Неуменьшаемая сложность.
Устройство многих биологических признаков (у самых разных живых существ) может иметь просто потрясающую сложность. При этом в ряде случаев трудно, а иногда и невозможно представить себе плавное, эволюционное появление некоторых из них.
Вот, например, сколько нужно взаимодействующих генов, чтобы люди имели возможность говорить:
Число этих взаимосвязанных генов здесь весьма впечатляет. Очень трудно представить себе естественную (постепенную) «самосборку» признака такой степени сложности - за счет того, что включение каждого нового гена в этот комплекс обязательно приносило организму какую-то гипотетическую пользу.
Часто приводимый пример – как можно представить себе сборку турбореактивного двигателя самолета путем постепенного добавления деталей на крыло самолета? Деталей, присоединяемых одной за другой, да еще и с постепенным улучшением летных характеристик самолета.
Это очевидно невозможно, так как до тех пор, пока двигатель не заработает, полусобранные детали будут только лишней тяжестью. И большую часть деталей нам придётся соединять друг с другом без какой-либо немедленной выгоды.
Это и есть знаменитая «проблема неуменьшаемой сложности» - для того, чтобы сложная система оказалась полезной (хотя бы в минимальной степени), она должна быть уже рабочей (опять-таки хотя бы в минимальной степени). Однако по отдельности элементы этой системы – вообще бесполезны или даже обременительны (для организма). Поэтому они не могут быть отобраны естественным отбором. Каким же тогда образом эти элементы смогли появиться и закрепиться в популяциях (вопреки естественному отбору), чтобы потом (случайно?!) образовать сложную систему?
Академик, профессор, доктор медицинских наук Анохин К. В.:
«Одной из наиболее острых проблем, стоящих перед современной эволюционной теорией, является вопрос об эволюционном возникновении новых форм поведения… исследования последних лет показывают, что в основе эволюционно сформированного поведения лежит координированная активность миллионов нервных клеток, образование специфических связей между которыми требует участия сотен генов. С одной стороны, для возникновения такой новой интеграции кажется очевидной необходимость одновременного появления многих комплементарных генетических изменений, в противном случае функция не будет обеспечена и организм не получит адаптивного преимущества в естественном отборе. С другой стороны, вероятность синхронного совпадения такого большого числа благоприятных мутаций чрезвычайно мала. Данное противоречие составляет одну из главных проблем в теории эволюции поведения… Каким образом в филогенезе выстраиваются сцепленные последовательности поведенческих актов, где животное должно выполнить серию действий, каждое из которых недостаточно для адаптации, но своим удачным завершением запускает активацию следующего поведенческого этапа, ведущего к окончательному приспособительному результату?»
Заметьте, что эти крайне сложноформируемые признаки, якобы отбираемые отдельными удачными мутациями (следующими друг за другом, да еще и чуть-чуть повышающие каждый раз общую приспособленность) должны формироваться в условиях постоянного потока слабовредных мутаций, которые всё время снижают (почти незаметно) эффективность всей этой возни.
Каким же образом естественный отбор умудряется «отлавливать» из общего мутационного потока редчайшие мутации, которые чуть-чуть повышают эффективность формирующегося сложного признака, одновременно выбраковывая многие тысячи мутаций, которые норовят чуть-чуть снизить эффективность этого же самого сложного признака?
Еще один критический провал СТЭ – знаменитый «кошмар Дженкина». Идея «кошмара Дженкина» заключается в том, что случайно появившийся у какой-то особи полезный признак (пусть и прошедший испытание естественным отбором), после спаривания с обычной особью (не имеющей этого признака) неминуемо разбавится и ослабеет. А при дальнейшем спаривании с обычными особями окончательно исчезнет в дальнейших поколениях. Эти рассуждения впервые озвучил британский инженер, изобретатель и экономист Флеминг Дженкин еще в 1867 году.
В российских источниках часто утверждается, что «кошмар Дженкина» был разрешен тем, что удачный и полезный признак наследуется дискретно; организм не может разбавить или расщепить при передаче по наследству тот или иной удачный ген.
Отчасти это действительно так, однако это касается лишь простого признака, обусловленного работой одного гена. Но если обратиться к оригинальной работе Дженкина (Jenkin, 1867), то становится ясно, что Дженкин описывал ситуацию «разбавления» именно сложного признака, образованного удачным сочетанием многих генов.
