее нашей медицины». Ну, послушайте, давайте не будем превращать всё это в хороший американский фильм, позовите кастинг-директора. Что там, типа Пореченкова никого нет? Мои знакомые врачи были невероятно счастливы, что лечить меня будет именно он, он очень известный врач. Одна женщина про него говорила: «Если у меня с головой что-то случится, то я хочу, чтобы только он меня оперировал». Красиво звучало, немного по-женски, но я могу ее понять.
— Итак, Дмитрий Сергеевич, — он взял стул из-под моего сервированного обеденного стола и начал. — По данным МРТ, которые у нас есть, Вам предварительно поставлен диагноз «Лимфома головного мозга», чтобы начать лечение мы должны этот диагноз подтвердить или опровергнуть. Для этого нам предстоит сделать биопсию. Знаете, что это такое? — у меня текли слюни, но это от лимфомы, скорее всего, а не от этого обаятельного гада, уж очень он здорово рассказывал, и я качал отрицательно головой. — Мы сделаем забор ткани опухоли у Вас из головы. Поскольку у Вас два очага: один большой в стволе мозга, другой поменьше ближе к коре, то тут получается два варианта возможно. Первый, более безопасный, просверлить Вам небольшое отверстие в голове и таким тонким предметом сделать забор ткани. Второй, более сложный, поскольку опухоль находится в стволе, туда достаточно трудно добраться, нам придется сделать трепанацию черепа, удалить один верхний позвонок, не переживайте, он абсолютно не нужен человеку, подлезть под мозжечок и там уже и ствол, — где-то на слове трепанация я почувствовал, что слюна капала изо рта.
Я сидел с дебилковатым видом, в голове всё шло кругом, и было ощущение, что мой знакомый друг пересказывал фильм типа «Пила».
Ну вот чего ты от меня хочешь? Что ты на меня смотришь и самое главное, что ты хочешь от меня услышать? Как это все осознать? Как ты это представляешь, я встану, дойду до окна, многозначительно посмотрю вдаль, услышу детский смех с площадки внизу, улыбнусь и не поворачиваясь спрошу: «Ярослав Александрович, а каков будет диаметр сверла, который будет дробить мой череп?» Или: «А какое давление будет оказано на мозг при трепанации?»
Да всё что я мог в тот момент, это удивиться: «А какого хрена человеку не нужен верхний позвонок?»
— И вся сложность второго варианта, что операция должна пройти идеально, если мы хоть каким-то образом заденем ствол, то последствия будут неминуемы вплоть до...
Твооооою мааааать! Вот же влип в историю.
Я как мог объяснил ему свою философию и видение происходящего, что мы теперь в одной лодке, что моего геройства тут нет и не надо меня спрашивать, что я полностью ему доверяю и попросил, чтобы разговаривали мы чуть проще, если это возможно и не оскорбляет его профессиональных качеств, потому как всё и так тяжело, а если мы тут всё будем утяжелять ненужным пафосом и многозначительностью, то я не вынесу этого груза. После разбавил всё своей позицией по «утке» и несмотря на всю смехотворность случая, попросил уважать мое решение ходить в туалет самому. И поведал о самом большом своем страхе:
— Ярослав Александрович, если что не так пойдет, если ты всё поймешь, я тебя очень прошу….я не хочу превратиться в что-то овощное…поэтому не дай этому случиться.
Он нервно заерзал, зацыкал, что-то начал перечить, мол куда-то не туда пошел разговор. Я же как мог набрался сил и сказал:
— Ты просто это… если что…. просто дерни чеку и всё.
Он встал и возбужденно пошел к выходу, остановившись у двери продолжил:
— Завтра будет консилиум по Вашему случаю. Мы примем решения по варианту биопсии. И через два дня после принятия проведем операцию. Сейчас мы не можем ничего делать, не можем лечить, нам необходимо, чтобы опухоль не уменьшалась, поэтому мы будем наблюдать, а Вы...
— Я понял уже, — перебил, сипя. — Держитесь там и хорошего настроения.
— Если тебе интересно, то я буду за более безопасный вариант голосовать, — сказал он и ушел.
Вот где, оказывается, в нашей стране проходят свободные и честные выборы.
В основном, когда были не одни, мы обращались друг к другу на «Вы», а когда вдвоем — на «ты». Шутили, мне от этого было легче. Каждое утро он вместе с интернами и заведующим отделением заходил ко мне и рассказывал о моем случае и диагнозе. Появлялись уже шутки, которые понимали только мы. Мне же юмор давался тяжело. Девушки-интерны смотрели на меня так: «оооо, бедняжка», хотя я всегда был опрятен, свеж, и мне так хотелось производить впечатление, хотя бы шутки выдавать, но состояние только ухудшалось. Ярослав при описании диагноза всегда старался взбодрить меня и всем говорил, что, мол, я пример отличного боевого духа и акцентировал, что я всегда сам хожу в туалет. Ну, послал Бог напарничка.
Я себе представлял, что мы будем разыгрывать интернов так, он будет выходить вперед и говорить многозначительно:
«Этот пациент почти обречен, у него почти нет шансов, он слабо понимает и почти ничего не чувствует, можете попробовать его ударить (бьет). Видите? Ничего. Плюс ссытся, и у него точно импотенция.»
А в этот момент я бы выдавал струю. Ну весело же было бы. Вместо этого они подходили ко мне и проверяли на рефлексы и прочее. Отчего настроение мое только ухудшалось.
