Алиса Крик | Простые истины

Тарелки скользили под пальцами — вода остыла, а я всё стояла у раковины и смотрела в окно. За спиной шуршала Наталья, перекладывая что-то на столе. Голос у неё был ровный, размеренный, с паузами — как всегда, когда она хотела, чтобы каждое слово въелось под кожу. — Ты опять всё по-своему сделала. Вареники недоварены. Мила половину не съела. Я сжала губы. Ноготь большого пальца сам полез в рот — старая привычка, от которой не могла избавиться. Грызла его по ночам, когда не спалось. А не спалось часто — с тех пор, как они переехали к нам...

Я поставила чашку на сушилку и вытерла руки о полотенце. Фарфор был холодным — как всегда после мытья. Я любила этот момент: когда на кухне порядок, когда всё на своих местах. Это успокаивало. — Мне нужно тебе кое-что сказать, — голос мужа прозвучал тихо, почти шёпотом. Я обернулась. Он стоял в дверном проёме, мял в руках ворот пиджака. Я сразу поняла — что-то случилось. Что-то плохое. — Дачу… я продал дачу. Слова повисли в воздухе. Я смотрела на него и не могла понять, правильно ли расслышала. — Что? — Долги...

Я стояла в коридоре больницы и слушала, как под ногами скрипит линолеум. Телефон в руке показывал семнадцать пропущенных — все от Людмилы, свекрови. Я не стала перезванивать. Просто шла по указателям к реанимации, держа Сёму за руку. Он тащил своего одноглазого мишку по полу и молчал. Дверь в палату была приоткрыта. Я толкнула её плечом и замерла. У постели Андрея сидела женщина. Светлые волосы собраны в хвост, на шее яркий шарф — оранжевый, как будто специально, чтобы все видели. Рядом трое детей...

Я сидела за кухонным столом и смотрела, как Алексей перебирает мои конверты. Пальцы быстро, почти небрежно листали чековые книжки — будто это его собственность, а не моя жизнь, разложенная на бумаге. — Мама, ты понимаешь, это не просьба, — он говорил торопливо, перебивая сам себя. — Ключи — сейчас. И деньги со счёта. Это подушка безопасности. Нам нужна подушка. Я крепче сжала чашку. Холодный кафель под босыми пятками напоминал, что я стою на своей земле. Желтоватый свет лампы над столом делал лицо сына незнакомым — резкие тени под глазами, сжатые губы...

Людмила произнесла это негромко, но достаточно отчётливо, чтобы все за столом услышали. Я сидела напротив, держала чашку и смотрела на свекровь, пока её слова медленно укладывались в голове. — Он не нашей породы. Пауза. Звон вилки о тарелку. Чей-то сдавленный смешок. Я опустила чашку на блюдце. Пальцы сами потянулись ко рту — привычка грызть ногти, когда внутри всё сжимается. Людмила улыбалась, будто сказала что-то безобидное. Поправила платок на коленях, отпила чай. — Что вы имеете в виду? — спросила я тихо...

Я поставила чашку на стол и выпрямилась. Лидия сидела напротив, поправляла платок на шее — этот жест я уже знала наизусть. Он всегда предшествовал чему-то неприятному. — Марина, мы с Олей подумали, — начала свекровь, и голос её был мягким, как всегда. — Оля будет помогать с детьми. У тебя столько работы, ты молодая, тебе тяжело. Я сжала кулаки под столом. Костяшки побелели. — Всё, — сказала я. Коротко. — Оля не помогает с детьми. Тишина повисла густая, липкая. Лидия замерла с чашкой в руках. Андрей, стоявший у окна, резко обернулся...

Я закрыла дневник и положила его обратно в сумку. Руки дрожали — не от страха, а от того, что я наконец записала всё по датам. Каждое слово, каждый взгляд, каждый шёпот «друзей» за моей спиной. Теперь это не просто обиды — это факты. На кухне тикали часы. Тот самый звук, который я слышала каждое утро последние восемь лет. Максим сидел напротив, медленно помешивал кофе. Евгения стояла у окна, поправляла серьги. Она всегда так делала, когда собиралась что-то сказать. — Ты всегда так, — произнёс Максим, не поднимая глаз...

Я вернулась домой в восьмом часу. Ключ повернулся в замке легко — слишком легко, будто дверь только что открывали. В коридоре пахло чужим — тёплым супом и чем-то сладковатым, незнакомым. На полке стояла обувь, которую я не покупала: тапочки с потёртыми носками и сандалии на липучках. Я сняла туфли и прошла на кухню. На сушке лежали чашки — три штуки, не мои. На столе — сумка из кожзама, потёртая по углам. Мария Петровна сидела у окна и что-то рассказывала Ольге, тётке Игоря. Обе смеялись. Марк бегал между ними с машинкой, гудел и врезался в ножки стульев...

Я стояла у зеркала в прихожей свекрови и разглядывала своё отражение. Серый кардиган, джинсы, волосы собраны в хвост — ничего особенного. Ничего, за что можно зацепиться взглядом. Я научилась быть незаметной. — Маринка, иди сюда! — голос Людмилы прозвучал из гостиной, и я автоматически улыбнулась своему отражению. Маска легла на лицо привычно, как вторая кожа. Катя тянула меня за руку. — Мам, пойдём к бабушке. — Сейчас, солнышко. В гостиной пахло пирогом и чем-то сладким. Людмила сидела в своём любимом...

Я поставила чашку на стол и выдохнула. Антон сидел напротив, листал телефон, не поднимая глаз. За окном темнело — обычный вторник, обычный вечер. Только внутри у меня всё сжалось в один тугой узел. — Антон, — сказала я тихо. — Нам надо поговорить. Он кивнул, не отрываясь от экрана. Я взяла со стола кухонное полотенце, сжала его в ладони. Пальцы побелели. — Либо ты платишь за прописку и жильё, — произнесла я медленно, делая паузу после каждого слова, — либо собираешь вещи. Тишина. Только тиканье настенных часов — громкое, настойчивое...

Я приехала с пирогом. Испекла ночью, по маминому рецепту — с яблоками и корицей. Михаил любил такой в детстве. Думала, на юбилее будет приятно. В гостиной пахло чем-то дорогим и незнакомым. Свечи, наверное. Или освежитель. Ольга встретила меня у порога — в новом платье, серьги поблёскивали. — Евгения Петровна, — кивнула она. — Проходите. Я прошла. Поставила пирог на стол. Гости уже сидели — человек пять, не больше. Марина, мать Ольги, сидела у окна с сумочкой на коленях. Посмотрела на меня — и отвернулась...

Иван приехал в субботу. Положил на стол папку, аккуратно расстегнул замок. Алёна стояла у двери, прижимая к груди мамину старую игрушку — плюшевого зайца с оторванным ухом. — Нам нужно решить быстро, — сказал он. Голос ровный, без спешки. — Вот документы. Всё по закону. Лариса машинально потерла переносицу. Пальцы холодные, хотя на кухне тепло. Она смотрела на папку, потом на брата. Скатерть под локтями липкая — вчера пролила чай, не вытерла. — Я кормила её, — тихо сказала она. — Ночами. Ложками каши...