Таким образом, «кошмар Дженкина» до сих пор не то что не снят в рамках современной теории эволюции, а наоборот, является одним из критически провальных мест этой теории.
Профессор, доктор биологических наук Шабанов Д. А.:
«…дискретность генетического наследования не объясняет, как они (признаки) могут передаваться в поколениях. Сторонники СТЭ совершают подмену аргумента Дженкина, объясняя по Менделю наследование моногенного признака, тогда как речь шла о сложном признаке, развитие которого зависит от множества факторов. Вероятно, адаптивность (жизненный успех) особей… в основном зависит не от признаков, кодируемых отдельными генами, а от сложно предопределяемых, зависящих от многих обстоятельств факторов: роста, силы, памяти, сообразительности, выносливости, сопротивляемости инфекциям и т. д. Если это так, то «кошмар Дженкина» непреодолим ни в классическом дарвинизме, ни в СТЭ».
В конечном итоге, разумная сборка сложных генетических комплексов (в ходе разумного дизайна) выглядит гораздо более правдоподобно, чем предположение о постепенной естественной эволюции признаков методом редких, единичных случайностей, в то время как эти признаки, во-первых, постоянно стремились рассыпаться в каждом новом поколении («кошмар Дженкина»), а во-вторых, норовили всё время (незаметно) деградировать из-за накопления слабо-вредных мутаций (генетическая энтропия).
Группа фактов, свидетельствующая о невозможности самозарождения жизни естественным путем.
Верить в такие сказки было простительно старому язычнику Аристотелю, у которого из инструментов была лишь собственноручно отшлифованная стеклянная лупа, в крайнем случае – богоотступнику и фантазеру Дарвину, у которого имелся только примитивный микроскоп из нескольких тех же стеклянных линз. Но у нас-то уже есть электронный микроскоп и широчайший доступ через интернет к научным базам данных всего мира.
В принципе науке уже вполне понятно, что в любых известных нам реалистичных химических условиях самозародиться такое сложное химическое образование, как живая клетка, не может. Все усилия науки 19-го, 20-го и 21-го века целенаправленно создать хоть одну живую клетку пока полностью провальны, как же можно рассчитывать на случайное самозарождение такого уровня сложности?
Теоретически оно, конечно, все возможно. Особенно если мы будем растягивать шкалу времени до бесконечности. Тогда вероятность абсолютно любого события станет отличной от нуля.
Теоретически возможно, чтобы в космосе, случайно столкнувшись, железные метеороиды сплавились в железный молоток стандартной формы, размеров и веса. А еще через триллион лет пролетающая мимо комета случайным образом выплавит из своего углеродного хвоста рукоятку для этого молотка.
Это вполне возможно, хотя вероятность этого и стремится к нулю.
И даже возможно, чтобы таким же случайным образом в космосе из случайных метеороидов самособрался автомобиль жигули первой модели со всеми моторными и кузовными агрегатами.
Но живое по сравнению с неживым это не ступень и даже не прыжок. Это башня от Земли до Небес.
И если самозарождение даже такого примитивного предмета как молоток, я уж не говорю об автомобиле, кажется столь маловероятным, что же тогда говорить о супер-продвинутом биороботе молекулярного масштаба – живой клетке?
Немного конкретики.
Рибоза (а также другие сахара) – крайне неустойчивы в воде для того чтобы участвовать в воображаемом естественном самозарождении жизни по механизму химической эволюции.
Азотистые основания также недостаточно устойчивы, чтобы участвовать в образовании нуклеотидов естественным способом. Особенно неустойчив в этом отношении цитозин. В горячей или теплой воде он будет распадаться за считанные дни, месяцы, или годы (в зависимости от условий). Это делает накопление цитозина в воображаемых «первичных океанах» древней Земли принципиально невозможным
Нуклеотиды – слишком сложные вещества, чтобы самостоятельно образовываться в неживой природе. Действительно, реалистичные условия, в которых могли бы одновременно появляться все нужные нуклеотиды, не найдены до сих пор (несмотря на постоянный научный поиск в этом направлении).
И уж тем более трудно добиться, чтобы в таких естественных условиях, где непрерывно бы синтезировались все необходимые химические соединения (от исходных неорганических веществ до нуклеотидов) еще бы шло и естественное образование РНК из этих нуклеотидов! Да еще и осуществлялось бы успешное копирование этих молекул РНК. Так, чтобы все эти вещества не мешали друг другу.