На следующий день, после утренней летучки и завтрака он зашел ко мне, оставаясь в двери.
— Всё. Мы приняли решение. Через два дня операция. Более безопасный вариант выбираем. Знаешь, каков был расклад на консилиуме? 50 на 50. Но я принял решения этого варианта.
— На твоем месте я скорее всего принял бы такое же решение, — просипел я в поддержку, увидев признаки некого беспокойства.
— Ну да, ну да, — пробормотал он то ли себе, то ли в строну куда-то. — Ах, да, — добавил он, вернувшись, — попроси, чтобы тебе на операцию купили чулки специальные белые. В каждой аптеке продаются, пусть скажут, что для операции, — ушёл.
Два дня.
Ещё два дня.
Просто сегодня утром я первый раз упал. Нога левая уже ни к черту. Не могу на нее больше нормально опираться. Да и головокружение — уже норма. Заметил пятна на одежде. Это от еды, зубной пасты и слюней. Изо рта всё валится. Я этого даже не замечаю.
— Вот что нам предстоит, — Ярослав об операции. — На голову устанавливается такой металлический каркас — четыре крепления: два спереди и два сзади, на самом деле, это самый, ну не то чтобы болезненный, но по ощущениям самый неприятный момент операции, чтобы голова была предельно зафиксирована, и мы максимально точно нашли точку входа, то есть устанавливаем каркас на голову с помощью компьютерной навигации. Мы точно выбираем точку, входим в голову и аккуратно делаем забор ткани опухоли, тут согласен, будет неприятно: мы будем сверлить, но это как зубы лечить — неприятно, но физической боли не будет.
— Секунду, — мои слюни перестали течь изо рта. — То есть, я буду в сознании?
— Да, мы заколем тебе лоб анестезией, там будет два таких шурупа фиксироваться на лбу и два в затылочной части, это неприятный момент, остальное, поверь, будет проще перенести.
На секундочку в моей голове пошли кадры из фильма «Вспомнить всё» с Шварценеггером.
— А нельзя ли под наркозом это сделать? — у меня даже голос восстановился.
— Возможно, во время операции мне понадобится твоя помощь, нужно будет со мной общаться, — вставая, на выдохе сказал он. — Давай, настраивайся, — и похлопал в ладоши, как будто зарядил меня или максимально замотивировал.
Вот как я должен настроиться или подготовиться к этому? Нет книжек с названием «5 шагов подготовки к черепосверлению». В школе на ОБЖ об этом не упоминали. Надо было на уроках анатомии задавать подобный вопрос?
Один день до операции.
Какая же дебильная у всех привычка не закрывать дверь. Вставать и постоянно закрывать за ними невыносимо. Я услышал, что у моего соседа Вити операция сегодня, к нему зашла с тележкой сестра. На тележке было куча всяких лекарств и колб.
— Виктор Иванович, сегодня вам предстоит операция, сейчас я сделаю вам два укола необходимых, они достаточно болезненные, потерпите.
Да, делай давай — Витя не разговаривает.
Моя сестра Оля передала мне белые чулки, чистые вещи и арбуз.
Арбуз — это самое вкусное, что я ел в эти дни. Он был холодный, аккуратно порезанный сестрой, даже при минимальных движениях челюсти, которые мне давались трудно, он легко тек по горлу. Было прохладно и сладко. Я и не думал, какое удовольствие может принести простой арбуз.
Вечером выдали большой памперс и маленький тюбик.
— Так, чулки можешь уже надевать, клизму сделаешь перед сном, ну и понятное дело, не ешь ничего до операции.
Я надел белые чулки, держал в руке маленький тюбик — клизму — и смотрел на памперс. Было ощущение, что завтра мне предстоят съёмки в анальном порно, и я, похоже, главная актриса.
День операции.
Лежу я как шлюха в белых чулках и памперсе, жду.
Спал плохо, из-за нарушения глотательного рефлекса слюни стали заполнять рот, я буквально задыхался.
С 06:00 утра: кровь, давление, температура. Дали какую-то таблетку, которую необходимо принять перед операцией.
Назначали на 10:00, ориентировочно.
Около 09:00. Как обычно, через незакрывшуюся дверь услышал надвигающихся ко мне с тележкой лекарств сестрицу.
— Дмитрий Сергеевич, сегодня вам предстоит операция, сейчас я сделаю вам…. — затянула монотонно и заученно.
— Да, знаю два болезненных укола, действуй, сестра, — я сильно нервничал.
Я настраивался. Куча мыслей всяких. Время то тянулось, то вдруг пролетало.
Неожиданно 10:30. Нервно. Решил попеть. Надо чем-то отвлечься. Чем? Лежишь тут в памперсе.
11:10. Это было уже невыносимо.
В 11:30 зашел очень нервный Ярослав. Сел. Долгий выдох.
— Дим, мы перенесем операцию еще на два дня. Есть проблемы технические… долго объяснять. Так-то!
— А я тут лежу в памперсе, белых чулочках с чистой жопой и думаю, вы там меня трахнуть хотите или всё-таки лечить, — я когда придумал эту шутку, так смеялся, но каждая шутка должна иметь своё место. Я промахнулся.
— Да это же стандартная процедура. У всех так, — он был где-то не здесь, сказав это, вышел.
Когда я выдохнул и чуть расслабился, пришло осознание, что мне надо ждать еще два дня, но изменения в организме происходили с такой скоростью, что это вызвало панические волны.
Два дня.
Еще два дня.
Иллюстрации от Кати
