В своё время (89-91гг.) постоянно ходил через эту стройку :)
Riga.lv продолжает серию рассказов о примечательных домах Риги.
Кто и как живет в доме из красного кирпича на улице Ф.Садовникова?
МЖК (Молодежный жилой комплекс) на Фирса Садовникова, 21
рассказывает Рихард Чижевский: вместе с семьей мы живем в доме на Садовникова, 21, с окончания строительства в 1991 году – уже 27 лет. Дом построен по проекту Юриса Поги, который позже стал главным архитектором Риги. Это нестандартный проект, модификация 104-й серии.
С 1974 года я работал в Академии Наук, зарплата там была 105 рублей. Через два года мы с супругой поженились, жена инженер-экономист, а я инженер-электрик. В Академии денег много не зарабатывали, получили однокомнатную квартиру в Пурвциемсе. Когда родился второй ребенок, перспектив на большую жилплощадь у нас не было. Молодежный жилой комплекс (МЖК) оказался вариантом, который оправдал наши надежды: после завершения строительства мы с семьей получили трехкомнатную квартиру.
Строительство дома началось в 1988 году, когда в Риге проводился конкурс на возможность участия в строительстве Молодежных жилых комплексов. В нашей команде нас было около 120 человек. Вообще, движение МЖК началось около 100 лет назад на Урале, когда рабочие сами себе строили дома по типу общежитий. Первый МЖК в Риге появился в 1985 году на улице Ленина, теперь Бривибас, 111, – он был широко известен не только здесь, но и во всем Советском Союзе.
Производительность труда была средняя, половина строителей – бывшие инженеры, люди, которые привыкли к интеллектуальному труду. В конце стройки месячная зарплата была всего 66 рублей, но было желание построить своими руками, мы горели этим! Мы следили за всей информацией, в газетах о МЖК регулярно писали. Ходили на субботники, занимались общественной деятельностью, участвовали в туристических соревнованиях.
В Академии Наук была сложная система отбора, нужные очки можно было получить за научные публикации, за диссертации. Хорошо получалось зарабатывать очки у моряков – они с семьями потом получили половину квартир в доме – вернутся с моря, а у них шесть месяцев на берегу – на субботники ходили по пять дней в неделю, когда мы только успевали один раз прийти.
Riga.lv продолжает серию рассказов о примечательных домах Риги.
Кто и как живет в доме из красного кирпича на улице Ф.Садовникова?
МЖК (Молодежный жилой комплекс) на Фирса Садовникова, 21
рассказывает Рихард Чижевский: вместе с семьей мы живем в доме на Садовникова, 21, с окончания строительства в 1991 году – уже 27 лет. Дом построен по проекту Юриса Поги, который позже стал главным архитектором Риги. Это нестандартный проект, модификация 104-й серии.
С 1974 года я работал в Академии Наук, зарплата там была 105 рублей. Через два года мы с супругой поженились, жена инженер-экономист, а я инженер-электрик. В Академии денег много не зарабатывали, получили однокомнатную квартиру в Пурвциемсе. Когда родился второй ребенок, перспектив на большую жилплощадь у нас не было. Молодежный жилой комплекс (МЖК) оказался вариантом, который оправдал наши надежды: после завершения строительства мы с семьей получили трехкомнатную квартиру.
Строительство дома началось в 1988 году, когда в Риге проводился конкурс на возможность участия в строительстве Молодежных жилых комплексов. В нашей команде нас было около 120 человек. Вообще, движение МЖК началось около 100 лет назад на Урале, когда рабочие сами себе строили дома по типу общежитий. Первый МЖК в Риге появился в 1985 году на улице Ленина, теперь Бривибас, 111, – он был широко известен не только здесь, но и во всем Советском Союзе.
Производительность труда была средняя, половина строителей – бывшие инженеры, люди, которые привыкли к интеллектуальному труду. В конце стройки месячная зарплата была всего 66 рублей, но было желание построить своими руками, мы горели этим! Мы следили за всей информацией, в газетах о МЖК регулярно писали. Ходили на субботники, занимались общественной деятельностью, участвовали в туристических соревнованиях.
В Академии Наук была сложная система отбора, нужные очки можно было получить за научные публикации, за диссертации. Хорошо получалось зарабатывать очки у моряков – они с семьями потом получили половину квартир в доме – вернутся с моря, а у них шесть месяцев на берегу – на субботники ходили по пять дней в неделю, когда мы только успевали один раз прийти.
Когда мы начинали строить, на месте первого и второго подъезда было два деревянных дома, а на месте четвертого подъезда – крошечный каменный домик 3х4 метра. Нам тогда не до истории было, мы строили, но на чердаках деревянных домов много чего можно было найти, сам я однажды обнаружил газеты военного времени.
Еще я видел сундук, заполненный человеческими костями и черепами, некоторые из них были проломлены, другие прострелены. Если посмотреть исторические записи, то оказывается, что весь этот квартал по улице Екабпилс был частью еврейского гетто. Страшное дело, конечно. Может и не пошел бы сюда работать, если б знал, что тут такое творилось, но все это обнаружили только тогда, когда начали копать под фундамент дома.
