Всем привет!
В недавнем прямом эфире я поделился: мой отец, пилот гражданской авиации с тридцатишестилетним стажем периодически записывает воспоминания о прожитых годах. И делает он это не так часто, как мне хотелось бы. В качестве способа мотивации я "пригрозил" опубликовать выдержки из уже написанного (в лёгкой собственной редакции).
Сегодня я исполняю обещанную "угрозу" :) Итак, повествование отца о периоде учёбы в Бугурусланском лётном училище (1970-1972). Рассказ интересен не столько восторгами от полётов (собственно, слов об этом и нет), сколько описанием курсантского быта тех лет.
Надеюсь на позитивную встречу и, как следствие - продолжение рассказов!
БЛУГА - Бугурусланское лётное училище гражданской авиации.
22 августа 1970 года начался мой путь в самостоятельную жизнь. Из Рубцовска до Новосибирска меня провожали мама и младший брат Саша, ему на ту пору было семь лет. Ранним утром 23 августа, простившись с родными, я шагнул через турникет аэропорта Толмачево в салон самолета Ан-10, который через несколько часов доставил меня в город Куйбышев (ныне Самара).
Из аэропорта я поехал на железнодорожный вокзал, где выяснилось, что билетов на поезда в сторону Бугуруслана нет и не предвидится. С парой примкнувших ребят, тоже курсантов, стали искать способы добраться до заветной цели. Добрые люди подсказали, что до ст. Похвистнево ходит электричка, а от станции до Бугуруслана порядка двадцати пяти километров. Этим советом мы и воспользовались. Уже и не помню, каким видом транспорта добрались до училища, но к вечеру были на проходной по адресу улица Ленинградская, дом 9. Это место именовалось "Батальоном".
Показали свои направления на учёбу дежурному офицеру и очутились на территории Бугурусланского лётного училища. Штаб в столь позднее время уже не работал, тем не менее всех определили в казарму. Первую ночь пришлось ночевать на голых панцирных сетках.
-Ну, здравствуй, авиация! – сказал я, пытаясь устроиться поудобнее, и вскоре примкнул к уже сопевшим и похрапывающим однокашникам.
На следующее утро состоялся общий сбор прибывших ребят – построение и распределение по ротам. В батальоне было четыре роты, каждая по сто - сто десять человек при нормативе сто. Перебор объяснялся просто: наряду с пацанами, поступившими по конкурсу, в училище приехали и дети своих высокопоставленных родителей, надеявшихся, что им повезёт закрепиться в постоянном составе курсантов. Так и получилось – хоть мы все и прошли уже медицинскую комиссию во ВЛЭК в своих управлениях гражданской авиации, но повторное прохождение ВЛЭК уже в лётном училище было, тем не менее, обязательным. И часть курсантов была признана негодной к обучению лётной работе. Не повезло!
Сам я тоже чуть не попал под раздачу. Дело в том, что на медкомиссии в Новосибирске терапевт обнаружила шумы в сердце. Где находилась эта «точка Боткина» мне до сих пор неизвестно, но заставила изрядно поволноваться – именно в ней прослушивался шум, не усиливавшийся при нагрузке. Изучив моё медицинское дело, терапевт ВЛЭК лётного училища назначила мне дополнительную процедуру – прохождение фонокардиографии сердца, благо аппаратура была здесь же. После прохождения меня отправили в роту, сказав прийти за результатом на следующий день с утра. Дело в том, что председателя в этот момент не было, а его слово и как специалиста–терапевта, и как начальника, было конечным.
Грустный и унылый, рассказав своим новым товарищам, что еду домой, начал собирать вещи и даже успел сдать пару учебников в библиотеку. Спал плохо. Мало того, придя утром к кабинету, пришлось ещё и ждать, когда позовут. Наконец, меня вызвали. Захожу в кабинет, за столом сидит председатель по фамилии Копть. Рядом та самая женщина-терапевт. Здороваюсь. Молча подают мне медицинскую книжку, я беру её в руки и спрашиваю:
- Мне уезжать ?
Взгляд из под очков:
- Иди учись!
