Я очень люблю глубокие лонгриды, которые заставляют задуматься, рассказывают историю и дают много полезной информации. Поэтому я перевела для вас лонгрид из американского New Yorker. Это история о людях, которые говорят на десятках языков — так называемые гиперполиглоты. Гиперполиглот — человек, который говорит на 11+ языках (общее количество может доходить до 25−30 языков). В этой статье журналистка New Yorker едет с гиперполиглотом на Мальту, чтобы посмотреть, как он будет учить местный язык. За неделю. Да-да, за одну неделю!
В мае прошлого года Луис Мигель Рохас-Берсиа, докторант Института психолингвистики им. Макса Планка в голландском городе Неймеген, прилетел на неделю на Мальту, чтобы выучить мальтийский язык. В рюкзаке у него был внушительных размеров учебник по грамматике, но он и не собирался его открывать, разве что в случае крайней необходимости. «Сделаем, как я всегда это делаю в Амазонке», — сказал он мне, ссылаясь на свою полевую работу в качестве лингвиста. Наш план состоял в том, чтобы я наблюдала, как он начал изучать новый язык, начиная с «привет» и «спасибо».
Рохас-Берсиа был двадцатисемилетним перуанцем с кукольным личиком и колючими темными волосами. Друг дал ему новую пару сережек, которые он носил на Мальте с пестрыми майками и цепочкой. В целом он был похож на любого другого беззаботного молодого туриста, за исключением интенсивной фокусировки, с которой он, навострив все органы чувств, вступал в новую обстановку. Лингвистика — это сложная интеллектуальная дисциплина. На конференции в Неймегене, которая предшествовала нашей поездке на Мальту, были опубликованы статьи об «анатомических сходствах в устройстве речевых аппаратов людей и тюленей» и «декларативной памяти, зависящей от гиппокампа», а также нейропсихологический анализ речи и обработка звука в мозгу битбоксеров. Докторская диссертация Рохас-Берсиа, основанная на исследовании людей племени Шави в перуанском тропическом лесу, не предполагала использование данных функционального МРТ или компьютерного моделирования, но его результаты по-прежнему являются тайной для непосвященных. «Я разрабатываю теорию изменения языка под названием «Поток», — объяснил он однажды вечером в загородной гостинице, где мы наслаждались местными традиционными pannenkoeken (блинами). «Поток — это динамизм, который включает в себя социальное явление и воздействие на языковую компетенцию, функциональное, либо формальное».
Языковая компетенция, как это бывает, была предметом моего собственного интереса к Рохас-Берсиа. Он является гиперполиглотом, владеющим двадцатью двумя живыми языками (испанским, итальянским, пьемонтским, английским, классическим китайским, французским, эсперанто, португальским, румынским, кечуа, шави, аймара, немецким, голландским, каталанским, русским, хакка, японским, корейским, гуарани, фарси и сербским), на тринадцати из которых он свободно говорит. Он также знает шесть классических языков или языков, находящихся под угрозой исчезновения: латинский, древнегреческий, библейский иврит, шивилу, муниш и селкнам, коренной язык Огненной Земли, который был предметом исследования его магистерской диссертации. Мы впервые встретились три года назад, когда я писала о молодом чилийце, который назвал себя последним выжившим носителем языка селкнам. А как можно проверить такое заявление? Как выяснилось, при помощи Рохас-Берсиа.
Величайшие подвиги всегда вызывали восторг среди простых смертных, отчасти, возможно, потому что они закрепляют победу команды Homo Sapiens: они переосмысливают человеческие возможности. Если ультрамарафонец Дин Карназес может пробежать триста пятьдесят миль без сна, он может вдохновить вас совершить пробежку вокруг квартала. Если Рохас-Берсиа может говорить на двадцати двух языках, возможно, вы сможете воскресить свой испанский или пробудить иврит или выучиться родной корейский своей бабушки, чтобы понимать ее рассказы. Так звучат обещания таких онлайн-программ по изучению языка, как Pimsleur, Babbel, Rosetta Stone и Duolingo: в мозгу каждого человека, говорящего только на одном языке, живет бездействующий полиглот — джинн, которого можно разбудить, благодаря оживленному умственному трению. Я проверила это предположение в начале моего исследования, подписавшись на Duolingo, чтобы выучить вьетнамский язык. (Приложение бесплатное, и мне было интересно узнать о проблемах в изучении тонального языка). Оказывается, я хорошо справляюсь с приветствием—chào—, но спасибо, cảm ơn, дается сложнее.
