Оскар Грачёв. Лирософия

Памяти русского художника Андрея Егорова (1878 – 1954) Мы так привыкли, не внимая, смотреть печальное добро. А ночью тень глухонемая спускается в нутро Земли. Могила. Холмик. Пара строк. Две даты. И причал утраты. Глухонемой художник – бог – не смотрит на меня с холста. Глухонемая красота! Сверкает снег на колокольне. Застыл на воздухе язык. Немой художник зрит окольно глухой пейзаж: покой и воля. И пишет снег из века в век...

Древнее финских рун норманские письмена. Ясеневая аллея – таинственные имена. Ветки обнажённые. Павшая листва. Считываю руны с твоего лица… Твой норманский профиль, зов славянских глаз. Золотая осень – рунный пересказ, как варяги в жёны брали местных дев...

Ты – мой последний и единственный причал, куда я плыл через печаль как лист, не тонущий в воде… Вода осенняя – везде: и за окном и в памяти и на любом пространстве, ещё не занятом ни мрамором, ни льдом… Течёт осенняя вода и вёслами лучей закатных плещется как вёснами, которых может и не быть потом… Ты появилась осенью и осенью осталась – из четырёх времён даровано одно. За эту незаслуженную малость, не сетуя на старость и усталость, благодарить мне счастие досталось, что счастье мне осеннее дано…...

Кану камнем в неизвестность – по воде пойдут круги… Помяни меня, окрестность, добрым именем реки. Помяни меня, округа, тихим шелестом листа. Я пришёл… да вот откуда? чтоб вернуться… но куда? Бесконечности утроба дарит вечности покой… Помяни меня, природа, ветром во́ поле отпой...

Вкруг бывшего монастыря разлит покой осенних листьев. Никто не требует царя. И только говор интуристьев напоминает бунт стрельцов. Царевна Софья на крыльцо выносит собственное тело и молвит так: «Прости, Господь, что я престола захотела: то – не душа моя, а плоть…» И тает древнее поверье. Трещат деревья, как поленья в костре предзимнего заката. Пылают купола церквей...

Лиане Стуруа Сегодня мне приснился кипарис. А у лица лежала Ваша книжка – миниатюрное созвездие стихов… И кипарис был строен, как Парис, он плыл по во́лнам радиовселенной, за елью плыл он, словно за Еленой. А у лица лежала Ваша книжка – миниатюрное созвездие стихов… На фресках Джотто оживал миндаль, открытый Вами в крохотном Ассизи, и не было ни дали и ни близи. Лишь у лица лежала Ваша...

Река времён в своём стремленьи Уносит все дела людей И топит в пропасти забвенья Народы, царства и царей. А если что и остаётся Чрез звуки лиры и трубы, То вечности жерлом пожрётся И общей не уйдёт судьбы. Г. Державин, 1816 г. Читая Державина Река времён в своём стремленьи… А я сижу на берегу, вылавливаю устремленья, забыть которых не могу. Уносит все дела людей… А я – за удочкой веками и говорю себе: владей чужими добрыми делами. И топит в пропасти забвенья… Но я любимых берегу – и на соседнем берегу слежу исчезнувшие тени...

Есть в осени присутствие конца, но есть в ней и предчувствие начала. Незавершенность некая кольца. О, если б снова всё начать с начала! Но что-то начинается с конца. И в этом что-то – тайна перелёта и нота до: до-временна́я нота...

Второй Октябрь. Девяносто третий год. О, как хотела мразь понравиться Европе и Штатам: «Мы всех убьём! Вы только прикажите!» Нам приказали – вот и убиваем… Мразь торжествует! Но идёт расплата и Еврогейцам, и Великим Штатам. Второй Октябрь случился неспроста: два Октября – подобие Креста: Семнадцатый и Девяносто третий. Но с нами Бог в Божественном вертепе! Иисус подрос – и стал Христом: Он не оставит Русский Дом, уделом ставший Матери Его. Не нравится, что мы восстали, за нами Ленин и за нами Сталин! Россию мы однажды прозевали, потом Союз мы у себя украли...

За мёртвой колючей оградой полно безымянной травы… Россия, какой же наградой отмечены муки твои? «Двенадцать», смеясь по-шакальи, делили «тринадцатых» снедь – и трупы по трупам шагали… Так было… Так будет и впредь! Россия – Прекрасная Зона, могил накопившая впрок, окажется мертворождённа, поскольку роддом её – морг. И в этом общественном морге на тризне...

Спит мой Радонеж, спит посад. Сергий спит, да мощи не спят. Мощь России – в её мощах, молча бодрствующих в ночах. Радость, Радонеж, нежь и тишь. Лишь молитва да слёзы лишь. А под утро колокола Разгоняют призраков зла...

За мой народ, что был Твоим, я потихонечку молюсь: о Боже, смилуйся над ним и претвори Россию в Русь тех светлых Ра́донежских лет, откуда вышел Пересвет… 22 ноября 2001 г. Оскар Грачёв