"Иди учись!.." Тут же у меня выросли два крыла!
- Спасибо!!! – воскликнул я и помчался из кабинета радостный, едва не споткнувшись о порог.
Позже я узнал, что бывает у юношей функциональный шум сердца в определённой точке (точке Боткина), исчезающий по мере взросления – это и случилось со мной.
***
С 1 сентября начались занятия в УЛО (Учебно-лётный отдел), к тому времени все курсанты были острижены под «ноль» ( то есть налысо), одеты, обуты в соответствующее обмундирование. Надо сказать, экипированы были неплохо: нижнее бельё - кальсоны и рубаха из белой тонкой бязи, х/б для повседневных занятий, парадно-выходные шерстяные брюки и китель со стоячим воротничком, который обязательно надо было подшивать белым материалом (родители потом прислали впрок), фуражка авиационная, шапка и шинель (чёрное шерстяное сукно) для зимы. Обувь – классическая на все времена, как было принято в СССР – кирзовые ботинки, в курсантское среде получивших название "гады". Очевидно, чтобы врагов наших клятых по ту сторону океана запутать окончательно. Всё это подшивалось, перешивалось и укорачивалось подручными средствами буквально на коленке. Шинели, как правило, обрезались, ибо были согласно Устава - до самых пят.
Сентябрь и октябрь… Учёба на измор: отчисляли за текущие две двойки – ведь надо было войти в численный, согласно норматива, состав роты в сто человек. Параллельно с учёбой велась и строевая подготовка, правда, началась она ещё раньше, до первого сентября – когда первокурсников собрали аж четыре роты, их надо было чем-то занимать, чтобы предотвратить разброд и шатания. Наряд по кухне, уборка территории, строевая подготовка, дежурство по роте, дневальный наряд, изучение военного строевого Устава – всё это было введено в обязанности и требовало исполнения. Командирами рот были военные офицеры в звании лейтенантов и старших лейтенантов с голубыми петлицами на отворотах пиджаков и шинелей. Старшин рот назначали из дембелей, старшины классных отделений и взводов – тоже из тех, кто отслужил. Столько было желающих меня и других вчерашних школьников построить, придравшись к чем-либо, наказать, вручить швабры или отправить на хозработы! Не служившим в армии автоматически присваивался статус салаг со всеми вытекающими последствиями.
Надо сказать, что грубой формы дедовщины не было, в "Батальоне" мы все были первокурсниками и приехали учиться, одержимые одной целью - стать пилотами. А вот тем ребятам-первокурсникам, кто был распределён в общежития Центрального аэродрома, повезло меньше. Там одновременно обучались второй курс и выпускной третий (замечу, что с нас началось обучение по программе 2 года 1 месяц против прежних 2 года 10 месяцев), так что "аэродромные" первокурсники сразу попали в разряд "китайцев" (так старшекурсники называли первокурсников). Им пришлось потрудней, но не критично. Просто столовая там была куда больше и требовалось больше картошки чистить на прокорм всей оравы, а чистить-то её кого послать? Правильно - «китайцев»! А часовыми с одностволками наперевес - кого на посты охраны поставить? Правильно – первый и второй курс. Третий же курс был уже почти дворянского сословия –если куда и приходилось в наряды, то только старшими, в караулы – начальниками и разводящими.
Да, территория лётного училища была закрытой. Увольнительные в город до принятия военной присяги не выдавали, но, как известно, курсант дыру в заборе всегда найдёт – бывшие армейцы по привычке бегали в самоволку. Ну и местные ребята тоже - к мамкам на пирожки с капустой. Бывало, что горели ребята на этом, а система кнута исправно работала до нового 1971 года – в итоге весной, из первоначальной численности моей второй роты в сто девять человек, в летний лётный лагерь (аэродром Завьяловка) приехали сто два курсанта первого курса обучения.