Слово «гиперполиглот» было придумано два десятилетия назад британским лингвистом Ричардом Хадсоном, который запустил интернет-поиск лучшего языкового ученика в мире. Но само явление и его загадка — древние. В Деяниях 2 Нового Завета на учеников Христа снисходит Святой Дух, и они внезапно начинают «говорить на языках» (glōssais lalein, по-гречески), проповедуя на языках «каждого народа под небом». По словам Плиния Старшего, греко-персидский царь Митридат VI, который правил двадцатью двумя народами в первом веке до нашей эры, «управлял их законами на любом количестве языков и мог выступать с речами на каждом из них». Плутарх утверждал, что Клеопатра «очень редко нуждалась в переводчике», и была единственным монархом из своей греческой династии, свободно владевшей египетским языком. Елизавета I предположительно также владела языками своего царства — валлийским, корнуольским, шотландским и ирландским языками, а также еще шестью другими.
Всего с десятью языками в своем арсенале, шекспировская королева не считается гиперполиглотом; принятый порог — одиннадцать. Мастерство Джузеппе Меццофанти (1774−1849) удивляет больше и лучше документировано. Итальянский кардинал Меццофанти свободно владел по крайней мере тридцатью языками и изучал еще сорок два, в том числе, по его словам, алгонкинский. В течение десятилетий, которые он прожил в Риме как главный хранитель библиотеки Ватикана, аристократы со всего мира посещали его, чтобы поговорить с ним на своем родном языке, а он порхал среди них столь же проворно, как пчела в розовом саду. Лорд Байрон, который, как говорят, владел греческим, французским, итальянским, немецким, латынью и армянским, в дополнение к своему бессмертному английскому, проиграл кардиналу в соревновании в ругательствах, а потом с восхищением назвал его «монстром». Другие свидетели были менее очарованы, сравнивая его с попугаем. Но его одаренность была засвидетельствована ирландским ученым и британским филологом Чарльзом Уильямом Расселом и Томасом Уоттсом, которые установили стандарт беглости, который по-прежнему полезен при проверке современного Меццофанти: могут ли они говорить с неограниченной свободой, которая выходит за рамки механического подражания?
Меццофанти, сын плотника, нахватался латыни, стоя у стен семинарии, слушая, как мальчики повторяют спряжения. Рохас-Берсиа, напротив, вырос в образованном трехъязычном доме. Его отец — перуанский бизнесмен, и семья комфортно живет в Лиме. Его мать — менеджер магазина итальянского происхождения, а его бабушка по материнской линии, которая заботилась о нем в детстве, учила его пьемонтскому. Английский он изучал в начальной школе и безукоризненно говорит на нем с такой же легкой латиноамериканской интонацией — скорее намек непохожести, чем акцент, — которая присутствует в каждом языке, за который я могу ручаться. Мальтийский некоторое время был в его списке желаний вместе с уйгурским и санскритом. «Вот, что происходит, — сказал он за ужином в китайском ресторане в Неймегене, где он беседовал на мандарине с хозяином, на голландском с официантом, и переключался с французского на испанский в разговоре с одним студентом из института. «Я amoureux de langues. И, когда я влюбляюсь в язык, я должен это изучить. Нет никакого практического мотива — это форма игры». Amoureux, как вы можете заметить, жаждет своего возлюбленного: его тело и душу.
Моей собственной скромной компетенцией в иностранных языках (я говорю на трех) не получится похвастаться в большинстве стран мира, где многоязычие является нормой. Люди, которые живут на перекрестке культур — меланезийцы, латиноамериканцы, жители Юго-Восточной Азии и Центральной Европы, африканцы, живущие к югу от Сахары, плюс миллионы других людей, в том числе мальтийцы и шави, изучают языки, не считая это достижением, заслуживающим особого внимания. Покинув Нью-Йорк в сторону Нидерландов, я услышала, как таксист из Ганы разговаривал по мобильному телефону на тональном языке, который я не узнала. «Это Хауса», — сказал он мне. «Я говорю на нем с моим отцом, чья семья родом из Нигерии. Но с моей мамой я говорю на Тви, с друзьями — на Га, а английский и немного Эве — это наш lingua franca. Если бы люди в Челси говорили одно, а люди в Сохо — другое, жители Нью-Йорка тоже были бы многоязычными».
