Евгений Читинский
Начало книги здесь
Предыдущая глава тут. Гл.69
Глава семидесятая
Утро 24 июня 1941 года. Дела особиста
Левченко решил, что сначала посмотрит на захваченную форму и снаряжение диверсантов, а потом продолжит допросы, уж очень сильно ему хотелось потрогать руками «шкуру зверя».
На вид форма НКВД, которую носили диверсанты, была точно такая же, как и оригинальная, советская. Но немцы не были бы немцами, если бы не делали всё педантично, основательно и качественно. То есть со всеми штемпелями и маркировкой.
Если хлопчатобумажная материя была примерно такого же качества и даже цвет был подобран «один в один», то вот с маркировкой было всё куда интереснее.
На внутренней стороне кителя, возле правого нагрудного кармана обнаружилась этикетка с маркировкой «М-41». Левченко знал, что это означает «Мюнхен-1941 год», а также указывалось имя портного «Robert Labster» и размер одежды. Рядом, на свободном месте бирки, стоял чернильный штамп, в котором были вписаны инициалы солдата (обычно в вермахте имя и фамилия владельца обмундирования указывались полностью). Здесь же, рядышком, стоял штампик командира роты на немецком языке «Проверено К».
Такие бирки и штампы были на фуражках с внутренней стороны, на подкладке галифе и даже на голенищах сапогов с внутренней стороны. В общем, все было просто и сложно одновременно. Такую проверку можно было организовать, только поймав или убив диверсанта.
Хотя было одно внешнее отличие, но очень характерное. Подошва немецкого варианта наших сапог была подбита гвоздиками с гранеными шестиугольными выпуклыми шляпками (для лучшего сцепления с землей), которые оставляли очень качественные следы на влажной почве. Это было явным упущением немецких диверсантов. А скорее всего, они были просто уверены в своей победе и силе.
Трехлинейные винтовки и автоматы ППД были советского производства, скорее всего, переданы финнами после Зимней войны 1939-1940 годов. Финские трофеи. Теперь они оказались освобожденными из плена. Левченко при этой мысли грустно улыбнулся. Потом взял в руки удостоверения личности. Документы на имя сотрудников НКВД были новенькие, свежеотпечатанные, и скрепки на них были примечательные – никелированные!
Скорее всего, показ этих документов должен был играть роль отвлекающего манёвра с последующим уничтожением проверяющего и его группы. А может это была обычная немецкая педантичность и основательность. В ходе войны эти скрепки, конечно же, «подправили» под обычные, железные, но проколы всё равно случались. Вот правду говорят, что привычка – это вторая натура. Привычка немцев к порядку и основательности.
Оглядев обмундирование, снаряжение и оружие, Левченко с довольным видом закурил. Не с пустыми руками приедет он к начальству. А руководство любит конкретные, весомые и осязаемые результаты. А тут только экспертиз можно назначить целую кучу! Хотя кому они сейчас нужны. Только для отчета, для галочки, наверное.
Левченко приказал своим бойцам убрать все вещественные доказательства и сел за стол. Задумался… Осталось допросить еще четверых человек, которые вышли вместе с Буниным к позициям отряда Старновского. В том, что это были случайно встреченные раненым диверсантом люди, он не сомневался. Сбежавшие во время артобстрела Бреста заключенные - это был реальный факт. Он уже проверил. Осталось только проверить, смог ли их завербовать Бунин за это короткое время.
Если всё же они окажутся не связанными с диверсантом, то заодно уж придется решить вопрос, нужны ли ему эти люди как осведомители или агенты. Всё же третий отдел НКВД осуществлял контрразведку в войсках НКВД. А тут вроде как территория военной контрразведки. «Вербануть на коротке» и отдать на связь войсковому особисту, конечно, можно. А там уж пусть он решает, в какую категорию их определить – или просто в «осведомители», или в «агенты».
С осведомителями мороки гораздо меньше. Сидят себе на местах, смотрят по сторонам, и если вдруг случится что-то такое-этакое, то уведомляют о подозрительных фактах. Тут простым инструктажем можно обойтись.
А вот с агентурой надо работать! Учить её, чуть ли не воспитывать. Справки разные составлять о проделанной с ними работе, но самое главное - нужно же ведь с ними регулярно встречаться и давать вполне конкретные поручения по работе по конкретным вопросам или с конкретными людьми. Подвести агента, например, к секретоносителю, тоже нужно уметь. И неважно, какую должность занимает тот, кого нужно проверить, будь это командующий округом, а теперь фронтом, или простой командир полка, дивизии.
Понятное дело, что это делалось для того, чтобы контролировать руководство войсками. И если они что-то сделают не так, тут же приехать к ним «на черном воронке», т. е. арестовать как вредителя или изменника. Товарищ Сталин знал, что делал. И все у него были в кулаке! Все. Начиная от руководителей генштаба Жукова с Тимошенко и заканчивая командирами дивизий. И если не дай Бог кто-то из них сделает что-то не то, что ему приказано сверху, то надежная агентура из штабных работников, многочисленные осведомители на местах, в войсковых частях, на складах, на аэродромах, мигом доложат своему особисту.
Но высшим шиком было продвижение «проверенных людей» на командные должности с целью потом сделать из них «агентов влияния», чтобы уже они подводили особо ценных агентов к секретоносителям высокого ранга, используя свои должностные обязанности.
Вот поэтому лейтенанта Старновского особист решил приберечь для себя. Пусть пока будет просто «доверительным оперативным контактом». Это сейчас войсковые особые отделы не принадлежат НКВД, а вот в будущем, скорее всего, их вернут обратно в ведомство товарища Берии.
Как потом покажет жизнь, Левченко и его руководство оказались правы. Как читатель уже знает, 20 июля 1941 года за ненадобностью был ликвидирован наркомат государственной безопасности (НКГБ).
Ну, а перед этим особые отделы наркомата обороны (НКО) и наркомата военно-морского флота (НВМФ) были переданы в НКВД 17 июля 1941 года, то есть через 22 дня после описываемых событий. И неслучайно уже на третий день войны руководители этих 3-их Управлений, а также руководство НКГБ вполне себе догадывались, что в оборонительной войне такое дублирование контрразведки просто не нужно. И даже вполне себе догадывались, почему 3 февраля 1941 года (за четыре с половиной месяца до начала войны) выделили из НКВД контрразведку «войсковую», «военно-морскую» и «территориальную» (гражданскую). Готовились к совершенно другой войне. Какой угодно, только не оборонительной…
Иначе бы не законсервировали укрепрайоны по старой границе. И не сосредоточили бы три армии в Белостокском выступе, в заведомом полуокружении.
Много чего не знал Левченко, но вот в чем ему не откажешь, так это в безупречном просчитывании ситуации. А то, что происходило в армии сейчас, на третий день войны, он уже успел увидеть и ощутить на своей шкуре.
Так что правильно Левченко сделал, что решил продвигать наверх Старновского, постепенно делая его «агентом влияния», ну и попутно экспертом в вопросах тактики и стратегии. Ведь справочки о деятельности командиров, начиная от уровня полка, делать нужно. Война только начинается, и необходимость в толковых командирах будет ох, какая!
Левченко затушил сигарету и крикнул:
- Иевлев, приведи Павловского!
Особист решил начать с самого сложного, то есть с допроса политзаключенного. Ели Бунин кого и решил завербовать, то лучшей кандидатуры, чем «враг народа», ему не найти!
Продолжение тут.