Приблизительный распорядок учебного дня был таким: в 6 часов утра подъём, туалет, физзарядка (как правило, на улице). Затем шли на завтрак, после него – учебные занятия, обед, самоподготовка, ужин, свободное время и где-то в 23 часа – отбой. Суббота, воскресенье – выходные, подъём был на час позже. Единообразные курсантские будни, разбавленные увольнительными в город: кино-мороженое, прогулка по так называемому "Броду" ("Бродвею" – так прозвали центральную улицу) с заходом на городской рынок, где находилась пельменная и была возможность покушать то, чего отродясь не было в меню курсантской столовой.
Осенью нас пару раз вывозили на уборку картофеля в какой-то из пригородных колхозов, даже с ночёвкой. И вот там я впервые узнал, что такое баня "по-чёрному". Особого восторга, признаться, не испытал, но тем не менее запомнил. В парной на полу разводился огонь, в котором нагревали камни. После того, как камни, и вместе с ними помещение, нагревались, угли выносились и можно было париться-мыться. Отмечу, что в той мордовской деревне не было электричества. В принципе, курсанту оно было и не нужно – после баньки падали на пол и засыпали на тюфяках с соломой, накрывшись шинелями. Курсантский молодецкий сон ведь крепок и беспробуден, разве только по нужде проснуться.
Итак, учились мы, учились и доучились до Нового Года. Не помню, были ли какие-то длинные выходные, но новогодний вечер и ёлка были. У нас на втором этаже здания был актовый, и по совместительству кинозал, в котором проводились подобные мероприятия.
Свой первый Новый Год вне стен отчего дома я провёл, стоя у тумбочки дневальным. Что поделать, учёба - учёбой, а служба есть служба По-моему, тогда я подменил товарища, который дружил с местной девушкой и пригласил её на новогодний вечер.
Работа дневального выглядела так: тумбочка-пост у входа в помещение роты, и его надо было охранять денно и нощно, да так, чтобы муха не пролетела и враг не проскочил! Короче, пост крайне ответственный, смена каждые, дай бог памяти, три часа, проверки старшими лицами (дежурным по училищу) офицерского состава – всё как положено. Для уснувших на ответственном посту – три наряда вне очереди, благо в местах отработки нехватки не было.
***
Для разнообразия культурной жизни курсантов среди четырёх рот Батальона был организованы соревнования по образу КВН - по-моему, к 23 февраля или к Дню ГВФ, точно не помню. Моё участие в нём свелось к написанию сценария и кратких выступлений в составе команды. Вот тогда мной в муках творчества был рождён афоризм, который к великому моему сожалению не был оформлен надлежащим образом и пошёл гулять по отрядам и годам отдельной от автора жизнью: "Один курсант из БЛУГА заменяет два плуга́, а если в руки дать лопату, то заменит экскаватор!" Как вы уже догадываетесь, курсанты часто отправлялись на хозработы вне стен училища - не знаю, решали они личные проблемы офицерского начальства или общегородские коммунальные.
Ближе к марту учёба в УЛО разнообразилась прохождением подготовки на тренажёре самолёта АН-2, для чего приходилось ездить на Центральный аэродром, где находился тренажёрный комплекс. Особого напряжения полёты не вызывали, я был обучаемым курсантом и, научившись летать по приборам, стал чувствовать себя почти что пилотом.
Наконец, в мае всех первокурсников Батальона развезли по летним лагерям Асекеево, Абдулино, Куроедово, Завьяловка. Роты влились в отряды и стали называться авиаэскадрильями. Моя вторая рота влилась во второй летный отряд в АЭ 1 и 2 и состояла из курсантов-старшекурсников, приехавших на лётную практику с Центрального аэродрома. Итого было нас порядка двух сотен человек в летней казарме с земляным полом, разделённой тонкой перегородкой. В каждой половине стояли двухъярусные койки с панцирными сетками и прикроватными тумбочками, на улице – умывальники и туалет типа "общественный сортир" с дырками в полу. Курсантская столовая была вместимостью на сто посадочных мест, поэтому питались в две смены. Для инструкторского и технического состава недалеко стояли отдельные домики–кубрики. Каждая авиационная эскадрилья делилась на три лётных звена и группы.