И наконец, ряд биологических фактов противоречит официальной многомиллионолетней датировке палеонтологических событий нашей планеты, что полностью обрушивает версию длительной эволюции и возвращает нас в русло мгновенного и сверхъестественного Сотворения мира.
В первую очередь следует отметить уже ставшие знаменитыми находки сохранившихся мягких тканей (сосудов), клеток (эритроцитов и остеоцитов), а также фрагментов разных белков (коллагена, гемоглобина, остеокальцина и др.) в костях динозавров (Schweitzer et al., 1997; Schweitzer et Horner, 1999; Schweitzer et al., 2005а; Schweitzer et al., 2005б; Schweitzer et al., 2007; Asara et al., 2007a; Asara et al., 2007б; Schweitzer et al., 2009; Lindgren et al., 2011).
Впервые об этом заявила доктор биологических наук Мэри Швейцер в 1993 году. Результаты ее исследований были встречены, естественно, мягко говоря, с недоверием. И считались они «неоднозначными» более пятнадцати лет, вплоть до 2009 года, когда в ее работе (Schweitzer et al., 2009) о наличии мягких тканей в костях 65-миллионолетнего тираннозавра и 80-миллионолетнего гадрозавра заявили сразу 16 соавторов из 13 разных научных центров мира. И только после этого факты наличия древней органики в костях динозавров из разряда «неоднозначных» перешли, наконец, в разряд фактов общепризнанных.
Еще раз подчеркну важность события – мягкие ткани и белки были зафиксированы например в костях тираннозавра (предполагаемый возраст 65 миллионов лет), гадрозавра (предполагаемый возраст 80 миллионов лет), мозазавра (предполагаемый возраст 70 миллионов лет).
Белок – это сложная молекулярная цепочка, которая естественным образом создается и поддерживается в живом организме. После смерти любого живого существа начинается распад белковых соединений. В случае если к останкам есть доступ бактериям, питающимся органикой, распад белков происходит весьма быстро, если доступа бактериям нет – существенно медленнее. Однако даже без доступа микроорганизмов, распад белковой молекулы происходит хотя бы в результате теплового атомного движения, существующего при сколько-нибудь положительных температурах. В результате, в тех или иных местах молекулярных цепочек образуются разрывы, обрывки цепочки в свою очередь рвутся еще и еще, вплоть до того, что соответствующими методиками и приборами становится невозможно отличить белок от иных химических соединений почвы, ила или иного субстрата.
Существуют специальные методики и расчеты, позволяющие оценить время распада молекул белков и, по аналогии, молекул ДНК (которые являются еще менее стабильными и еще менее прочными молекулярными соединениями, чем белок).
Оценка стабильности коллагена (входившего в число найденных белков в костях динозавров) показывает, что коллаген может сохраняться при температуре 20С – не более 15 тысяч лет, при температуре 10С – не более 180 тысяч лет, при температуре 0С – не более 2.7 млн. лет (Nielsen-Marsh, 2002).
Причем коллаген является одним из самых стабильных, прочных белков. И, тем не менее, в костях динозавров были обнаружены гораздо менее стабильные белки, такие как гемоглобин!
Ну а нуклеиновые кислоты (ДНК или РНК) и вовсе распадаются намного быстрее большинства белков (Smejkal & Schweitzer, 2007).
Оценочные сроки распада ДНК: при 20С распад происходит за 3 тысячи лет, при 10С – за 18 тысяч лет, при 0С – за 125 тысяч лет (Nielsen-Marsh, 2002).
Учитывая, что на территории штата Монтана (США), где были найдены окаменелости динозавров с остатками коллагена и гемоглобина, среднегодовая температура примерно +9С градусов, а конкретно летом бывает под +40С, то эти динозавры были живы тысячи, в крайнем случае, десятки тысяч лет назад. Но никак не миллионы и уж тем более не десятки миллионов лет назад.
Еще пример – в 2013 году мягкие ткани были независимо открыты в останках еще одного динозавра – в трицератопсе (Triceratops horridus). Эти мягкие ткани были получены из надглазничного рога трицератопса и не показывали никаких признаков минерализации (Armitage & Anderson, 2013). А в другом исследовании из 8 случайно выбранных костей разных динозавров, найденных в разных местах, в 6 (!) обнаружили сохранившуюся органику – остатки эритроцитов, а также (снова) фрагменты белка коллагена (Bertazzo et al., 2015).
