Полная бесправность дворовых людей и чуть лучшее положение крепостных крестьян - так чаще всего в исторической литературе представлено положение этих категорий зависимого населения России. Так ли это было на самом деле?
Оставляя в стороне юридические аспекты положения дворовых и крепостных, посмотрим как их статус выглядел в XIX веке. Крепостные крестьяне были более защищены законодательством и обычным правом. Дворовые люди, находясь физически ближе к своим господам, больше зависели от их настроения и прихотей. Такая подневольность порождала большее доверие со стороны помещиков. Например, еще в XVII в. боярин Б.И. Морозов, будучи крупнейшим землевладельцем, привлекал дворовых в качестве главных приказчиков, управляющих его многочисленными вотчинами. В начале XIX века у других крупнейших помещиков своего времени - Воронцовых, появившаяся мода на наемных управляющих из бывших высших чиновников, быстро была заменена старым обычаем назначения на руководящие должности в вотчинном управлении дворовых. Причина банальна - воровство. При равном финансовом положении управляющего наемного и из дворовых, последний для помещика был более прозрачен и выгоден, т.к. не мог куда-либо деть присвоенное барское имущество, а, значит, меньше был подвержен соблазну воровства.
Как же понимали свое положение сами дворовые? Приведем несколько свидетельств. Одно из них принадлежит известной писательнице и педагогу второй половины XIX века Елизавете Николаевне Водовозовой, которая все детство провела в поместье своей матери (около 100 душ крепостных). Диалог с дворовым человеком Васькой-музыкантом состоялся в конце 40-х - начале 50-х годов. Высказывание дворового:
"- А теперь извольте обратить внимание, какие унижения выношу: поручения выполняю в самом лучшем виде, а когда чуть свободное времечко выпадет, староста сейчас приказ отдает то хлев чистить, то навоз вывозить... Это все, чтобы унизить мою личность!.. А у меня, барышничка, звуки, всюду и везде звуки! Видит бог, нет, так сказать, в моей конструкции ни одного местечка без них! Изводят они меня! В голове они у меня... в сердце... так и выбивают всяческие фирьетуры... А тут, изволите видеть, - навоз!"
Другое свидетельство оставил Александр Николаевич Энгельгард - писатель и общественный деятель, проживший несколько лет в своем поместье и самостоятельно управляющий хозяйством:
"Один только кондитер Савельич из дворовых, из природных дворовских, как говорит Авдотья. Вследствие этого Савельич, точно так же как и я, барин, пользуется особенным уважением, оказываемым "белой кости". Савельичу, точно также как и мне, даже староста говорит "вы". Савельич сознает свою родовитость, свое превосходство по происхождению и держит себя соответственно: серьезно, строго, особняком, потому что "коли ты архиерей, то и будь архиереем"... Савельич человек бывалый, много жил, много видел, всего испытал, живал при господах разных, у генерала служил, бывал и в Москве, и в Питере, царя видел. Я, барин, тоже человек бывалый, много жил, много видел, бывал в положениях разных, а главное, когда-то был военным"
Сами дворовые сознавали это отличие, выражавшееся в обязанностях и социальном положении среди населения вотчины и отчаянно сопротивлялись переводу в статус крепостных крестьян. Очевидно, что более уязвимое положение дворовых нашло своеобразную компенсацию, выразившуюся приобретением статуса элиты среди зависимого населения. Тем самым был создан своеобразный лифт, меняющий социальное положение, наряду с возможностью перехода в свободное состояние.
Историческая лаборатория Вконтакте