Пилотом-инструктором моей лётной группы был Бойков Виктор Вениаминович, он и начал обучать нас, десятерых желторотиков, лётному мастерству. Правда, недолго - полетав с нами месяц, однажды на выходных в городе угодил под "Жигули" и сломал ногу. Интересным фактом в этом ДТП было то, что за рулём автомобиля находился начальник училища Флоринский Сергей Владимирович. В общем, наш инструктор выпал из процесса обучения, правда, до происшествия успев выпустить в первые самостоятельные полёты старшину лётной группы и меня.
Наша лётная группа пошла «по рукам», и до сентября у нас было два инструктора: Эдик Нерсесян и Радаев В. В., с которыми мы и закончили летнюю программу обучения.
Улыбается парень чуть-чуть ошалело,
Мокрый лоб свой взволнованно трёт,
Сам не верит ещё, что сегодня он сделал,
Без инструктора, первый – свой первый полёт!
Шесть кругов открутила секундная стрелка,
Шесть коротких и длинных, но важных минут,
Тех минут, для которых не сыщешь оценки,
Как не сможешь забыть этот первый маршрут!
Будет много полётов – и дальше и выше,
Всё же этот – единственно главный из них,
Паренёк на профессию лётную вышел,
И волнует его этот первый успех!
На приборной доске задрожат циферблаты,
И раздастся в эфире команда «Вам взлёт!»
Принимай поздравления племя крылатых,
В это доброе утро родился пилот!
(Хотел бы я назваться автором стиха, но это не моё – автор, к сожалению, мне неизвестен).
После летних полётов, к сентябрю 1971 года наш лётный отряд вернулся в общежитие Центрального аэродрома, где наша авиаэскадрилья (уже второкурсники!) получила прописку на первом этаже из двух в казарме напротив здания учебно-лётного отряда.
Вновь начались занятия и шли вплоть до второй половины октября, когда всему курсу были объявлены месячные каникулы и выданы отпускные в количестве 30 рублей, чтобы ни в чём себе не отказывали.
Лётных отрядов на Центральном аэродроме было целых шесть, и чтобы шестьсот (!) курсантов не снесли разом небольшой бугурусланский железнодорожный вокзал, отъезд был распланирован на несколько дней. Кому-то надо было ехать на запад в сторону Куйбышева, кому–то в сторону Уфы, на восток. Я и мои друзья Саша Нагорный и земляк из Рубцовска Негонов Виталий доехали до Уфы, потом самолетом добрались до Толмачёво и затем из Новосибирска-Северного на Ил-14 долетели до Рубцовска.
Ура-а-а!!! Дома!!!
Месяц на домашних харчах пролетел незаметно, в конце ноября снова БЛУГА, снова рутина учебных дней: занятия, хозяйственные работы, наряды по кухне, в караул, увольнительные в город «брод» топтать.
Вспоминаются хозработы на Бугурусланском мясокомбинате, куда курсантов привлекали для загрузки замороженных туш в пульманы – вагоны рефрижераторы немецкого производства вместительностью до восьмидесяти тонн продукции. Обычно приезжали «покупатели» с мясокомбината, предлагали поработать за похлёбку и наличные деньги (на бригаду – 200 рублей за вагон). Набирались желающие - человек десять курсантов, и грузили вечерком, начиная с работы «в охотку» и до «падая с ног», но с чувством весомости заработанных 15-20 рублей.
Процесс выглядел следующим образом: туши висели в складах-холодильниках на крюках за лодыжку. Крюки, в свою очередь, находились на роликах, перемещавшихся по рельсе к выходу на платформу, у которой на рельсах стоял вагон–пульман (холодильник). Задача была следующей: сделав выбраковку, переместить тушу весом под 80 кг до конца рельса, сбросить её с него, после чего вдвоём поднять в вагон, где другие ребята подхватывали и укладывали в штабели. За смену получалось загрузить в вагон порядка 80 тонн, но с ног валились без сил.