Ископаемую органику многомиллионолетнего возраста получали также из раковин ископаемых моллюсков (с предполагаемым возрастом 80 миллионов лет), причем обнаруженные в раковинах гликопротеиновые цепочки имели впечатляющую длину (Weiner et al., 1976).
Достойны упоминания также аминокислоты в окаменелой шкуре эдмонтозавра (Manning et al., 2009). Или амиды, найденные в коже ископаемой ящерицы возрастом 50 миллионов лет, вероятно, следы распада белка кератина (Edwards et al., 2011).
Обнаруживается и другая интересная органика. Например, превосходно сохранившиеся органические «чернила» были обнаружены сразу в двух найденных ископаемых чернильных железах, когда-то принадлежавших головоногим моллюскам, с предполагаемым возрастом более 160 миллионов лет. Проведенный анализ показал, что как содержимое чернильных мешков (гранулы округлой формы), так и сам органический пигмент этих чернил, в изобилии сохранившийся до сих пор, оказались идентичными современной каракатице Sepia officinalis (Glass et al., 2012).
То есть, мы смотрим на чернильную железу какой-то будто бы 160-миллионолетней каракатицы и обнаруживаем современное устройство этого органа, с прекрасно сохранившимися органическими чернилами современного химического состава.
В других исследованиях были обнаружены явные следы сохранившегося хитиново-белкового комплекса в ископаемых останках наземного скорпиона возрастом 310 миллионов лет, и в ископаемых останках древнего морского ракоскорпиона возрастом 417 миллионов лет (Cody et al., 2011).
Но и это еще не рекорд. Недавно были найдены останки животных с постулируемым возрастом 550 миллионов лет, весьма близкие к современным морским червям погонофорам (Moczydlowska et al., 2014). Это находка получается относится к тому самому пресловутому «кембрийскому взрыву».
Поразительно, но оказалось, что эти ископаемые останки еще частично не минерализованы, то есть всё еще сохраняют какие-то остатки мягких тканей! Причем слои этих тканей являются еще и микроскопически тонкими. Получается, что эти микроскопически тонкие слои оставались не минерализованными на протяжении всех 550 миллионов лет вплоть до настоящего времени! Интересно, куда же подевалась физическая диффузия, которая за полмиллиарда лет просто обязана была полностью разрушить эти микроскопически тонкие слои.
У современных погонофор такие слои состоят из хитиново-белкового комплекса. И вот, авторы работы пришли к выводу, что биогеохимия сохранившегося органического материала в изученных остатках (выведенная из его свойств, композиции и микроструктуры) согласуется с хитином и белками, имеющимися у современных морских червей (Moczydlowska et al., 2014).
Аналогичная ситуация наблюдается в области работ, посвященных обнаружению фрагментов ДНК в ископаемых останках многомиллионолетнего возраста. Как было уже указано выше, оценочные сроки распада ДНК: при 20С распад происходит за 3 тысячи лет, при 10С – за 18 тысяч лет, при 0С – за 125 тысяч лет (Nielsen-Marsh, 2002).
Следовательно, ДНК весьма нестабильная молекула, которая принципиально не может сохраняться миллионы лет.
Поэтому те научные публикации, авторы которых всё-таки заявляли об обнаружении многомиллионолетней ДНК, вызывали (и продолжают вызывать) сильное недоверие со стороны других специалистов, нередко подвергаясь критике. Тем не менее, подобные исследования продолжают периодически появляться в научной печати снова и снова.
Например, были найдены фрагменты ДНК (хлоропластов) в окаменевших остатках ископаемой магнолии возрастом 17-20 млн. лет (Gonenber et al., 1990). Фрагменты ДНК болотного кипариса возрастом 17-20 млн. лет (Soltis et al., 1992). Фрагменты ДНК персеи и (еще раз) магнолии тоже возрастом 17-20 млн. лет (Kim et al., 2004). Интересно, что здесь уже можно говорить о воспроизводимости результатов. Потому что фрагменты ДНК были найдены разными исследователями в разных ископаемых растениях одного и того же возраста (взятых из формации Clarсkia).
Помимо этого, были найдены фрагменты ДНК в листьях растений рода Hymenaea, погруженных в янтарь возрастом 35-40 млн. лет (Poinar et al., 1993).
