Этой картине, можно сказать, повезло. Еë создательница, Артемизия Джентилески, была слишком юна, чтобы не влюбиться в творчество Караваджо. Но и слишком талантлива, чтобы некритично воспринять его работу со светом. Кроме того, уже в подростковом возрасте она была слишком опытным и мастеровитым художником, чтобы упустить из виду психологический аспект образа героини. А ещë ей повезло быть ученицей собственного отца, который обращался со светом и цветом куда менее решительно, но зато куда мягче, чем это делал великий Караваджо. Без этой важной детали образ героини портрета рисковал бы затеряться среди прочих работ караваджистов.
В итоге полотно вышло и очень искренним эмоционально, и очень проработанным композиционно. Синтез идей трëх разновозрастных и довольно разноплановых живописцев обогатил его мистической светотенью кьяроскуро, но оставил место для фирменной палитры Орацио Джентилески и блестящего пластического решения молодой Артемизии. Испытывавшей при написании этой картины необычайный душевный подъём.
Да-да, именно она разработала и воспроизвела на холсте эту уникальную (в рамках еë личного творчества) позу и мимику модели. Не «подсмотрела» у Караваджо, не почерпнула из наставлений отца, а от начала и до конца «шла от себя». Ни до, ни после (на наш скромный взгляд, разумеется) Артемизия Джентилески не сумела превзойти (или хотя повторить) столь блестящего и оригинального исполнения своих творческих замыслов. Да и столь высокой мотивации к смелому композиционному эксперименту у неë — к счастью — больше не было.
Почему мы говорим: «К счастью»? Потому что успеху данной картины предшествовали ужасные обстоятельства. Над Артемизией было совершено насилие совершенно определённого рода, оставившее в душе юной девушки глубокий след. А рассматриваемое нами сегодня полотно — не что иное как еë реакция на долгожданное, нетипичное для своего времени, «выстраданное» судебное решение, согласно которому негодяя ожидала кара.
Вот почему облик героини портрета выражает такое невероятное моральное облегчение, смешанное в равных долях с усталостью и торжеством. Преобладание классической римской школы над флорентийскими новациями обеспечило именно тот эффект, к которому стремилась Джентилески. От этой картины буквально веет духом раннего реализма, но еë центрального персонажа всë ещё можно спутать с каким- нибудь идеализируемым мифологическим героем. И это даже по-своему неплохо. Ведь добавляет автопортрету Артемизии (а мы склонны полагать, что это именно он) мощный символический оттенок.
Это сильно, это красиво, это вдохновляет и восхищает зрителя точно так же, как и четыре с лишним века назад. Техникой, страстью автора, оригинальностью подхода.
Ах да, чуть не забыли: поводом вспомнить об этой работе для нас послужил день рождения Артемизии Джентилески. Сегодня с момента еë первого самостоятельного вдоха исполняется 429 лет. Повезло, что нам о нëм напомнили.
Автор: Лёля Городная