Отдельно напишу о «выбраковке»: непонятно как, но в общем холодильнике хранились туши здоровых животных и животных с чернильным клеймом «туберкулёз» (а может, «бруцеллёз» - уже не помню). Задача была – здоровые туши по тельферу налево под загрузку, больные – направо в отбраковку. Как нам говорили работники – в переработку на костную муку… Пару-тройку раз на подработку и я выезжал – ну а что? Романтика же, а за неё ещё и деньги платят!!! Заработал на карманный радиоприёмник, который стал подспорьем в нарядах, да и вообще разнообразил курсантский быт.
Этой же зимой на Центральном аэродроме нам давали полёты на лыжах, можно сказать, ознакомительные.
Апрель 1972 года ознаменовался прохождением так называемых «лагерных сборов» - обязательный для будущих офицеров запаса период военной подготовки, когда курсантов на месяц переодевали в военную форму, и быт переходил под командование офицеров и строевого Устава. Занятия, разумеется, не прерывались, просто «военной дури» добавилось, вплоть до ночных подъёмов с отработкой одевания тридцать секунд, пока горит спичка. Если кто-то не успевал, следовала команда «отбой», и тренировка начиналась заново, и так до овладения техникой «одеться-раздеться» в совершенстве. В итоге научились все, вот только в жизни сей навык не пригодился никому, как и три выстрела из пистолета Макарова в овраге за стоянкой самолётов, где было обустроено так называемое стрельбище.
Тогда же в апреле мы прошли и парашютную подготовку (хоть парашютов в гражданской авиации и не предусмотрено). Дело в том, что каждый офицер запаса проходил подготовку ВУС 1514 "лётчик военно-транспортной авиации", в обязательную программу входили два прыжка с парашютом ПД-47. Нас учили укладывать парашют самим – ведь непреложным правилом был прыжок с самостоятельно уложенным парашютом. Укладка, разумеется, под присмотром инструктора. Прыгали летом в Наумовке – это второй аэродром в ведомстве 2-го лётного отряда, расположенный в паре километров от Завьяловки – основного аэродрома. Каждый курсант выполнил два обязательных прыжка, что в сумме с моими прошлыми, досаафовскими, довело общее число моих покиданий самолёта до пяти.
Там же в Наумовке выполнялись и ночные полёты по огням переносного ночного старта. Полёты эти выполнялись по кругу с инструктором в кабине, самостоятельных ночных полётов не было. Может и правильно –однодвигательный самолет как-никак…
В мае нас, считавшихся уже выпускным курсом, снова переместили в Завьяловку, где мы продолжили лётную программу подготовки. Рутинные полёты по кругам и НПП (низко-полетная полоса) для обучения «видеть» землю, то есть определять расстояние до неё в целях определения начала выравнивания перед приземлением, продолжились полетами в зону для отработки элементов виражей, полёт «от» и «на» радиостанцию в целях отработки радиоориентирования на местности с воздуха. Выполнялись и самостоятельные полёты в зону, в которых справа сидел такой же соплеменник- курсант.
Была у нас так называемая зона № 11, от Наумовки минут 10 полёта, ориентир - внизу заброшенная деревня, там никто не жил. Над ней мы и «крутились» , на высоте 1200 метров, отрабатывая элементы пилотирования. Инструктор поведал: радиоактивный след от взрыва атомной бомбы прошёл через эту деревню 14 сентября 1954 года
(подробней здесь: Операция «Снежок» Тоцкие учения с применением ядерного оружия в атмосфере).
То, что произошло 14 сентября 1954 года в Оренбургской области, долгие годы окружала плотная завеса секретности. В 9 часов 33 минуты над степью прогремел взрыв одной из самых мощных по тем временам ядерных бомб. Следом в наступление — мимо горящих в атомном пожаре лесов, снесенных с лица земли деревень — ринулись в атаку «восточные» войска. Как сейчас пишут в СМИ "самолеты, нанося удар по наземным целям, пересекали ножку ядерного гриба. В 10 км от эпицентра взрыва в радиоактивной пыли, среди расплавленного песка, держали оборону "западники". Снарядов и бомб в тот день было выпущено больше, чем при штурме Берлина"
Со всех участников учений была взята подписка о неразглашении государственной и военной тайны сроком на 25 лет.