Несколько раз мы находили серебряные предметы утвари, вилки, ножи. Бывало, экскаваторщик ровняет двор, потом прибегает, бъет себя по голове: я экскаваторным ковшом ударил, а там кувшин серебряный! Пока ровняли двор, набрали полведра серебряных вилок и ножей, килограмм 10. Все это решили честно сдать государству – отнесли в милицию и получили за это 400 рублей.
Напротив, на Краславас, 12, тоже было несколько деревянных домов. Однажды экскаваторщик раскопал землю и ушел на обед. Вышли дети, нашли какую-то мешковину. Потянули – из нее высыпались золотые монеты. Дети начали ссориться, драться – вышли родители, начали сами драться. В итоге приехала милиция, собрала все золото и уехала.
Работало и много женщин, часть из них трудилась на деревообрабатывающем заводе – зарабатывали в два раза больше нашего, под 180 рублей, когда мы около 100.
В процессе стройки я работал и штукатуром, и снабженцем, монтировал лифты. Тогда я узнал, что работа штукатура даже тяжелее, чем работа каменщика! У нас был хороший командир, Артур Шильман, который приехал в Ригу из Украины через две недели после случая в Чернобыле. Он всегда находил выход из положения, если мы не знали что делать. А проблемы были довольно часто: что-то всегда случалось – то бетона не хватало, то панелей, то еще чего-то.
Вместо изначально планируемых полутора лет мы строили дом три года. Много было трудностей, например, нам нужно было 250 тысяч штук кирпича на квартал, а выделяли всего десятую часть, 25 тысяч. Когда кирпичи заканчивались, наша бригада каменщиков отправлялась на подработку, зарплату кирпичами и получали.
Дом построен из кирпича Лодес, дырчатого. Так как кирпича не хватало, мы его покупали сами, за деньги, которые женщины зарабатывали на деревообрабатывающем заводе. Оказывается, кирпич имел три сорта, среди них был меченый черной краской, бракованный, его только для внутренних стен можно было использовать. А меченый белым был самым качественным, годился для наружных стен.
В доме шесть подъездов и 83 квартиры. Со второго подъезда по пятый все квартиры одинаковой конструкции, а первый подъезд отличается – он полукруглый, комнаты в нем больше. По проекту на первом этаже были предусмотрены ресторан и кухня, там стены были покрыты кафелем. Сразу после сдачи дома кафель сбили. Разобрали помаленьку и огромные воздуховоды, которые брали воздух с крыши, гнали его в подвал, там нагревали горячей водой и подавали уже теплый в помещение.
Мы до последнего момента не устраивали жеребьевку на квартиры, чтобы каждый не работал бы только в своей. В 1991 году, последние полгода, мы трудились без зарплаты, лишь бы сдать дом в эксплуатацию. До 17 часов нужно было быть на общих работах, а вечером каждый уже шел в свою квартиру, когда мы уже знали, где чья будет. Много кто у себя переделал что-то, поэтому у разных квартир есть свои отличия. Например, конкретно мы сделали дверь с кухни на балкон, чтобы детей в комнате не студить, если вдруг вечером нужно будет балкон открыть.
У нас был очень хороший прораб Борис Берман, бывший мостостроитель. Это по его конструкции у нас балконы мощные со двора. У меня там сделана теперь клумба – немецкая яма с черноземом. Пробовали в ней и помидоры и огурцы выращивать, но из-за конструкции дома там сильнейший ветер закручивается. Стекла на крыше как тряпки полощет!
А двор у нас уникальный, оказывается, у дворов есть коэффициент заполнения – так у нас он больше единицы, так как двор двухуровневый. По задумке архитектора Юриса Поги у нас есть нижний этаж и верхний, ведь места было немного, а планировалась и площадка для детей, и стоянки.
Многие свои квартиры в доме уже продали. Кстати, при ремонте не надо на кухне ничего красным красить, примета такая – к расставанию, вот все и развелись! Уже много новых людей в доме живет, все-таки 27 лет – не шутка. Мы – все, кто остался – общаемся. Вот в чем преимущество совместной работы на стройке: практически все соседи знают друг-друга. Сейчас много домов, где люди десятилетиями не здороваются, имеют застарелые обиды на соседей, просто ужас. А нам здесь повезло, живем дружно.
Конечно, главным плюсом нашего дома является то, что мы вместе его построили. Мне нравится, что мы выдержали, что сейчас могу с уважением поздороваться во дворе с соседом. Мы все здесь хозяева: я могу завести вас на крышу и показать вид на город, всегда можно что-то поправить, улучшить – коврики при входе или пол в лифте поменять.
Когда мы начинали строить, на месте первого и второго подъезда было два деревянных дома, а на месте четвертого подъезда – крошечный каменный домик 3х4 метра. Нам тогда не до истории было, мы строили, но на чердаках деревянных домов много чего можно было найти, сам я однажды обнаружил газеты военного времени.
