Найти в Дзене
Константин Смолий

Hanzel und Gretyl, «Über alles»

Германия, ты никогда не была так нарочито германской, как во времена национал-социализма! Не стоит ломать голову, почему немецкий народ им соблазнился: всё дело в эстетике, в идеальной форме, в которую отлился беспокойный германский дух. Содержание богато и разнообразно – философия и наука, литература и музыка, аристократизм и промышленность, капитализм и социализм… Эффектного внешнего выражения искушённый дух искал давно, выражения, гармоничного до блеска касок, до нашивки на рукаве, до техно-индустриального механицизма, когда люди-элементы – шестерни в огромных часах, отмеряющих приход нового, последнего тысячелетия.

Творчество содержания остановилось. Германия Гитлера удивительно бесплодна. Зачем творчество, если идеальная форма найдена? А вдруг дух, который, как известно со времён одного швабского философа, дышит, где хочет, своим свободным дыханием взломает мертвящую устойчивость? И тогда он был взят в плен и превращён в смазку гусениц танков, в мерный шаг колонн, в мышечное усилие вздымающейся к солнцу руки, в крушащий своей поступательной монотонностью ритм марша.

Сила соблазнения велика, даже сейчас, ведь идеальная форма не была осуждена на знаменитом суде, она осталась в миллионах изображений, в кино и музыке, памятниках технике и стильной латексной одежде тех, для кого истязание и боль – наслаждение. Идеальная форма часто опускалась до постмодернистского смехачества и кича, но жила. Идеология и этика не причём, их порочность разоблачена и распята, но эстетика, эстетика по-прежнему пленяет…

Подлинной родины Гензеля и Гретель уже не существует, она распята вместе с идеологией, и теперь это иное под видом прежнего, другая форма. И они бредут по свету, обретая актуальную плоть то тут, то там (почему бы и не в Нью-Йорке?). И в жажде аутентичности внешнего воплощения снова подпадают под очарование однажды найденной идеальной формы. Что это за звуки? Разве не поступательная монотонность марша, не грохот плывущих по плацу колонн, не скрежет гусениц танков, изрядно, впрочем, заржавевших в условиях дефицита смазки.

А этот язык! Боже, это снова немецкий язык, единственно возможный, чтобы, презрев навязчивое разнообразие, возвести на пьедестал нечто единое и прокричать на весь мир «оно превыше всего!» «Über alles» – две пули, разрывающие жидкие тела наших современников, основание новых иерархий, возвращение миру его пирамидальной упорядоченности.

Пойдём с нами, Гензелем и Гретель, по оставленным повсюду хлебным крошкам. Пойдём на поиски отсутствующей родины, в третье царство от солнца, слепнущего от нашего приветствия.