Летом за лётной группой закрепили нового инструктора, который и довёл нас до выпуска. Долбилов Виктор Георгиевич, недавний выпускник БЛУГА, после выпуска направленный на инструкторские сборы в Академию гражданской в Ленинграде, отлетавший программу ввода в строй в училище. Возможно, любителям авиации эта фамилия покажется знакомой - его упомянул в одной из своих песен известный авиационный бард Вадим Захаров.
По программе каждому из нас необходимо было выполнить два полета по маршруту в аэропорты гражданской авиации (разумеется, под руководством инструктора). Не скажу, что их делалось двадцать на десять человек, каждому по два индивидуально, но каждые "туда-сюда" считалось двумя полётами для двух курсантов, а мне, как "особо одарённому", довелось сидеть в правом кресле второго пилота при посадке в Уральске, куда обычно летал 2-ой лётный отряд. Насчёт одарённости шучу, конечно (кто ж похвалит кроме себя любимого?) Но так-то основание было –запись в личном деле от начальника училища Флоринского С. В. с благодарностью за успешное освоение лётной программы. А появилась запись так: приехал начальник училища как-то на аэродром с плановой проверкой, и ему, как полагаю, подсунули не самого худшего курсанта, с которым он успешно слетал в зону и по итогам поблагодарил за полёт.
Тогда же летом нам дали по два вывозных полёта по так называемому «треугольнику» с инструктором и по одному самостоятельному (то есть с таким же курсантом в кабине). Маршрут протяженностью 160 километров (час полёта) образно представлял собой треугольник с фиксированными поворотными пунктами, при выполнении которого необходимо было вести радиообмен и, конечно же, визуальное ориентирование на маршруте. Таким образом, каждому курсанту давался один полёт в качестве командира в левом кресле и второй - в качестве второго пилота в правом.
Караулы и наряды по кухне продолжали быть неотъемлемой чертой курсантских будней второго курса. Дело в том, что на втором году нашего обучения старшекурсники выпустились, и наш курс остался один на всё лето вплоть до конца августа, когда в училище начали приезжать первокурсники.
В Завьяловке было два поста караульной службы - один на въезде в лагерь, второй был связан с охраной линейки самолётов, ночевавших на стоянках. Кроме того, на период ночных полётов в Наумовке тоже выставлялся ночной пост для охраны двух бортов и ночного старта. Ввиду удалённости постов, в караульной смене было два курсанта, каждому "постовому" полагалось по одноствольному ружью с пятью патронами. Четыре – потенциальным врагам, а последний, как полагается – себе. Шучу, конечно же.
Ночью посты проверялись - как начальником караула, так и дежурными по лагерю. Уснул на посту (и такое случалось)- получи наряд вне очереди! А уснуть в летнюю ночь курсанту – как за раз стакан воды выпить, уж очень сильно клонило звёздной тёплой ночью молодой организм ко сну, да так, что приходилось буквально спички в глаза вставлять. Пришлось научиться засыпать в пол глаза, в пол уха, что впоследствии пригодилось и в лётной работе.
Запомнился один казусный случай: часа два ночи, темень, моросящий дождь, я в плаще и с «ружжом» в обнимку спрятался под крылом… и вдруг шаги и тело в ночи!
- Стой, кто идёт!
Молчок. Вторым, согласно Уставу караульной службы, следует предупреждение. Взволнованно кричу:
- Стой, стрелять буду!
Голос:
- Часовой, постойте, не стреляйте –це ж я, ваш замполит Горбэнко!
Вот кто его погнал в такую дрянную погоду пост проверять, до сих пор уму моему "нерастяжимо". Конечно, я бы не выстрелил, но сам факт…
Однажды страх испытал в Наумовке, правда скорее не страх, а тревожность. На вечернем построении объявили, что с соседнего военного полигона в Тоцком (тот самый полигон, где были учения с применением ядерного взрыва в атмосфере), а это порядка ста километров от Наумовки, дезертировал солдат с автоматом. Возможен угон самолета, поэтому всем часовым держать повышенное внимание. А я в это время попал в часовые на пост охраны в Наумовку, и, хотя нас было двое, тревожность сохранялась – шутка ли…
Лучшее, что придумал – забраться на самолёт в район остекления фонаря кабины и занять круговую оборону. Убил двух зайцев – и себя обезопасил, и с самолёта видно фары машины, на которой приезжали ночью дежурный по лагерю с начальником караула с целью проверки несения поста.
