Котофеня

Таня привычно спускается по ступенькам в метро. Каждый день одно и то же – работа, магазин, дом. Сорок лет ей, а чувствует себя как будто восемьдесят. Развод – это такая штука, знаете ли. Вроде и освободилась от придурка–мужа, а на душе пустота какая–то. И вот идет она, думает о своем, как вдруг замирает. В углу, у самой стены, стоит мальчишка. Худющий. Грязный. И рядом с ним – собака. Тоже не ахти какая. Серая дворняжка с умными глазами. Перед ними на полу – стаканчик. Пластиковый такой. И в нем две монетки...

– Видишь, на чем богачка сегодня прикатила? – шептались девчонки, едва заметив белоснежный кроссовер с открытыми дверцами, из которого степенно выходила стройная блондинка. – Папочка опять побаловал принцессу? – фыркнула кто–то. – Небось к концу курса у неё будет автосалон. Алена поморщилась, наблюдая, как однокурсницы обсуждают Ксению Вольскую. Дочь известного банкира всегда держалась особняком – безупречная причёска, безукоризненный макияж, одежда с мировых подиумов. За три года учёбы Ксюша не сказала по сути никому ни слова...

– Убирайся с глаз моих долой! – рёв, треск ломающегося стула, жалобное мяуканье. – Тятя, не надо! – отчаянный крик десятилетней Маши. Но поздно. Рыська – белоснежная кошечка – уже летела с четвертого этажа, беспомощно барахтаясь в воздухе. Мгновение длилось вечность. Маша, прильнув к окну, наблюдала падение любимицы. Бабушка, сжав кулаки, стояла в дверном проеме. А отец? Отец уже снова потянулся за бутылкой, словно только что не произошло ничего страшного. Обычный день в их коммуналке. Как всегда, после получки...

– Да убери ты ее с моего дивана! – голос Светланы Михайловны резал слух. Домработница Марина кинулась к элитному итальянскому дивану. С хозяйкой шутки плохи. Может и на улицу выставить, если что не так. Вечно она цепляется к этой кошке. А зачем тогда брали, если не нравится? Но Марина эти вопросы задавать не смела – работа нужна. Тик–так, тик–так – дорогие швейцарские часы отмеряли минуты томительного дня. За панорамными окнами – снег, белый и равнодушный, как души хозяев квартиры. Принцесса Жозефина...

Автобус дёрнулся, жутко скрипнули тормоза, пассажиры заворчали. В салоне что-то с грохотом покатилось по полу. Запахло гарью. — Опять этот проклятый кот! — выругался водитель Григорий Михайлович, вытирая пот со лба дрожащей рукой. — Который раз за месяц! Пассажиры недовольно зашумели. В переднем ряду пожилая женщина в платке возмущённо замахала сумкой: — Да что же это такое?! Едем как в фильме ужасов каком-то! А полосатый кот, будто ничего не произошло, величественно сидел прямо перед автобусом и невозмутимо лизал лапу...

Катя проснулась от детского плача. Маленькая Софья опять не спала всю ночь - режутся зубки. А еще эти кошмары... Уже восемь месяцев, как Андрея не стало, а во сне он все приходит. - Потерпи, доченька моя, - прошептала она, беря малышку на руки. - Как-нибудь управимся. Управляться приходилось в одиночку. Свекор после смерти сына запил и связаться с ним было невозможно. Мама жила далеко, в деревне, сама болела. А подружки... Поначалу-то помогали, а потом каждая в свою жизнь ушла, свои хлопоты появились...

Возле контейнеров для мусора стояла картонная коробка. Промокшая, со следами грязи по краям. А рядом с ней лежала собака. Огромный пёс растянулся на холодном асфальте, положив массивную голову на передние лапы. Тёмно-коричневая шерсть висела клочьями, на правом боку виднелась незажившая царапина. Костлявые бёдра торчали под кожей. Взгляд был мутным, но внимательным. Полосатая кошка из ближайшего магазина попыталась подойти к коробке. Пёс медленно приподнял голову – каждое движение давалось ему с трудом...

— Ну что же это такое! — Светлана Игоревна в сердцах ударила кулаком по рулю своей малолитражки. — Опять эта псина! — Мама, осторожнее! — Катя инстинктивно схватилась за ручку двери. — Она же не виновата. Машина резко затормозила в нескольких сантиметрах от большой рыжей собаки, которая неподвижно стояла посреди узкой дороги. Овчарка даже не дрогнула — лишь повернула голову в сторону автомобиля и посмотрела прямо в глаза водителю. В её карих глазах читалась какая-то странная решимость. — Четвёртый раз за месяц! — процедила сквозь зубы Светлана Игоревна, нервно поправляя очки...

Жил–был в нашем городе парень по имени Антон. Обычный, в общем–то, человек – системный программист с вечно растрёпанными волосами и чашкой кофе в руках. Квартира–студия на окраине, тихая размеренная жизнь. И была у него собачка – рыжий сеттер Белка – единственное существо, которое вносило в его серые будни хоть каплю радости. – Ну что, красавица, погуляем? – спрашивал Антон каждый вечер, доставая поводок. А Белка... Носилась по квартире как ураган, стоило ей только увидеть поводок. Прыгала, лаяла, крутилась волчком...

А Валентина Степановна поднесла к глазам очки и недоверчиво посмотрела на соседку через забор. - Елена Юрьевна, ты серьёзно собираешься вот так просто уехать? Та даже не обернулась, продолжая швырять сумки в багажник дорогого джипа. - А что тут такого? Лето прошло. Пора в город. У её ног металась полосатая кошка Маруська, которую Елена подобрала в июне. Животное явно чувствовало неладное - носилось взад-вперёд, громко мяукало, пыталось запрыгнуть в машину. - А с ней-то что будешь делать? - Валентина Степановна кивнула на кошку...

Грязный дворовый кот с рваным ухом первым заметил знакомую фигуру в выцветшей куртке. Тихо мяукнул, выгнул спину – и вот уже вся кошачья компания потянулась к подъезду многоэтажки. Они знали расписание – ровно в семь утра. Каждый день, будь то дождь или снег. Андрей спускался по ступенькам, сжимая в руке два пакета из "Пятёрочки" – один с кошачьим кормом, другой с молоком. В кармане джинсов звякали мелочью остатки стипендии. — Ну здравствуйте, пушистые бандиты! — наклонился он к рыжему коту, которого мысленно окрестил Гарфилдом...

Будильник прозвенел ровно в шесть тридцать. Михаил тяжело открыл глаза, нашарил мобильник. За окном серый октябрь, дождливая хмарь. В душе – тоска беспросветная. Сорок пять лет на носу, а быт как у студента первокурсника: комнатушка на съёме, стены облупленные, кровать железная да стол шаткий. Единственное, что душу греет – снимок сына в рамочке. Память о былых временах, когда всё имело смысл. – Давай, Михаил Петрович, шевелись! – подгонял себя, натягивая застиранные носки. – Совещание через два часа, документы просмотреть нужно...