В нескольких научных работах фрагменты ДНК были обнаружены в останках многомиллионолетних насекомых, захороненных в янтаре. В работах (Cano et al., 1992a; Cano et al., 1992б) говорится о нахождении неплохо сохранившихся фрагментов ДНК в пчеле из янтаря возрастом 25-40 млн. лет. В работе (DeSalle et al., 1992) говорится о выделении митохондриальной и ядерной ДНК из термита, погребенного в янтаре возрастом 25-30 млн. лет. Наконец, в работе (Cano et al., 1993) сообщается об обнаружении ДНК в останках жука долгоносика из ливанского янтаря возрастом вообще 120-135 миллионов лет!
Не менее удивительным фактом является обнаружение «ископаемой» ДНК бактерий с предполагаемым возрастом в десятки и даже сотни миллионов лет. Таких исследований (где была обнаружена ДНК ископаемых «палео-бактерий») уже имеется целый ряд.
Например, авторы работы (Vreeland et al., 2000) пишут прямо в резюме своей статьи (видимо, специально для самых скептически настроенных читателей), что они подошли к избавлению образцов от возможного загрязнения со всей возможной тщательностью, вследствие чего вероятность загрязнения стала менее одной миллиардной. И после этого, авторы выделили бактериальную ДНК из древних кристаллов соли с предполагаемым возрастом 250 миллионов лет!
В более поздней работе (Park et al., 2009) обсуждается ДНК найденных бактерий с предполагаемым возрастом 23, 121 и 419 (!) миллионов лет.
И вот если теперь окинуть взглядом все эти случаи с мягкими тканями и белками в костях динозавров и прочих ископаемых животных, ДНК бактерий 400-миллионолетнего возраста, сохранившиеся чернила головоногих моллюсков возрастом 160 миллионов лет, то получается просто потрясающая по своей силе подборка «странных фактов».Эти факты весьма серьезным образом указывают на отсутствие этих самых долгих-предолгих миллионов лет.
И всё же пальму первенства в отношении таких примеров, пожалуй, следует отдать поразительному факту, озвученному профессором, доктором геолого-минералогических наук Красиловым В. А. в его монографии (Красилов, 1986):
«…Одна из таких систем — это мезозойская растительность Сибири, предмет специальных исследований автора. Она существовала без кардинальных изменений (в разнообразии, составе доминантов, поясной и синузиальной структуре) от середины триасового периода до середины мелового, около 100 млн. лет. В течение этого огромного промежутка времени основные виды оставались практически неизмененными или приобретали едва уловимые отличия. Даже с помощью электронного микроскопа трудно отличить, например, юрские Phoenicopsis (доминирующее древесное растение из вымершего порядка чекановскиевых) от раннемеловых. Мутации, дрейф генов - все это, наверное, происходило, но не могло преодолеть мощного стабилизирующего действия экологической системы. Трудно представить себе, не впадая в мистику, как дело могло бы сдвинуться с мертвой точки, если бы не биосферные кризисы».
В этом примере флора и растительность огромного региона остаётся неизменной на протяжении 100 миллионов лет. Не эволюционируют не только виды, но даже состав доминантов и пространственная структура растительности не демонстрируют никаких изменений. Возможно ли такое вообще, чтобы полностью замерли любые изменения в природе на целых 100 миллионов лет?
Или же здесь всё гораздо проще? Может быть, никаких 100 миллионов лет просто не было, а имели место гораздо более скромные промежутки времени? Например, около 7 500 лет?
Итак, на этом разбор теории эволюции можно считать законченным. В первых двух статьях были рассмотрены аргументы против того, что данная теория якобы может считаться доказанной, в последних трех – факты, опровергающие эту недоказанную теорию.
Еще раз хочу подчеркнуть, что эта ложная теория не только ошибочная, но крайне вредная и опасная. Еще в школах, детям и подросткам, с еще совершенно несформировавшимся мировоззрением и принципами, взрослые люди, учителя, уверенным тоном втолковывают, что все люди – животные, все люди – звери. Причем животные и звери, всеми средствами борющиеся за существование. И в ходе этой борьбы выживет лишь сильнейший и наиболее приспособленный. Вместо законов и заповедей премудрого Творца – безбожие, беззаконие и вседозволенность, вместо изначального Сотворения – какие-то невразумительные мутации из животного мира.
Кем вырастут дети, которых учат, что они – животные, из которых выживет лишь сильнейший?..
Согласны с материалом? Ставьте лайк и подписывайтесь на канал!