Дней через десять тревогу отменили: то ли солдата изловили, то ли он поезд угнал вместо самолёта за границу – неведомо.
Итак, обучение подходило к концу. На государственный экзамен по лётной подготовке к нам приехали пилоты–производственники с инструкторским допуском. Цель проверки проста: определить готовность выпускника выполнять полёты в производственных условиях. Пара полётов по кругу и один по треугольному маршруту, заменивший рейсовый. Оценка «пять» - моя.
В середине сентября мы вернулись на Центральный аэродром, где обозначилась финишная прямая - сдача госэкзаменов по теории и один, тактика ВВС, на военной кафедре. В это же время нам выдали костюмы (пиджак, брюки, фуражки, рубашки, галстуки, шевроны нарукавные). Естественно, пиджаки ушивались, брюки клёшились (мода была тогда такая) в ателье.
Курьёзный случай запомнился на экзамене по тактике ВВС. Считалось, что предмет несёт в себе крайне секретную информацию, и хотя экзамен был устным, но для подготовки в качестве черновика выдавался листок тетради в клеточку с грифом «Секретно» и фамилией экзаменующегося. После сдачи экзамена при выходе из аудитории было обязательным этот черновик сдать, дабы секреты не попали в руки недружественного блока НАТО.
Так случилось, что один выпускник (бывший армеец, кстати) вынес его с экзамена по недоразумению и, более того, использовал в сортире по назначению. Когда недосчитались одного листка с грифом «секретно», начался шум. Потенциального «торговца секретами» довольно быстро вычислили. Казалось бы– возьми другой лист, печать в руках, поставь гриф «секретно», вложи в использованные – но нет! Начальник курса военной подготовки полковник Велижанин решил, очевидно, проучить курсанта и поставил условие: любыми путями доказывай, что ты не враг советского народа.
Пришлось бедному курсанту искать длинную проволоку и выуживать из уличного сортира злополучный лист бумаги, оттирать, разглаживать, предъявлять. Черновик после данной операции, естественно, уничтожили, подменив другим с необходимым грифом, но дурь сия в памяти осталась…
Этот экзамен был завершающим.
Торжественное мероприятие по вручению дипломов и пилотских свидетельств выпускникам нашего лётного отряда состоялось 2 октября 1972 года в Актовом зале УЛО Центрального Аэродрома. Вместе с напутствием к документам прилагались направления на работу – разумеется с учётом пожеланий каждого выпускника. Мой выбор был в Западно-сибирское Управление ГА (ЗСУ ГА), куда, собственно, и отбыл вместе с моим товарищем по училищу Нагорным Сашей и земляком–рубцовчанином Негоновым Виталием.
Прощание с другом
Ну так что ж, давай прощаться,
На прощанье жму «кардан»,
Нам ведь завтра выпускаться,
Друг мой, младший лейтенант!
Многое с тобой делили: хлеб, казарма, небо, дни,
Нас обоих породнили, а теперь вот – развели!
О шевронах мы мечтали – получили, нацепляли,
Ты готов к своёму взлёту - что ещё желать пилоту?
К звёздам руку протяни, нужную себе возьми,
Не бери, что ярко блещет – променяешь жизнь на вещи.
Пусть любимая твоя будет чистой как слеза,
Чтоб не ждала вас разлука - выбери для жизни друга!
Ну так что ж, давай прощаться,
На прощанье – дай «кардан».
Нам ведь завтра разъезжаться,
Друг мой, младший лейтенант!
(Моё стихотворение, написанное к выпуску. Не Пушкин – не судите строго)
Итак, вмиг свободные, как птицы в горизонтальном полёте, оперившиеся из желторотиков, разлетелись новоиспечённые пилоты Ан-2 из БЛУГА (которое, как вы помните, кроме лётной профессии, обучило курсанта заменять два плуга) по Союзу , чтобы...