Еще я видел сундук, заполненный человеческими костями и черепами, некоторые из них были проломлены, другие прострелены. Если посмотреть исторические записи, то оказывается, что весь этот квартал по улице Екабпилс был частью еврейского гетто. Страшное дело, конечно. Может и не пошел бы сюда работать, если б знал, что тут такое творилось, но все это обнаружили только тогда, когда начали копать под фундамент дома.
Несколько раз мы находили серебряные предметы утвари, вилки, ножи. Бывало, экскаваторщик ровняет двор, потом прибегает, бъет себя по голове: я экскаваторным ковшом ударил, а там кувшин серебряный! Пока ровняли двор, набрали полведра серебряных вилок и ножей, килограмм 10. Все это решили честно сдать государству – отнесли в милицию и получили за это 400 рублей.
Напротив, на Краславас, 12, тоже было несколько деревянных домов. Однажды экскаваторщик раскопал землю и ушел на обед. Вышли дети, нашли какую-то мешковину. Потянули – из нее высыпались золотые монеты. Дети начали ссориться, драться – вышли родители, начали сами драться. В итоге приехала милиция, собрала все золото и уехала.
Работало и много женщин, часть из них трудилась на деревообрабатывающем заводе – зарабатывали в два раза больше нашего, под 180 рублей, когда мы около 100.
В процессе стройки я работал и штукатуром, и снабженцем, монтировал лифты. Тогда я узнал, что работа штукатура даже тяжелее, чем работа каменщика! У нас был хороший командир, Артур Шильман, который приехал в Ригу из Украины через две недели после случая в Чернобыле. Он всегда находил выход из положения, если мы не знали что делать. А проблемы были довольно часто: что-то всегда случалось – то бетона не хватало, то панелей, то еще чего-то.
Вместо изначально планируемых полутора лет мы строили дом три года. Много было трудностей, например, нам нужно было 250 тысяч штук кирпича на квартал, а выделяли всего десятую часть, 25 тысяч. Когда кирпичи заканчивались, наша бригада каменщиков отправлялась на подработку, зарплату кирпичами и получали.
Дом построен из кирпича Лодес, дырчатого. Так как кирпича не хватало, мы его покупали сами, за деньги, которые женщины зарабатывали на деревообрабатывающем заводе. Оказывается, кирпич имел три сорта, среди них был меченый черной краской, бракованный, его только для внутренних стен можно было использовать. А меченый белым был самым качественным, годился для наружных стен.
В доме шесть подъездов и 83 квартиры. Со второго подъезда по пятый все квартиры одинаковой конструкции, а первый подъезд отличается – он полукруглый, комнаты в нем больше. По проекту на первом этаже были предусмотрены ресторан и кухня, там стены были покрыты кафелем. Сразу после сдачи дома кафель сбили. Разобрали помаленьку и огромные воздуховоды, которые брали воздух с крыши, гнали его в подвал, там нагревали горячей водой и подавали уже теплый в помещение.
Мы до последнего момента не устраивали жеребьевку на квартиры, чтобы каждый не работал бы только в своей. В 1991 году, последние полгода, мы трудились без зарплаты, лишь бы сдать дом в эксплуатацию. До 17 часов нужно было быть на общих работах, а вечером каждый уже шел в свою квартиру, когда мы уже знали, где чья будет. Много кто у себя переделал что-то, поэтому у разных квартир есть свои отличия. Например, конкретно мы сделали дверь с кухни на балкон, чтобы детей в комнате не студить, если вдруг вечером нужно будет балкон открыть.
У нас был очень хороший прораб Борис Берман, бывший мостостроитель. Это по его конструкции у нас балконы мощные со двора. У меня там сделана теперь клумба – немецкая яма с черноземом. Пробовали в ней и помидоры и огурцы выращивать, но из-за конструкции дома там сильнейший ветер закручивается. Стекла на крыше как тряпки полощет!
А двор у нас уникальный, оказывается, у дворов есть коэффициент заполнения – так у нас он больше единицы, так как двор двухуровневый. По задумке архитектора Юриса Поги у нас есть нижний этаж и верхний, ведь места было немного, а планировалась и площадка для детей, и стоянки.
Многие свои квартиры в доме уже продали. Кстати, при ремонте не надо на кухне ничего красным красить, примета такая – к расставанию, вот все и развелись! Уже много новых людей в доме живет, все-таки 27 лет – не шутка. Мы – все, кто остался – общаемся. Вот в чем преимущество совместной работы на стройке: практически все соседи знают друг-друга. Сейчас много домов, где люди десятилетиями не здороваются, имеют застарелые обиды на соседей, просто ужас. А нам здесь повезло, живем дружно.
Конечно, главным плюсом нашего дома является то, что мы вместе его построили. Мне нравится, что мы выдержали, что сейчас могу с уважением поздороваться во дворе с соседом. Мы все здесь хозяева: я могу завести вас на крышу и показать вид на город, всегда можно что-то поправить, улучшить – коврики при входе или пол в лифте поменять.