Языковая компетенция, как это бывает, была предметом моего собственного интереса к Рохас-Берсиа. Он является гиперполиглотом, владеющим двадцатью двумя живыми языками (испанским, итальянским, пьемонтским, английским, классическим китайским, французским, эсперанто, португальским, румынским, кечуа, шави, аймара, немецким, голландским, каталанским, русским, хакка, японским, корейским, гуарани, фарси и сербским), на тринадцати из которых он свободно говорит. Он также знает шесть классических языков или языков, находящихся под угрозой исчезновения: латинский, древнегреческий, библейский иврит, шивилу, муниш и селкнам, коренной язык Огненной Земли, который был предметом исследования его магистерской диссертации.
С лингвистической точки зрения этот таксист является более типичным гражданином земного шара, чем средний американец. Рассмотрим Адула Сэм-она, одного из футболистов-подростков, которых в июле прошлого года спасли из пещеры в Мае Саи в Таиланде. Адул вырос в крайней нищете на пористой тайской границе с Мьянмой и Лаосом, где пересекаются различные народы. Его семья принадлежит к этническому меньшинству Ва, которые говорят на австро-азиатском языке, который также широко распространен в некоторых частях Китая. В дополнение к Ва, как пишет Times, Адул «свободно владеет» тайским, бирманским, мандарином и английским языком, благодаря чему он смог переводить двум британским дайверам, которые обнаружили попавшую в ловушку команду.
Почти два миллиарда человек изучают английский язык как иностранный, что примерно в четыре раза больше, чем число носителей языка. А такие приложения, как Google Translate, позволяют общаться практически в любом месте, печатая текст на смартфоне (разумеется, при условии, что ваш собеседник умеет читать). Как ни странно, но одновременно с тем, как гегемония английского языка снижает необходимость говорить на других языках для работы или путешествий, отпечаток, который остается после освоения нового языка, кажется, растет. Существует процветающее онлайн-сообщество пылких лингвафилов, которые являются или стремятся стать полиглотами; для вдохновения они следят за группами в Facebook, смотрят видеоролики на YouTube, сидят в чатах и наблюдают за такими языковыми гуру, как Ричард Симкотт, харизматичный британский гиперполиглот, который устраивает ежегодную Polyglot Conference (в этом году проходит в Любляне). С 2009 года это мероприятие проводится на разных континентах, и привлекает сотни поклонников. Беседы в основном ведутся на английском языке, хотя участники носят бирки с перечислением языков, на которых они готовы поговорить. Симкотт подмигивает и говорит: «Попробуй поговорить со мной».
Никто не становится гиперполиглотом методом осмоса и без жертв — это редкий, геркулесовый подвиг. Рохас-Берсиа, который отказался от многообещающей теннисной карьеры, которая мешала ему в изучении языков, считает, что «нас в Европе около 20, и мы все либо лично знакомы, либо слышали друг о друге». Он связал меня с некоторыми своими товарищами, в том числе с Корентином Бурдо, молодым французским лингвистом, одиннадцать языков которого включают волоф, фарси и финский; и Эмануэле Марини, застенчивым итальянцем лет за сорок, который управляет экспортно-импортным бизнесом и говорит почти на каждом славянском и романском языке, а также на арабском, турецком и греческом, всего около тридцати. Ни один из них добровольно не пользуется английским языком, не одобряя его статус глобального задиристого языка — его prepotenza, как выразился Марини по-итальянски. Эллен Джовин, динамичная жительница Нью-Йорка, которую называют «кормилицей» сообщества полиглотов, объяснила, что ее собственное страстное изучение языков — на сегодняшний день их двадцать пять- «это почти извинение за господство английского языка. Многоязычие — это антитеза лингвистическому шовинизму».
Значительная часть данных о гиперполиглотах по-прежнему отрывочна. Но из небольшой выборки вундеркиндов, которые были протестированы нейролингвистами, откликнулись на онлайн-опросы или поделились своим опытом на форумах, появился частичный профиль. Человек, изучающий экстремальное количество языков, имеет более чем случайный шанс быть гомосексуалистом, мужчиной-левшой с расстройством аутистического спектра, с аутоиммунным расстройством, таким как астма или аллергия. (Эндокринные исследования, все еще неубедительные, исследовали гипотезу о том, что эти признаки могут быть связаны со всплеском тестостерона в период созревания плода.) «Это правда, что L.G.B.T. люди широко представлены в нашем сообществе, — сказал мне Симкотт, когда мы говорили в июле. «И многие имеют расстройства аутистического спектра, некоторые в слабой форме, другие — более сильной. Это было предметом обсуждения на прошлогодней конференции».