Один из нас химичит в Кустанае,
Другой картошку возит в Магадан,
И будем кочевать мы как цыгане,
Но жизнь такая по душе всем нам…
БУГУРУСЛАН !
(Куплет из курсантской песни)
Я уже писал, что на первом курсе в роте было 109 человек. Выпустились в итоге 98. Усушка, утряска – кто по здоровью, кто по «залётам», по неуспеваемости. Был, к сожалению, и трагический случай, оборвавший молодую курсантскую жизнь старшины эскадрильи, бывшего моряка Коли Долгушина, родом с Камчатки.
На втором курсе, будучи в увольнении после отпуска, Николай гостил у местного курсанта, родители которого жили в Завьяловке, деревне в 12 километрах от летного училища. Возвращался в училище парень по темноте, пешком по шпалам железнодорожного пути, и был отброшен попутным поездом... не успел отскочить. Поднялся, и будучи дезориентированным, побрёл в обратную сторону. Второй состав довершил трагедию…
В Бугуруслане его и похоронили на кладбище у церкви. В июне 2016 года я посетил БЛУГА на праздновании 75-летия альма матер, пытался отыскать могилу, но не получилось, к сожалению.
Земля ему пухом!
Бугуруслан, тебя я не забуду,
Здесь первую посадку сделал сам,
И сам комэска крепко жал мне руку,
И рвалось моё сердце к небесам!
(Куплет из курсантской песни)
Мои командиры, давшие путёвку в жизнь:
- Командир Летного отряда ( «Комод»), на 1-ом курсе – Быценко ?. ?,
- Командир ЛО летом II курса – Борисов А. И.
- Комэски: Евстропов Михаил Евлампиевич, Сазонов Игорь Андреевич.
- Командир Звена: Шибанов Михаил Михайлович.
- Пилоты - инструкторы: Бойков Виктор Вениаминович, Нерсесян Эдуард, Радаев Виктор Васильевич, Долбилов Виктор Георгиевич.
С Сазоновым И. А., Шибановым М. М. , Долбиловым В. Г. общался на юбилее БЛУГА в 2016 году. Что интересно – то ли фамилия у меня редкая, то ли память у них у всех хорошая, но вспомнили меня сами. Игорь Андреевич Сазонов так и сына моего, Дениса, узнал – тот во время своего обучения был частым гостем у Игоря Андреевича, тогда инструктора тренажера Ан-2. Мне было очень неудобно перед своим инструктором – он подошёл ко мне и узнал первым.
Уже и не помню , на каких «лошадях» добирались мы с друзьями до Новосибирска после выпуска из училища, но, приехав, сразу направились в отдел кадров Управления гражданской авиации. Сильно там нашим пожеланиям не препятствовали, и всех троих перенаправили в Барнаульский объединенный авиационный отряд (БОАО), где, представившись руководству, разъехались по родным домам догуливать положенный после училища отпуск.
Записи в моей Трудовой книжке от 31 октября 1972 года начинаются так:
«Барнаульский Объединённый Авиаотряд. Принят на должность пилота Ан-2. пр. 205 31. 10. 72».
Ссылка на продолжение
Большое спасибо за внимание!
----------------------------------------------------------------------
Итак, это был рассказ моего отца об учёбе в Бугурусланском лётном училище образца 1970-1972 гг. Если вам вдруг покажется интересным сравнить его опыт с моим (1996-1998), то вот ссылка на рассказ:
Вся жизнь мечта, вся жизнь полёт!
Мои книги "Небесные истории" доступны на сайте Ридеро, а также ЛитРес, Озон, Амазон, Bookmate и других ресурсах.
Ссылка на авторскую страничку на Ридеро
Приятного чтения!
Эти и другие рассказы о лётной работе на канале Небесные истории
Понравился рассказ?
Пожалуйста, не забудьте нажать "большой палец вверх"!
Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить выход новой небесной истории!
" Аэропорты, гостиницы... Новосибирск"
"Аэропорты, гостиницы... Норильск"
" Сказка с грустным счастливым концом "