Котофеня

Обидно, когда тебя не воспринимают всерьез. В пожилом возрасте – особенно. Вера Петровна, сидя у окна наблюдала, как её сосед Артём помогает Зинаиде Николаевне с тяжёлыми сумками. Со стороны — сама доброта! Высокий, подтянутый молодой человек, всегда улыбающийся, всегда готовый помочь. Переехал в их старенькую пятиэтажку около полугода назад и сразу стал любимцем всех пенсионеров двора. Всех, кроме Веры Петровны. И её старого немецкого дога Рекса. — Вот опять выискивает жертву, — пробормотала она, поглаживая мощную голову Рекса, который глухо зарычал, увидев Артёма...

Нет, это не история о моей собаке. Это история о том, как чужое предательство и случайность изменили две жизни. Андрей смотрел на Барса и чувствовал только раздражение. Девять лет вместе. Девять лет этот пёс был рядом — и вот теперь Андрей не мог вынести даже его взгляда. — Да хватит уже скулить! — рявкнул он, захлопывая ноутбук. Барс поджал хвост. Он не понимал, почему хозяин больше не гладит его по голове, почему кричит и отталкивает. Последние два месяца всё изменилось. От Тани остался только запах на подушке, а Андрей словно превратился в другого человека...

Февральский вечер в Москве был особенно злым. Марина торопилась домой. День выдался тяжелым — два совещания, недовольный клиент и свежий развод, еще не успевший превратиться в привычную часть жизни. Мороз жалил лицо, заставляя жмуриться и прятать нос в шарф. Она почти пробежала автобусную остановку, когда что-то заставило её остановиться. Позже она не могла объяснить, почему обернулась. Просто почувствовала. В углу остановки, между лавкой и стеной стеклянного павильона, что-то шевелилось. Крошечное, еле видимое в вечерних сумерках...

Дождь лил как из ведра. Олег тяжело вздохнул, натянул капюшон и шагнул из тёплого магазина в холодную осень. Тяжёлые пакеты оттягивали руки – молоко, хлеб, макароны, немного овощей. Стандартный набор холостяка-трудоголика. В свои 48 жизнь его давно превратилась в рутину: работа, магазин, дом, телевизор, сон. И снова по кругу. Навстречу пробежала парочка, прикрываясь одним зонтом и смеясь. Олег скривился – весёлые, счастливые. Наверняка вечером они будут сидеть в своей квартирке, пить горячий чай и болтать ни о чём...

Олег прищурился, глядя на часы. До встречи оставалось сорок минут, а кафе было буквально в двух шагах. Можно было не торопиться. Он решил пройти через парк. Любил это место с детства — зелёное сердце города, где даже в будни можно спрятаться от суеты. Сегодня парк выглядел особенно умиротворённо: молодые мамы с колясками, пенсионеры на скамейках, какой-то художник у фонтана. И собаки. Много собак с хозяевами. Воспоминание кольнуло внезапно. Как давно он не думал о Рое? Год? Два? Нет, больше — целая вечность по человеческим меркам, а по собачьим...

Ноябрьское утро встретило Андрея Сергеевича промозглой сыростью. Он поднял воротник пальто, защищаясь от пронизывающего ветра, и ускорил шаг. До ветеринарной клиники, где он работал уже восемнадцатый год, оставалось метров триста. Издалека он заметил знакомые силуэты — у входа в клинику, прижавшись друг к другу, сидели четыре кошки. Завидев человека, они тут же разбежались. — Опять вы тут, оборванцы, — с притворной строгостью проворчал ветеринар, доставая ключи. У самого входа Андрей Сергеевич привычно нагнулся, чтобы подобрать пустые миски — пять металлических блюдец, начищенных до блеска...

Таня проснулась от настойчивого мяуканья. Открыла глаза и встретилась с янтарным взглядом кошки, сидевшей прямо у её подушки. Бусинка — так звали незваную квартирантку — требовательно мяукнула ещё раз. — Что, опять есть хочешь? — Таня со вздохом потянулась к прикроватной тумбочке и взглянула на часы. Шесть утра, а эта пушистая нахалка уже начала свой ежедневный концерт. На кухне Таня машинально достала кошачий корм, щедро насыпала его в миску и потянулась за телефоном. Двадцать восемь дней. Именно...

Майским утром спокойствие коттеджного поселка разорвал пронзительный женский крик: – Михаил Аркадьевич! Михаил Аркадьевич! Беда! Шестидесятилетний мужчина в бордовом халате поморщился, отложил чашку с кофе и недовольно взглянул на запыхавшуюся горничную. – Что случилось, Тамара? – Там, там, – Тамара пыталась отдышаться, – Рара Авис пропал! Михаил Аркадьевич удивленно приподнял бровь: – Кто пропал? – Собака ваша, тибетский мастиф. Вероника Олеговна сейчас там. Она велела вас позвать! Мужчина тяжело вздохнул и не спеша поднялся из-за стола...

Старый дом на Заречной улице обветшал так основательно, что казалось — он держится только на честном слове. Треснувший фундамент, облупившаяся до кирпича штукатурка и полусгнившие оконные рамы давно стали его визитной карточкой. Жильцы, годами привыкшие к постоянной сырости и затхлому запаху, уже даже не обращали внимания на вечные лужи в подъезде. — В этой развалюхе хоть потоп, хоть пожар — всё одно к одному, — любила приговаривать Валентина Петровна с третьего этажа, затыкая дырку в потолке ватой, когда в очередной раз начинало капать сверху...

Март в деревне Сосновка — это всегда лотерея. Никогда не знаешь, проснёшься ли ты под пение птиц и ласковое солнце или под вой метели и скрежет льдин, ломающихся на реке. В этот раз повезло угадать — весна наступала уверенно и напористо. Лёд на Соснянке почернел, истончился и начал трескаться с таким звуком, будто сама земля зевала, пробуждаясь от зимней спячки. Когда ещё шкодить так вольготно? Родителям не до тебя — у всех огороды, рассада, бабушкам тоже — все на завалинках греются, как старые кошки, под первыми лучами...

Деревня Соколово жила своей размеренной жизнью. Особенно неспешно дни текли в её дальнем конце, где на отшибе, почти у самого леса, одиноко стоял старый дом с покосившимся забором и ржавой калиткой. Здесь, в добровольном изгнании, обитал Иван Петрович Соколов — местный отшельник, бывший лесник, а ныне просто угрюмый старик, которого деревенские старались обходить стороной. Был конец октября. Холодный ветер срывал последние покрасневшие листья с деревьев и, словно насмехаясь, швырял их в лицо Анне...

Февраль в Сосновке выдался на редкость лютым. Снег скрипел под ногами так, словно кто-то специально подсыпал под него битое стекло, а морозный воздух обжигал лёгкие при каждом вдохе. В такие дни всё живое предпочитало найти укромное местечко и переждать холода. Но только не Лада (сразу будем называть ее так) — пёстрая дворняга с умными карими глазами и оборванным когда-то в драке ухом. Ей нельзя было отсиживаться в тепле. Ей нельзя было просто переждать. На ней лежала ответственность куда больше, чем выжить самой в эти лютые дни...