Сам Симкотт — гетеросексуал, очень общительный сорокаоднолетний мужчина и одинаково хорошо пишет левой и правой рукой. Он живет в Македонии с женой и дочерью, многообещающим полиглотом одиннадцати лет, которая, как он мне сказал, владела тремя языками в шестнадцать месяцев. Его собственные родители были одноязычными, в детстве его очень забавляло как «по-разному люди говорят по-английски». (Как и Генри Хиггинс, Симкотт может приписать акцент на точную точку на карте не только на Британских островах, но и по всей Европе.) «Меня принимают за местного, когда я говорю примерно на шести языках», — сказал он мне, хотя начал он медленно, изучая французский язык в начальной школе и испанский будучи подростком. В университете он добавил итальянский, португальский, шведский и старый исландский. Его безупречный немецкий, который он освоил, работая по программе Au Pair после окончания университета, превратил изучение голландского в пару пустяков.
Когда Симкотт вошел в поздний отроческий период, по его собственному выражению «Интернет только зарождался», поэтому он мог практиковать свои языки в чатах. Был там, в частности, таинственный полиглот, который следил за теми же чатами. «Он был первым человеком, который действительно подбадривал меня, — сказал Симкотт. «Все остальные предупреждали меня, что мой мозг лопнет или видели меня как говорящую лошадь. В конце концов, я сделал видео, используя всякую всячину из шестнадцати языков, чтобы мне не пришлось продолжать исполнять». Но тот незнакомец дал Симкотту подтверждение, которое он все еще вспоминает с волнением. Он учредил конференцию частично для того, чтобы отдать своеобразную дань, создав клуб для таких же странных ребят, как он сам, для которых ни один язык не иностранный, ни одно место не является домом.
Ряд гиперполиглотов — это ученые-затворники, которые накапливают свои языки, а не используют их для общения. Экстраверты могут работать переводчиками. Хелен Абадзи, греческий педагог, которая говорит на девятнадцати языках «по крайней мере на среднем уровне», проработала десятилетия во Всемирном банке. Като Ломб,венгерская самоучка, изучила семнадцать языков — последний, иврит, когда ей было глубоко за восемьдесят — в зрелом возрасте стала одним из первых синхронных переводчиков в мире. Симкотт присоединился к британскому МИДу. В командировках в Йемене, Боснии и Молдове он освоил часть жаргона. Каждое лето он ставил себе задачу научиться новому языку более целенаправленно, пройдя университетский курс, как это было с китайским, японским, чешским, арабским, финским и грузинским языками, или с учебником по грамматике и репетитором.
Однако они отличаются друг от друга, гиперполиглоты, которых я встречала, все вздрагивали от вопроса «На скольких языках вы говорите?» Как объяснил Рохас-Берсиа, вопрос частично семантический: что означает глагол «говорить»? Это также и политический вопрос. Стандартные акценты и грамматика обычно относятся к правящему классу. И этот вопрос еще больше омрачен «шовинизмом», который ощущает вынужденная сопротивляться Эллен Джовин. Испытание шпиона в триллерах заключается в том, чтобы «сойти за местного», хотя даже англоязычные уроженцы Глазго, Тринидада, Дели, Лагоса, Нового Орлеана и Мельбурна (не говоря уже об Ист-Энде Элайзы Дулиттл) звучат чуждо друг другу. «Никто не осваивает все нюансы языка, — сказал Симкотт. «Это ложный стандарт, и тот, который по иронии судьбы устанавливается, в основном людьми, говорящими только на одном языке, в частности американцами. Итак, давайте просто скажем, что я изучил более пятидесяти, и я использую примерно половину из них».
Продолжение следует...
Завтра вы узнаете, чем закончился поиск Ричардом Хадсоном гиперполиглота, владеющего максимальным количеством языков.
Больше классных советов и статей по изучению иностранного языка - в моей рассылке. Посмотреть архив можно здесь.
***
Ясмина Ступак
